брань около Смородины в защиту милой Родины.
медленно ли, коротко ли ехал Яван с братами (быстро, известно, чуть сказки сказываются, а не делаются дела), а толечко заехала ихняя троица прям говорить бес те куда. По пути следования немало царств-государств желание и просто ничьих пространств бес роздыху путного они прошпарили, потому как клубочек энтот очень непоседливым оказался, всё ходу, значит, наддавал и поесть согласен поспать даже толком им не давал. в конце концов выговор такая азартная Явану надоела изрядно… «Да гдеж это видано, – он воскликнул, – что бы весь опять живые ей-ей впридачу к тому молодой парни, будто ошпаренные, на тот знать бы устремлялися и безмозглому какому-то клубку подчинялися!» И стал он, Кагда появлялася в том надобность, клубочек болтливый ловить верно в имущество к себе его саживать, чтобы бес помех привалы дозволительно было бы совершать, купания весёлые приготовлять так с тамошними всякими обывателями сплетня интересные разговаривать. Так, не очень торопясь, все почитай обжитые места они и миновали. сеча около Смородины в защиту милой Родины.
век ли, коротко ли ехал Яван с братами (быстро, известно, только сказки сказываются, а не делаются дела), а толечко заехала ихняя троица прям говорить бес те куда. По пути следования немало царств-государств разумеется и просто ничьих пространств бес роздыху путного они прошпарили, потому как клубочек энтот очень непоседливым оказался, всё ходу, значит, наддавал и поесть верно поспать даже толком им не давал. напоследок выговор такая азартная Явану надоела изрядно… «Да гдеж это видано, – он воскликнул, – что бы совершенно паки живые истинно впридачу к тому молодой парни, будто ошпаренные, на тот аристократия бы устремлялися и безмозглому какому-то клубку подчинялися!» И стал он, Кагда появлялася в том надобность, клубочек болтливый ловить желание в мешок к себе его саживать, с целью бес помех привалы дозволено было бы совершать, купания весёлые предпринимать ей-ей с тамошними всякими обывателями сплетня интересные разговаривать. Так, не очень торопясь, все почитай обжитые места они и миновали.
И приехали братья к концу в такущую дикущую тмутаракань, что ни намереваться ни взгадать, а только языком рассказать. Ни дорог, в общем, нигде, ни пути – трудно кататься истинно идти. Но надо. Глядят окрест братья, а по сторонам много высоченные взгромождаются, невиданные животные между чащоб прорыскивают, чудные птицы в небесах парят, согласен огненные глаза из дебрей горят… А кроме к этому чудный зеленоватый облако неожиданно на землю вскорости пал. тогда первый встречный бы заплутал, только Праведов клубочек и в темноте, будто факел, светится: по камням подпрыгивает, ухабы разумеется рытвины перепрыгивает, зa собою ватагу удалую зовёт – такой-то не подведёт…
Ехали они так, ехали, не одну отсутствовать объехали, ей-ей быстро хотели было остановиться, Но внезапно мгла стал впереди расходиться, а после зарево огненное вдалеке показалось, и жаром даже на них пахнуло – как бы из самого ада дохнуло. Проехали они кроме чуток, будущий глянули – мать честная! – по равнине огненная течёт река, и раскалённые её волны в земля каменный да и плещут верно зловещими бликами окрест блещут… А сквозь реку мостить навроде как здоровый перекинут на ту сторону, разумеется вот только проехать по нему нельзя – зажариться можно: от пламени ведь речного он даже добела раскалился. И как в таком случае им поступить?.. А клубочек – то внезапно заторопился, с удвоенной прытью к мосту устремился, подкатывается к нему быстро – прыг-скок на раскалённую поверхность, желание с отверстие удалять и исчез. Видать, сгорел, неестественный пострел…
– Эка же ты уродина, река, стало быть быть, Смородина!.. – воскликнул Яваха в досаде, на пламя сощурившись глядя.
Да-а-а… Не стали братья лететь кроме – чегой-то не схотели. ей-ей и кони под ними всхрапели и пенными губами удила закусили, таким манером ранить всадников попросили. Поозиралися путешественники по окрестностям, глядь – домик невеликенький стоит недалече! С виду здание вроде как дом: стены около него из камней сложены, крутая крыша черепицей красной покрыта, а дверь – вовнутрь открыта. Подъехали они к сему домику, с коней сходят, вовнутрь с опаской заходят, глядь – никого не видать… Вышли из, хозяев позвали, посвистом громким посвистали, а – ни гу-гу, примерно кинули хата обитатели на пользу врагу. Чтож, порешили брательники на жилище тута покамест остановиться, передохнуть слегка, а быстро опосля тово гомониться согласен чё кроме делать, решать…
И то верно: путь-то нелёгким доселя был, коням ноги он поубил.
– Авось пламя-то и поуляжется, – говорит братанам Яван. – Тогда, может статься, по мосту сему и удастся нам пробраться… Только вот чего: нуждаться нам сторожа около него поставить, а то неровён час – внезапно ей-ей с той стороны на нашу сторонку какой враг поедет истинно на спящих на нас и наедет! Не к лицу богатырям себя зазря подставлять, да что часового поочереди будем выставлять…
Гордяй тогда охранять мостить и взялся. Первым, говорит, отстою и после отдыхать завалюсь… Прихватил он меч мой вострый и отправился, зевая, на часах стоять, а Яван со Смиряем в хатке на ночлег осталися. Сел царевич от моста далеко на горке, посидел, посидел и неожиданно наблюдает, что пламя-то и действительно затихает. Ага! Затихает-затихает, а тогда и очень затихло. Потекла в реке водица на очертание обыкновенная, только тёмная в ночной мгле.И мостить потемнел, ссориться шибко стал. А тогда и луна абсолютный за тучи показался.
«Как мостить остынет совсем, то братьёв разбужу так точно и поедем!» – думает Гордяй радостно. Присел он пока на камень переждать, а тогда внезапно вялый близко как каркнет. Оборотился туда Гордяй, смотрит удивлённо – старушка до ним стоит сгорбленная. Сама старая-престарая, волосы около неё седые, глазки маленькие, колючие, а нос-то большой согласен вниз загнутый острым крючком…
– Здравствуй, сокол выше- пластичный Гордяй-царевич! – говорит ему злой очень приветливо. – вероятно притомился в дороге-то, служащий удалой? начинать ей-ей ничего, это профессия поправимое. Не желаешь ли, красавец, силушку богатырскую восстановить – мово зелена-вина испробовать-испить?
– Это что к тому же зa удивительный такое? – царевича удивление тогда взяло. – около нас в Рассиянии морс, квас правда травяной отвар потребляют, а зелена-вина отродясь не пивали – и слыхом о таком не слыхивали правда в глаза не видали!
– Эх-хе-хе, темнота! А опять царевичем называется! – Карга старая над Гордяем издевается. – На-ка вон выпей! Отведаешь – не пожалеешь, одновременно поумнеешь: да заберёт, что не отпустит, печаль — нужду в твою голову более не пустит!
И протягивает ему бутыль немалую. Тот её взял, вытащил затычку зубами желание и хлебанул с горла зелена-этого-вина. И – у-у-у! – понравилось оно разом ему, вот он всю-то бутыль с устатку и вылакал. А как опорожнил посудину до дна, то в головушке около него зашумело, на душе отчегось зазверело, дурным голосом он заревел и позабыл обо всём на свете: напился, зараза, пьян, завалился, подлец, в бурьян, правда и заснул себе, точный мертвяк – только храп на всю округу раскатился…
А Явану отчего-то не спится. Смиряй тот одним приемом заснул, а Ванюха и да и эдак с боку на край поворачивается – начинать ни в какую… Порешил он тем временем встать, прогуляться мелочь по окрестностям так к реке посещать посмотреть, а то чегой-то неожиданно стало быть тихо – не случилося б какого лиха… Взял палицу – и вон. Наружу выходит, глядь – а река-то погасла, дозволительно вроде ехать. Только Гордяй-то где? Поискал его куда ни кинь Ваня и нашёл-таки, а тот-то, паразит, спит, и дрянью некоторый от него разит. Попробовал его возница ото сна разбудить, желание гораздо там – легче, наверное, дерево деревянный оживить было, чем истукана этого ужратого в чувствование привести! Плюнул Яваха в сердцах, смотрит – а мост-то остыл уже вовсе, рейс на тот земля готовый… И внезапно слышит он – не то грохот, не то взрыв – с той сторонушки звук некоторый чудный раздаётся, и топот стеснительный приближается, так точно пылища впридачу паки вздымается. Что там, смекает, зa нелепость грядёт такая? И видит тогда Ваня – подъезжает к мосту сквозь реку потрясающий человек: едет на огромном чёрном коне чудо-великан. Детина был он рослый, сажени в полторы высотою, место весь в броню сверкающую закованный, а близко с его конём пёс, одинаковый чёрный, трусцою бежал, разумеется грязный же коршун над главою евоной круги наматывал…
Ступил лошадь великий на мостить так и споткнулся, да что всадник в седле своём покачнулся. Коршун же хищный над ним в этом случае встрепенулся, а собака косматый лишь с ума не сошёл – лаем грозным даже место изошёл…
– Это ты чего, фарш колбасный, здесь спотыкаешься? – загремел рассерженно великан, плетью коня по бокам охаживая, – Может, противничка мне учуял, волчья ты сыть? Ха! да гдеж ему тута быть?! 1 только что Явашка Коровяшка мог бы со мною чуток потягаться, желание не пространство ему здеся шляться! Пускай к тому же подрастёт разумеется молочка свово пососёт, а то озлюсь, наеду, перееду и дальше поеду!
Яваха таких речей не стерпел. Палицу быстро он – хвать, к реке – шасть, на мостить вылазит истинно дорожку прямоезжую чуде-юде и перегораживает.
– А ну-ка стой, стервец! – вскричал он голосом молодецким. – На эту сторону переезду нету! Что ты питаться зa хамло такое, что на белоснежный свет, обнаглевши, роешь? Почто после мостить буром тогда прёшь, чёрт-те что врёшь желание паки разрешения около людей не спрашиваешь? А?!!
Осадил великанище коня, поглядел на Явана гордо и рассмеялся язвительно. И от его смеха противного по округе торчком шум раскатился. Пригляделся к нему близко Ваня – ну, думает, ты и безобразный! умный около громадины была как бочка, носяра как кочка, во лбище единый глазище лютым пламенем даже шкворчит, ей-ей впридачу над ним рожище резкий торчмя торчит. Пасть, гад, раззявил смеясь – вуй! – зубья, что частокол, щерятся! И как с таким будешь силушкой меряться?..
– так точно как ты смеешь, козявка ты двуногая, – заорал циклопище прегромко, – мне, самому Грубовору, сыну Чёрного Царя, дорогу тогда опять загораживать?! Я вот немедленно тебя, как червяка жалкого, раздавлю желание псине своей и скормлю!
– Хэ! Давилка около тебя паки не отросла, чудовище ты пучеглазое! – взъярился очень Ваня, хуления неучтивые услыхавши, – Сделавши занятие – хвались, а не сделавши – крепись, конечно отсюдова катись! Понял, не?
Оторопело чудище-юдище от такой наглости нежданной, лобище нахмурило, глазищем заморгало – болтовня говорить не может даже. А Яваха ему кроме на психику жмёт истинно дорогу кажет:
– Оглох что ли, лупоглазый? Тебе говорю! Вороти начинать конягу правда начинать отсюда тягу, а то как двину – одновременно копыта откинешь! Ну-у!! Улепётывай!!!
И зa палицу совершенно берётся. По всему-то было видать, что хотелося ему очень в драку встрять.
– А ты который еще раз такой, что бы меня здеся стращать, так точно после этот мосток не пущать, а? – едва к концу исполин оклемался и оком недовольным на Явана уставился. – Ты следовательно невежда необыкновенный и тово не ведаешь, что я борец великий, и что мне досель людишки жалкие дерзкий не решалися, а уважали меня и боялися. А ну-ка, нахал, соглашаться отвечать, как тебя звать-то конечно величать!
Чтож, Явану назваться не тяжко…
– А я, – он отвечает, – и кушать тот очень Явашка Коровяшка, на которого ты, бес рогатый, наехать-то хотел! Чё, к тому же не расхотел?
После слов сих Явановых грязный собака хвостяру поджал, заскулил и уходить убежал, а грязный коршун испуганно вскрикнул, в бог взвился разумеется с отверстие бросать и скрылся. Видит вояка-чертяка – дело-то серьёзное – надежда для него открылася грозная…
Почесал он себе задумчиво ряху конечно и пытает посля Яваху:
–Ну что, Яван Коровий дитя – драться с тобою будем, али может замиримся?
А Ваня ему:
– Не для тово я здесь оказался, что бы с вами, с чертями погаными, мировую заключать! водиться так точно лобызаться нам не ко времени – биться-сражаться будем до смерти!
Заёрзал циклоп в седле – вроде как неловкий ему стало быть сидеть. А после и говорит лишь ли даже не вежливо:
– Слушай, Яван, я вот чего не шутка тебе предлагаю: а ты на нашу сторону переходи-ка давай! Ага! Ты, я гляжу, наш-то парень: и силён зело, и как бес нахален. Таковые ведь из людей, бес сомненья, завсегда к нам имеют склоненье, нашенскую сторону они берут и в довольствии полном живут, причинность умные они и понимают: бороться с чертями – нельзя! бесполезный ведь это труд! Угу… А зa твою сознательность мы тебе и на белом свете великую дадим власть, и в посмертии тебя не оставим: как ровня, в аду с нами проживать будешь, и великие блага себе добудешь!
Яваха не отвечал. На граница глядел он, сощурившись верно усмехаясь, а тот, то видя, приободрился и с паки большим пылом заверять Ваню принялся:
– около вас ведь на белом свете – тьфу! – и порядка-то путного нету. полный бардак! Всяк бессильный мозгляк своим умишком около вас живёт, так точно равным знатным слывёт, а надобно, чтоб цари, князья и прочие господа нужно всеми прочими высоко стояли и мнить об общем благе как только себе позволяли. Вот это, скажу, будит чин – всем порядкам порядок! Тебя, начальник Яван, людишки как будто бога какого хвалить станут, всякое твоё термин со вниманием великим подслушивать не устанут, волю твою сполнять бес приказа не перестанут. Будут в ножки тебе служить раболепно так пятки тебе лизать. Хэ-Гэ! Власть, Яван, господство – вот где истая-то сласть! Ну!..
Тут Яваха на мостовую с чувством сплюнул правда твёрдым голосом властолюбцу сему и отвечает:
– Слышь ты, гад, – звать-то меня Яван Говяда, и мне начальник вашей поганой не надо! И твой чертячий чин нам, сынам Ра, бес надобности! Гдеж это я столько ума-то возьму, что бы зa всех-то помышлять Такого дела даже Ра себе не позволяет – Он нам по совести своей зимовать дозволяет. А я кроме личность ранний и около меня на данном этапе только зa себя определять ума и хватает…
– Тю! – развеселился грабитель злою радостью. – конечно ты, я гляжу, паря – дурак! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
– А это мы счас и проверим, который из нас больший-то дурак! – в ответки Ванята ему восклицает и палицу неспеша подымает. – Пущай Создатель нас в том рассудит!
Взревел циклопище голосом грубым, посвистом разбойничьим засвистал, булаву огромную над главою поднял верно на Явана и напал, будто ураган. А Яваха-то, не будь в самом деле дурачиною, в сторонку возьми так и отскочи, а после ка-а-к блызнет коню вражины свово по бочине! Греманулся коняга непомерный об землю и на месте околел, а гигант рогатый сквозь голову с коня сверзился конечно будущий кувырком полетел. тем не менее для своего размера и веса оказался он превесьмя шустр так резв. сразу на ноги бревноватые он подхватился верно врукопашную драться с Яваном яро схватился.
Ох и веселье тогда молодецкая началася! Палица-то Яванова с буловою великановой со страшной силой сшибаются, искры от их соударения целыми снопами разлетаются, а лица супротивничков гримасами напряжения искажаются. Ужасные шорох истинно звук по округе в отдалении раздаются, Но пара врага с каждой минутою снова лютее сражаются. Ни в чём наперсник другу не поддаются – насмерть бьются…
Долго они так-то там мутузились, ногами даже рытвины на край вспахали, а всё 1 другого ни за что не одолевали. Уже ночка кончалася, выразительный луна зa тучку зашёл, как интереса в этом бою для себя не нашел, а около них ничья желание ничья… едва изловчился проворный Ваня, по булаве врага что лакомиться моченьки вдарил, а она тресь – и переломилась. Яван о ту пору палицей крутанул так точно башчищу потную с плечищ циклоповых и рубанул. Грохнулся убиённый бес оземь, и смелость с него вон… так такой-то тяжкий и вонючий энтот духан оказался, что около Ванюхи от его вдыхания плач горючие полилися согласен лишь ли корчи не началися. Подул тогда за реки воздушный ветерок, и эту вонищу на белоснежный аристократия отнесло. «Дело худое, – подумал витязь. – как бы человеки Земли духом этого паразита не заразилися!»
Ну конечно делать-то нечего – что срублено, то сроблено, как есть, да и есть. По нахалу и честь!
Вытер Яваха пот нагретый с чела, по сторонам огляделся и видит, что каналья Гордяй прежде в стороне дрыхнет. Ничё ему не помешало – ни шум, ни лязг, ни гром. Это приходится ж толкать(ся) таким чурбаном! Стал его Ваня будить-тормосить и насилу-то добудился. Опамятовался к концу брательничек, глаз продрал, помещение битвы увидал – исполняться начал: это на меня, мол, морок некоторый отличный нашёл, а то бы я тебе, Ванюша, на подмогу бы обязательно пришёл… Ну, Яван ему о случившемся в двух словах поведал, всё как поглощать изложил и укор зa головотяпство влепил. причинность что хотя не побил…
А быстро утро зарделось. Начала Смородина еще пламенеть, и от жару несусветного раскалился вновь мостить железный. Ни проехать тебе, ни выздоравливать – и другого нету пути. Вертаются братовья в хатку, глядят, а там Смиряй от страху забился под лавку, ни жив, ни мёртв он лежит согласен будто заяц дрожит. Яваха ему отрубленную чертячью башку кажет – чего, мол, тот на это скажет, а Смиряйка врёт:
–Занемог я, Ванюша, ох и занемог! Руки-ноги откровенный заколодели, ни в какую не слушаются. Это, наверное, морок некоторый на меня нашёл, обуял меня, стиснул, а то бы я на выручку тебе бы пришёл, пособил бы тебе, вызволил…
«М-да, вояки…– смекает про себя Яваха. – Могучи чуть убивать баклуши. С такими навоюешь!» Позавтракали они харчами припасёнными, поспали чуток, после сызнова поели, после на реку огненну поглядели, разнообразных песен вдоволь попели – а тогда и вечер…
– Ну, ныне иди