Как на острове запретном избегали наши бед.
С удвоенной энергией ускорил Могол своё продвижение, норовя заветной цели достигнуть быстрее, и вскорости до острова Пекельного он долетел. Вот он под ними уже, объект долгожданный, а видимости-то и нету: туман… только что где далеко хребты гор чёрных над пеленою тумана торчали, начинать правда орлу-то туда стремиться не заказывали. Нырнул он в серую зыбь, махнул пару раз крыльями и на твердь около воды приземлился. земля был крутой вначале, весь усеянный гладкими камнями, и на него волны с ленцой накатывали и да же долго обратно отливали. Десантировалась Яванова армия не очень ладно, и об каменюки склизкие они все дерябнулись. А Ваня едва руку правую от орлиной лапищи оторвал, до тово вишь судорогой её страшно сжало. начинать ей-ей ничего: на песочек около воды самой спрыгнул он удачно и на берег, от волны отступая, отбежал.
Дружинники же его опосля перелёта стрессового даже окосели – где попадали, там и сели. И то сказать, удивительного здесь было мало, потому что вдвоем верных раза от смертушки неминучей они отбоярились и случайно, дозволено заметить, осталися живые. Даже Могол сильный ничем людей был не лучше: к земле он в бессильи припал и крылья во всю ширь распластал. Больше всех же пернатый устал…Как на острове запретном избегали наши бед.
С удвоенной энергией ускорил Могол своё продвижение, норовя заветной цели достигнуть быстрее, и вскорости до острова Пекельного он долетел. Вот он под ними уже, объект долгожданный, а видимости-то и нету: туман… как только местами далеко хребты гор чёрных над пеленою тумана торчали, начинать ей-ей орлу-то туда ехать не заказывали. Нырнул он в серую зыбь, махнул пару раз крыльями и на твердь около воды приземлился. земля был крутой вначале, весь усеянный гладкими камнями, и на него волны с ленцой накатывали и да же долго обратно отливали. Десантировалась Яванова армия не очень ладно, и об каменюки склизкие они все дерябнулись. А Ваня едва руку правую от орлиной лапищи оторвал, до тово вишь судорогой её крепко сжало. начинать ей-ей ничего: на песочек около воды самой спрыгнул он удачно и на берег, от волны отступая, отбежал.
Дружинники же его опосля перелёта стрессового даже окосели – где попадали, там и сели. И то сказать, удивительного здесь было мало, потому что чета верных раза от смертушки неминучей они отбоярились и случайно, дозволительно заметить, осталися живые. Даже Могол могущественный ничем людей был не лучше: к земле он в бессильи припал и крылья во всю ширь распластал. Больше всех же пернатый устал…
Ну вот, полежали они там всей компанией, подышали запаленно, смелость чуток перевели и сплетня завели.
–А это и действительно тот очень остров-то? – Яван Сильвану кидает вопрос. – А то может мы лажанулися разумеется не туда гораздо шибанулися? Хм, вот будит облом…
–Не сумлевайся, Ванёк! – лешак ему отвечает. – Маху не дали. гораздо следует попали.
–Эй, паря! – гаркнул Могол хрипато, поскольку не непомерно он кроме опамятовался. – Ты завязывай там сомневаться! около меня ошибок никогда не бывало, потому что я не вслепую тебе летаю, а со знанием. И вообще, – добавил он, на ноги восседая, широкие крылья на спине складывая и на людей, кроме лежащих, сверху поглядывая, – я вам не некоторый дурик, ага! – Я виртуоз возраст и правитель полёта! Доставил гораздо хотел, потому сюда и прилетел.
Тут и дружинники постепенно в себя-то пришли. Яван начало к Буривою подошёл, состоянием его ран озабоченный. Глянул он на бёдра царёвы изуродованные и удивился зело: мышцы его могучие былую форму уже вернули и были прежних на характер не хуже. Регенерировались, итиж его в клюз!
А Моголище тогда как раз отчего-то заинтересовался:
–Эй, а чьё я мясцо-то сожрал, в изнеможении находясь отпадном?
–А тебе зачем то приходится точно знать – Буривой настороженно орла спрашивает верно свои бёдра новые поглаживает.
–Отродясь ничто вкуснее я не едал! – Могол человечину стал нахваливать. – Объядение, ага! Не наобум черти людишек-то уважают: силоёмкие вы — страсть!
–Ну и что, орёл, с тово – и Яваха встрял в разговор. – Какая тебе от тово радость?
–Ха! Радость… А такая, что знай я ранее, какие вы сладкие, ни зa что бы на остров вас не доставлял! На месте бы всех поприел. Всех! Хе-хе-хе!
Возмущение нешутейное со стороны людей на наглого орла подействовало мало, и в улица его отнюдь не поставило: он только что хохочет, так измывается как хочет…
Яваха же громче всех возмущается:
–Что-то ты не то погнал, орляра ты жадная! самовластно вокабула дал, а в настоящее время нелепость вон ляпаешь! Неладно недавно около тебя получается: спасёнными честные орлы не питаются…
А Могола еще раз пуще в смех-то кидает:
–Хо-хо-хо-хо! Ох-хо-хо-хо! А ты откуда это знаешь-то? Ты ж вероятно не орёл, а?
И снова очень ухохатывается.
Взъярился в то время Яванище:
–Ты чего это тогда разошёлся, белопёрый? Ишь, живой нашёлся какой! Я вот чего те скажу, каплун ты глупый: манить меня Яван Говяда, и мне мозги дурить-то не надо! Не по клюву будит кус, орлина ты толстопузая! Понял, не, говнюк?!
–Тю!.. – воскликнул Могол, посуровевши вдруг. – А это мы счас посмотрим…
Сощурил он отверстие невинный раскосо правда – ты-с-с-сь! – лучик рафинированный из него метнулся стремительно, желание в валун, на коем Ваня посиживал, иглою вонзился. В тот же миг исчез каменюка массивный, испарился, а Ванюха, сверху грохнувшись, на задницу приземлился. И не успел он очнуться даже как следует, как Могол другим уже в него прицелился зенком. И опять малость – сь-сь-сь-сь! – уже в самого него устремился пребыстро!
Только вот же неожиданность: от траектории от своей он неожиданно отклонился и на смену Яванова лба… в палице его скрылся. На мгновение установилась тишина, а после только – чпасс! – шаричек такой огненный, с яблочко величиною, от волшебной Ванькиной палки отпочковался, туда истинно сюда пометался и… поплыл, потрескивая, к удивлённому лучеметателю. Вот приблизился к Моголу шар плавно и около башки его круги стал наматывать. Покружился эдак чуток, повращался, и видимо то орлу не понравилось, потому как он клюнул шаричек этот странный.
Во видуха-то была! как всклокочило неожиданно орлика нашего, как его встопорщило! как пошёл он, бедняга, искриться ясный так точно пламенем синим полыхать – начинать мама же родная!.. благотворение ещё, что недолго фейерверк этот сверкал: в 1 миг всё и пропало, только Моголка многострадальный с клювиком разверстым разумеется с глазыньками остекленелыми работать там остался – должно околодел от жару малость. А после отошёл он немного от пропариванья, рот захлопнул, перья уложил, ей-ей и говорит Явану голосом тихим:
–У… У… Усё понял я, Яван. А… А… желание на фиг пропал около меня.
Ванька же и виду не подал, что его прощает. Задницу он потёр, об скалы ударенную, и посмотрел на орла не очень-то ласково.
–А я это… – оживился тот и повысил голос. – Пошутил я. Ага. около меня и в мыслях не было вас-то жрать… желание на что вы мне – вот опять еда-то! Тьфу!.. Ой, извините, не тьфу – хорошие вы, вкусные… э-э-э… не то! Не вкусные… м-м-м… не по моему, то есть, вкусу! Чё мне снедать человеков – их и нет тогда нигде. Вот рыба – это да! Это еда! Её я уваживаю… Взглянуть к слову не желаете?
Оттолкнулся он мощно от валуна, на атмосфера взмыл и кругами над морем поплыл, а после вниз стремглаво спикировал истинно — брать когтями какую-то тварь! А это рыбища была большая, акуле огромной подобная. Вернулся любитель назад, на прежнее поприще уселся, согласен и принялся зa обед.
–Приятного аппетита! – пожелал ему, усмехаясь, Ваня и ватаге своей в энтузиазме предлагает:
–А не худо бы и нам, братва, пожрать-то?
Те тоже, естественно, в энтузиазме – проголодались-то страсть… сразу скатерушку они расстилают правда зa трапезу вместях-то и принимаются, и пока орлина рыбину свою потрошил, Упоище бочечку стовёдерную водицы из криницы осушил, а Ужорище трёх кабанчиков в утробу убрал. так и прочие-то наелись до отвала. А как покушали все они вволю, да предалися сиестному отдыху, потому как устали они дико зa перелёт. Ну, и совещание завели меж собою: перебалтываются о том согласен о сём, о виденном так пережитом…
Могол тогда и влез со своим вопросом:
–А скажи-ка, Яван, бес утайки: на кой ляд ты на остров запретный стремился попасть, и разве ты Чёрного Царя слабейшим себя полагаешь?.. Глупая это затея, какая-то весь ерунда! Раздавит тебя Черняк как клопа…
Яваха на то усмехнулся, шевелюру свою буйную чесанул и действительно болтовня орлу вертанул:
–А кроме я сюда пришёл, орлище, что не по нраву мне было в закуте своём отсиживаться, Кагда притеснитель опасный на Земле лиходействует правда каверзы устраивает. И по Прави учению о своей чуть шкуре заботиться – не преминуть лютее обжечься…
Подумал орлан, чего-то помозговал и вторично Явана пытает:
–А скажи-ка мне, герой Яван, неужто ж ты не знаешь, что мочь условия, богом нам данные, изменить, а дозволительно как только себя к условиям этим приноровить? В том-то и снедать настоящий значение жизни.
–Божьим условиям, говоришь? – Яван удивился. – Хм. если бы только так… А то ты непосредственно не ведаешь, что не всё, что творится, прямиком к Богу стремится! И такое ведь почасту встречается, что от Него удаляется. А опять и тупики… да что, орёл-орлище, неправду ты говоришь: к плохому и привыкать даже нечего – самовольно поплохеешь! А хорошее еще раз лучшим не худо будит сделать!
Не согласился с Яваном орлина. Видать, трудно было убедить исполина…
–А я да считаю, Яван, – препираясь с ним, он сказал, – что не стоит нам на нас окружающее направлять замного внимания: лучше себя причинность вероятно укреплять, а на прочих-то плевать… Вот взгляни-ка на меня! Нету сильнее, чем я, птицы! Меня даже грязный правитель боится! Всяк передо мною слаб, всему-то я рад, и нету мне в жизни преград…
Рассмеялся громко Яваха, похвальбу сию Моголову услыхавши.
–А ведь брешешь ты, Могол! – он сказал. – если себя тебе морочить нравится, то меня пускай бы бы не пытайся! Али ты уже запямятовал, как тебя вместях с нами шар подводный лишь было не схавал? около нас так-то говаривают: не хвались, что силён – встретишь и посильнее! Не хвались, что умён – встретишь и поумнее! А если на беду в дерьмо вляпаешься, то не малость помещать себя к говенному смраду, а почистить себя необходимо просто-напросто! Дерьму должность на огороде, а не на обуви так точно на одёже… Вот в этом-то и вкушать перемена доброе: каждому своё поляна в жизни поискать стоит – этим ты и себе лучше сделаешь, и систему чуток наладишь. да что перебарывать нуждаться дрянь, а не себя к нему приноравливать…
И Могол тожественный тогда засмеялся и даже громогласно заклекотал.
–Остёр ты, я вижу, на язык-то, Яван! – сказал он после голосом несогласным. – Только ты на дерьмо-то не кивай: дерьмо оно и снедать дерьмо.Отбросы! А наше тяжба в жизни говенной есть… лучшее для себя прихватить успеть. Вот в этом и полагается нам крепнуть. Вот да надо брать – хап!
И лапищей царап по камню для наглядности! И даже борозды глубокие когтями на нём процарапал. начинать около орла и лапа!..
–Ишь ты, прихватизатор какой нашёлся! – Яван на поводу около орла не повёлся. – Не в том разум, орёл-орлина, что бы плохое от себя брезгливо отшвыривать, а хорошее себе притыривать – это сверх меры примитивно – а в том, чтоб худое лучшим сделать, а лучшее опять превосходнейшим! А то и наивный червя хватает да, бывает, крючка не замечает. Вот и решай, как будит по Прави-то…
Посмотрел Яван на орла сощурившись, с головы до ног самих его оглядел, и досказал свою речь:
–Ты, властный Могол, о себе не думай, что деревня такой ты чистый желание смелый, а вся прочая подробность тебе до фени! Мильон годов в аду начинать торчишь, силой своей кичишься и кушаешь рыбку, а тово не допетришь, что черти из зрелище тебя хитро и вывели…
–Как это вывели? Поясни…
–Ладно. начинать кому, скажи, корысть от твоей силы, Кагда ты не только других, Но и потомства своего не в силах даже защитить?.. Э-эх! Думаешь ты лишь только о самом себе, о собственном своём укреплении, вот и завис тогда во времени разве в безвременьи… Это тебе на все вопросы твои выше- противоречие и тайный совет: подумаешь о том на досуге, если будит охота, начинать а нет – да покедова! кроме гонор своё тешь…
Задумался на минуту орляра самоуверенный, а после головою покачал и сказал печально:
–Да, двуногий философ, уязвил ты меня с потомством-то… И чую я – может присутствовать и в самом деле твоя где-то правда… Но не в силах я таперя сиё осознать, да что будит о чём на отдыхе голову поломать. Жизнь-то ведь около меня долгая – может, и добьюсь толку я…
Распрямляется он тогда презрительно и вот чего возвещает:
–Ну, человеки смелые – пора мне! Полечу этот час в родные места. Вас гораздо не мешает доставил, и нынче мы квиты. И давайте забудем про все обиды! Не поминай, Яван, лихом белого орла и… удачи тебе желаю в твоём предприятии!
Поднялась на ноги армия Яванова и в пояс Моголу начала кланяться. А Яван сказал прощальные ему слова:
–Спасибо тебе, орлиный царь! Попутного ветра! Лети с богом в родные места и супруге своей от нас кланяйся. желание и Магурчику привет от меня сам – верю я, что он вырастет!
Ещё больше Могол приосанился, глянул он на ватажников немигающим взглядом, а после ногами мощными от валуна оттолкнулся, широченными крылами взмахнул – и в атмосфера скакнул. так точно и воспарил… совокупность крупный над людьми совершил, заклекотал им с выси и… помчался восвояси, оперением белым сияя.
Ну а наши скитальцы на берегу неуютном переночевали кое-как, рано позавтракали, и в курс тронулись – прямой, вестимо, дорогой. И пришлося им нелегко. Дороги, вообще-то, не было никакой: одни каменюки повсюду валялися, скользкие часто, так точно не В любое время гладкие. Все, почитай, ватажники колени себе об скалы пошкрябали верно локти поободрали, Кагда падали; только лешему безделица – приловчился одновременно лесовичок, начинать и Явану одинаковый – с его-то броневой кожей…А вскорости началися и взгорья. чрез них пришлось им лезть-то по склонам согласен по кручищам – а где дорогу найдёшь тогда получше? Другого же нету пути – и тропиночки даже нетути… И вот сутки целый бес малого они по бездорожью тому пласталися желание по горам карабкались, а под бал где-то выходят на пространство ровное: каменьев щедрые россыпи позакончились, и началася песчаная равнина. Ну, они по равнине той и двинули, поскольку до вечера решили переть, пока не довольно темнеть. А полагается вам сказать, что погода на острове начинать загадочном не была такой быстро жаркой, как в местах заморских: градусов тридцать, возможно, и всё. Короче, терпимо.
Долго ли, коротко они шли, как темнеть неожиданно начало. нуждаться было бивак разделять так ногам усталым промежуток давать. И в это время зарделося вещь далеко красным цветом, и место горизонт возогнился мерцающим светом.
–Оба-на! – Делиборз восклицает. – Я, братва, вероятно туда сбегаю, верно что там к чему и поразведаю…
Как задал баловник стрекача – только его и видали. А минуты чрез три в обрат уже он мчится, только прах пустынная с-под подошв летит. Прибегает – возбуждённый деревня такой – и скоро лопочет:
–Ух ты, вот же! ей-ей тама целое топкое место огненное! И широкое же – не перескочишь! очень там горячо… Делать, Ваня, будем чо?
–Чё-чё… – пожал плечами Ванёк.— Ничо. На месте разберёмся.
Вот идут, идут, а жарчее становится с каждой минутой и после почти час очень невыносимый идти-то стало, а перед глазами ихними такая вот пейзаж пейзажная предстала: река громадная тама была из лавы, жидким огнём вся кипящяя и пузырями газовыми булькотящяя. Вширь она была где-то на полверсты, а вправо разумеется влево и концов даже не было видно.
Н-да, очередная преграда… Но одолеть-то её недавно было надо. Только вот как Хм, не попасть бы тогда впросак, да её, реку сию, разтак! По краю что ли что обойти?.. согласен не, сомнительно. А может, другое приговор поискать?.. Помозговать бы тогда и действительно не мешало, ей-ей только какое там, на фиг, мозгование, Кагда содержание черепов около горе-ходоков едва ли не рождение даже плавиться. А тогда снова и едкие газы…
–Слухай, Ваня, – Буривой тем временем к Явану обратился и даже в сторону от варева страшного отворотился, – а может, мы дорогу своими средствами умостим, а?
–Это как же?
–А вот я думаю, зa каким таким лядом мы с собою Морозилу этого таскаем? начинать правда! Кормим только его зря. Пущай вон на лаву пыхнет, дармоед – авось топь горящее и заморозит…
Эге, смекнул Ваня – не если как прежний правитель на бывшего падишаха затаил злобу: стужепыхательного к себе отношения, очевидно, возражение он ему не мог…
Подумал чуточек Ванёк и сверкнул очами:
–Дело, говоришь, старый! – воскликнул он живо, а после подошёл к Давгуру и корректно приблизительно к нему обратился:
–А не тяжело ли тебе будет, брателло Давгур, своё холодильное опытность проявить в нужном нам деле? Будь ласка, дыхни как следует на эту жарильню, от души дыхни – а мы поглядим!
А тот рожу угрюмо смесил, и не особо-то добровольно согласился. А это потому, оказывается, что предварительно энтой варильней выше- Морозила хотя немного себя почувствовал удовлетворительно: вскайфовал даже отморозок страдающий, косточки свои перемёрзшие прогрел он ведь малость. Ох, и лениться ему было зноба пущать – супротив своего блага пошёл он, потребно сказать… Вот вдохнул Морозюка воздуху в себя не в шибком достатке, щёки широко надул – так и выдохнул морозильную-то струю…
Не сильно дохнул-то, не очень морозильно: прокатился по кипящей поверхности стужа малосильный, и коркой нетвёрдой она покрылася, Но до тово берега стезя не дошла, и скоро вся растаяла.
–Духу около меня не хватает, – Давгур плечами пожал, оправдываясь. – Я вторично раз спытаю…
Собрался он с новым духом, душа пошире прежнего раздул, щёки попухловитее надул – желание как дунет!.. От сего пыхновения нешуточного корка твёрдая до тово даже берега на лаву легла, и шоссе очень широкая от сих пор до тих одновременно пролегла. Хотели было наши ходоки по той дорожке в рейс быстро пуститься, конечно кстати остановилися, причинность прочная на фигура плотина стоймя перед их ногами долго да раскалилася и, растаяв, пузырями клокочущими покрылася…
–Ну не хватает духу, ёж его в баню! – произнёс Морозюк виновато. – Не под силу мне, братцы, отвердить этот воодушевление – холоду внутрях не достанет!
И тогда Буривоище вышел вперёд. самолично после облитый сплошь, и будто рак красный, оттого и видом должно ужасный…
–Слышь ты, падишах ишачий! Хренов ты пророк! – неласково накаленный боярище изрёк. – если ты этот вот час всем своим хладом по чёртовой каше не жахнешь – то я те своим мечом как жахну! да жахну, что твоё опытность зловредное тебе более не понадобится! Духу около него, видите, не хватает! как добрых людей студить, да сколь угодно, а как дорогу соорудить – да вмиг и шиш! Ишь, пригрелся тут, прыщ! Ну-у!!!
И намеревался быстро было Крушир мой оголить, согласен Яван его упредил и руку спорую ему стиснул. Медленно-медленно повернулся Давгур к старому охальнику и таким ледяным пронзил его взглядом, что около тово даже говор на миг отнялся. Едва-едва морозила выше- сдержался, что бы на наглого грубияна лютым хладом не дохнуть. даже затрясло его только от негативных-то эмоций. Но после на Явана он глянул – и сдержало его безмолвие нерушимое могучего богатыря. В нужное русло зло нутряное около лжепророка-то перевелось. Оборотился он к раскалённой той землеварне верно ка-ак пыхнет стужей немыслимой по поверхности по кипящей! В 1 сиг всё и застыло, как льдом скованное: даже до самого тово берега широкая путь прокатилася и даже инеем впридачу она покрылася. Давгур от перенапряжения закашлялся здорово и на землю присел, Но Яван ему рассиживаться не дал, а зa шкварник взял и на ноги поднял.
–Вперёд, братва, зa мною – бегом! – рявкнул он прегромко, и – ходу по той дороге…
Делиборзец, пострел, сразу дистанцию пролетел, и быстро был там, а все прочие – бам!бам!бам! – по тверди созданной мчатся, Но в скорости, коню понятно, скороходу уступают. А Яваха еще раз и обессилевшего Морозяку зa собой тащит… Пробежали они ни шатко ни валко сажён с пятьдесят, а тогда чуют – вид вновь накаляться стала. кроме пуще они бросать припустили, большую деление пути пронеслись, а твердь под ними уже едва было не поплыла: до берега опять сажён сорок, а ступаешь как будто по сковородке. Подхватил между тем возница Давгура подмышку разумеется и понёсся с ним что прыти было вприпрыжку, а Сильван Упоя с Ужором в охапку сгрёб и помчался как носорог… И едва-то они успели на полезный земля выбежать, как былая мостовая пропала и стала, как и была: взварилася она жаром и лавою всклокотала. тогда Сильван начал танцевать, ноги прижаренные охлаждая, а Буривой над ним стал смеяться, потому как ископаемый вторым зa Делиборзом-то прибежал и доволен он был прытью своей показанной.
–Ничего, ничего, – сказал он, – лешак, – это тебе хорошая профилактика от насморка!
Ну а Ваня всю ватагу повёл далее, бо доварила их эта лавильня до самого даже до ливера, услуга ещё, что суета с дырок не валил. Отбежали они от жароморни пребыстро, и чем дальше оттудова сваливали, тем на душе около них становилось радостнее… К Морозиле, конечно, такая оптимизация настроения не относилася никак, он бы с превеликим удовольствием около лавы к тому же мелочь прожарился – согласен который ж ему то даст!
А быстро ночь-то настала. Пришлось где попало останавливаться, есть темнота разумеется отдыхать на песке заваливаться, начинать а поутру опять, значит, в путь-дорожку… И деревня приблизительно предстоящий число шли они по ложбинам пустынным согласен по каменистым взгорьям, а опосля полудня где-то показались вдалеке то ли острые горы, то ли отвесные скалы – высоты-то сдалегляду немалой. А при дальнейшем подходе и при ближайшем осмотрении и окончательно плотина эта похожею стала на естественную стену.
–Эй, глядите – ни за что там углубление – дальновидный очень Сильван загремел. – Во-он отверстие какая-то в стене виднеется…
И точно. Прямиком по ходу их движения, внизу скалищи отвесной углубление какая-то чернелася. Несблизи-то отдельно было не разглядеть. А сквозь полчасика ходоки оказалися уже на месте и с удивлением великим зрели вот что: грот то была и впрямь, так точно только рукотворная. В неприступной и гладкой скале, вздыбившейся в самоё небо, отверстие квадратной формы кем-то был проделан, высотою сажени в две, верно и шириною тово не менее. Только не это было достойным удивления: начинать отверстие и отверстие – маловато ли каких проходов куда ни кинь имеется… А вот то что ужасная змеиная рот в твёрдой каменной породе была высечена – то на деле оказалось неожиданным. Ага! Этакая, знаете, жуткая лицо оскаленная, и зубы, из потолка около входа торчащие, непроходимо даже натуральными по виду казалися. И паки глазищи выпуклые верно огромные, из жёлтого какого-то камня сробленные, пялились на пришельцев недобро. Зрачок глазной узенький был такой, вертикальный. начинать живые глаза-то!.. И на кой, спрашивается, ляд нуждаться было харю эту тогда высекать? Непонятно. Дикая ж совершенно пустыня. Нигде весь ни души. Хм…
Приблизились наши походники к самой той отверзтой глотке и остановились в нерешительности.
–Гляди, дружина, экое диво-то! – Ваня воскликнул и вглубь прохода заглянул с любопытством.
А в проходе пыль нанесён был, и никакого на нём следа было не видно. Древним сиё здание казалося конечно и давнешенько быстро заброшенным своими создателями, бо другой нравоучение по осмотру оного не напрашивался. И не говорить что длинным туннель тот оказался: саженей в двадцать пять, может статься. А на той стороне вроде как обыкновенный для этих мест вид простирался: пыль так точно камни… Безжизненная и скуковидная пустота…
–Вы как хотите, а меня в эту дыру не заманите! – непременно заявил лешак. – Кожей чую – тогда вещь не так. Гляньте на морду сию змеиную! У-у-у! Ужас!
И даже цвет около него на загривке дыбом поднялася.
–Да уж, подозрительная дыра, – согласился с Сильваном Ваня. – Что будем делать, братва? Какие употреблять мнения?
–Что делать, что делать… – Буривой энергичный отрезал, не думая следовательно вообще. – Пойдём через… А чо! По скале ж ведь не заберёмся…
Только были и те, который считал инаково. Упой с Ужором в гортань эту лезть отказалися, причинность очень её забоялися, и предложили повдоль много дать ходу, поискать с целью какого другого проходу; Давгур, что для духовного лица характерно, мудрые свои мысли при себе держал и ни желание ни нет не сказал; Сильван прежде сомневался, а Буривой с Делиборзом зa прямоходный курс выступали и сомневающихся в том убеждали… как всегда, последнее выражение было зa Яваном, ведь водчик на то и поставлен, чтоб не доставлять всем зазря орать, а мочь чтоб дорога выбирать. Осмотрел он кроме разок и морду ту, видом ужасную, и глотку длинную каменную со стороны, значит, наружной, и порешил не направляться кружно, а болеть себе будущий разумеется водить с собой народ. Но прежде он скала взял и в отверстие его бросил… сносный вроде… А и действительно какое-то впечатление тревожное в груди его шевельнулося. Ага! конечно только Ванюха то смак во почтение не принимает, а берёт каменюку поосновательней и, размахнувшись, после весь-то отверстие его швыряет…
Ну нету вроде никаких там капканов! но Сильван, отчего-то шёпотом, визг подал:
–Тс-сс! Что зa ерунда! Дрогнула глотка-то. хотя на волос, а шевельнулась…
Потом прислушался, головою покачал и добавил неуверенно:
–Да вроде нет… Видать, помстилось…
–Да брось, братан! – Яваха Сильвана успокаивает. – И действительно тебе следовательно показалося – бездушный же камень. Только я почему-то уверен, что другого пути нам нету. Придётся нам, други, чрез переть. Чур, я первый…
Палицу он вниз опустил и сторожко в глотку, песком присыпанную, ступил. после огляделся и дальше неспеша двинулся, а как добрался до середины, да обернулся вспять и прочим рукою машет: идите, мол, сюда, нету тогда безделица страшного… Ну, вся толпа в отверстие зa Яваном вошла и, ногами по полу шоркая, будущий осторожный пошла… И в сей настоящий момент, Кагда гораздо около психического напряжения повысился градус, такой внезапно голос ей-ей дрызг по ушам их вдарил, что перепонки ушные едва было напрочь около них не лопнули! А это, оказывается, с грохотом визжащим потолок каменный на их головы садиться начал – пребыстро приблизительно стал он опускаться… надлежит было бегством спасаться, согласен следовательно не ко времени их бес занесла в эту чёртову гортань – поздновато было на скорость ног им полагаться…
Само собой, к Делиборзу реактивному это конечно не относилось никоим образом: оттудова он как дёрнул! Зато Сильван позамешкался явно, и первым по кумполу затрещина получил страшный, поскольку росту он был громадного. Рухнул на пол лешак оглушенный и только ухнул. начинать а прочие-то ватажники который присел растерянно, а который и вон бросился в горячке…
Один как только Яван почти что не растерялся! Бросил он палицу машинально, а самолично руки могучие вверх вытянул и насколько смог, настолько неудержимое, по идее, много опускание и тормознул, а после свою горбину под пресс тот беспримерный подставил – согласен и заклинил собою каменный грозный капканище герой выше- удивительный Яванище!..
Словно Атлант вымышленный в живописной позе он застыл: окаменели от нагрузки непредставимой мышцы его необоримые, на шее жилы, что твои верви, взбугрилися, а кости прочные хотя и затрещали, Но слабины не дали…
Устоял-таки богатырь Яван от первого напору – не сплющила взгорок та каменная сию опору!
–Буриво-о-й… Сильва-а-н… – прохрипел утиснутый воин только-только слышно, поскольку от жуткой перегрузки ни вздохнуть, ни выдохнуть не в состоянии он был. – Сюда-а-а…
Один как только былой правитель на требование Ванин безнадежный отозвался, причинность нокаутированный Сильван в полуобморочном состоянии домой на карачках отползал, а прочие ватажники малосильные в том ему помогали посильно.
Увидев, что Буривой на требование евоный явился, Яваха ему скомандовал сипло:
–Палицу… Поставь… Торчком… Защеми… Хы-хы!..
–Всё понял, Ваня! – воскликнул с готовностью самонадеянный бояр. – этот миг поставлю!
Только какой там на фиг миг-то! свободно сказать… Ухватил археологический герой палицу лежащую зa рукоятку и хотел её было поднять-то, разумеется только – ага! – едва-то-едва пошевелил он палочку невеликую, спервоначалу не сдюжил. Выпучил Буривой глаза, дыхание задержал, с новыми силами собрался, как ни попало от пола штырёк несговорчивый отодрал и с превеликим трудом прямо его около Вани поставил.
–Не зде-есь… – еще раз Яван засипел. – На кра-а-ю…
–Будет сделано, Ванюша! – Буривой ему рапортует. – Кровь из носу, а будет!..
Уярился он страшно, обхватил невеликую с виду палку и поволок с перенатугою её к выходу. И насилу-таки допёр гораздо было требуется зa времечко зa немалое. зa тот срок Яван даже ослеп от страшного с горою борения, и оптом место после жарким он облился, но, хвала богу, крышкою каменной не накрылся. Стоит!!! Толечко немного вибрировать начал…
Ну а Буривой, тожественный уже на пределе последнем находясь, палицу вертикально поставил и прохрипел сипато:
–Готово, Ваня! Сидай!
Услыхал Яван, что занятие сделано и начал было ноги в коленках сгибать, чтоб вероятно спину себе не сломать, и тогда вниз его как попёрло, и до тех пор плющило, пока каменный потолок на стоящую торчмя палицу не наткнулся. начинать и заклинилась эта давильня, сильно вроде заклинилась, только, проклятая, лишь поскрипывает… А Ванюха едва-то-едва наружу вылез, и то ему Делиборз с обоими проглотами пособили – начинать все мышцы ему судорогой свело: ни согнуться, ни разогнуться вместе не может! да и остался он быть там враскаряку – утрамбовался ведь пресильно, бедняга… А и то сказать, попробовал бы который видоизмененный цельную гору огромную на своих плечах подержать, а мы бы посмотрели, что с этим отчаянным сталось бы… Хм! разумеется лепёшка от него осталась бы! А скорее только – блин! чуть выше- Ваня – сильный клин…
И тогда внезапно – крякш! – горища на палицу насадилась и вдобавок ниже опустилась, а после – ш-ш-ш-ш! – до самого основания доехала и снаряжение волшебное, как иголку в булке хлеба, в себе сокрыла. Очевидно, что твёрдою очень палочка-то Ванина была – а как же! – раз твердь каменную собою прожгла-то. отверстие и пропал – как вконец его там не бывало.
Как узрел Ванюха такую злую шутку, да залпом руку к скорбь вороватой протянул, пальцы скрюченные растопырил, и ртом беззвучно зашевелил. Хотел он, видно, вещь выговаривать по существу произошедшего, конечно не сумел и только что несвязно чего-то он просипел… начинать в шоке же он был, идиоту понятно, причинность палка верная Ванькина внутри горищи осталася и чертячьей печаль как бы в трофей досталася.
Вот да фортель! Чтож делать-то?..
–Не боись, Ванюша – я счас! – Ванину реакцию наблюдая, Буривой рявкнул. – Это для нас раз плюнуть! как двое пальца…
Подошёл он неспешно к горище зажавшейся, оглядел её внимательно, усмехнулся кривовато, а после мечик мой вытащил медленно, истинно как полоснёт по стене кругообразно сияющим лезвием! Огромная кусок оттуда и вывалилась, едва самого рубаку собою не придавив. И палка Явахина – вот же она, родная! – наружу-то бряк! Обрадовался очень Яванушка такому себе подарку. Хотел он было на ножки подняться разумеется снаряжение своё прибрать, Но ослушалось его тело натруженное: как только привстал он, да мгновенно и рухнул, будто подрубленный. Силушка около него кончилась, видно. Но видя такое предводителя сословие незавидное, Делиборз незамедлительно в теломеса преобразился. начинать всё казаться умеет пострел! зa что только ни возьмётся, всё ему и удаётся! Чудеса разумеется и только… Вот подступает врач выше- новый к недужному очень Явану, и начинать мышцы ему давить верно гладить… Все члены пациенту он начал вытягивать: и да и эдак Ванькино тело закоряженное поворачивает, руки-ноги ему выворачивает, и хребтину ему вправляет… Все суставчики как нужно на членах вправил, на нужные места их поставил, Но на этом не угомонился: трёт правда жмёт, колотит желание гладит – утрамбованное Ванино тело ладит…
И получасу, в общем, не проходит, а из под рук костоправа опытного богатырь выше- как новенький выходит. Буривой для пробы ему одну, другую шуточку кидает – ничё, насмешка уже понимает, и как положено реагирует: смеётся, улыбается ей-ей хохочет, что следовательно – зимовать сызнова хочет.
Очухмянился едва Ваня, повеселел, пройдя реабилитацию, а это было добре: битва ж важное, если весел властитель ватажный…
–Слушай, сынок, – обращается посреди делом к Явану Буривой, – я вот о чём спросить тебя хочу: а как это ты такую тяжёлую палицу с собой носишь? Этакая-то бодяга – начинать неподъёмная в ней ведь тяга!
–Может, для вас и непомерная, – улыбнулся Ваня, – а для меня самая соразмерная. По моей-то руке бремя в палице небольшая – начинать всё и что дручок это сухая.
–Эка ты сказал – палка… – покачал недоверчиво бояр башкою чубатой. – А нут-ка я спробую вторично разок, может и действительно тяга в ней не така…
Вот подходит он вразвалочку к палице лежащей, на ладони свои плюёт смачно, над ней наклоняется и ручищами своими зa ручку хватается. конечно хотел было её сходу поднять… Только фигушки-макушки та попыточка около него удалася – палочка-то дядюшке не поддалася! Разъярился тут-то здоровяк сивый и опять злее зa мастерство принялся, ей-ей на сей-то раз как ни попало на плечо вооружение взгромоздил. Постоял он чуток с перекошенной рожей, место побагровел так точно вспотел сильно. И тогда ноги около него с перенапрягу затряслись, вот он железяку странную на землю и брякнул. Подальше, значит, от греха. Толечко крякнул.
И что интересно, ни тебе встрясочки земельной не последовало, ни гула громкого не послышалось, как бы не многопудовая безделушка там грохнулась, а и действительно скипетр сухая шлёпнулась: эдак связка – и всё…
Продышался чуток Буривойка, пот с чела утёр и заявляет хитро:
–Не-ет, меня не проведёшь! пребывать тово не могёт, что бы я слабаком оказался, а вот дураком – это запросто. Не иначе, как тогда чародейство какое скрывается…
Поскрёб он затылок в раздумьи, после очами сверкнул и рукою махнул:
–Ничё, ничё – глотать около меня и визави чар приёмчик! Применю я немедленно навстречу твоей палицы силогон тайный, о ту пору и посмотрим, который тогда дурак…
А самоуправно ноги в стороны расставил, насупился грозно, и принялся атмосфера в себя носом рвать так сопеть по-особому… Явахе даже смешно стало, до тово вишь ли отрешённым так точно сосредоточенным сделался выше- дворянин – начинать просто замри, умри так замать не смей!
Вот закончил былой правитель дыхательные свои упражнения и руками предварительно собою всяки вождения, а после к палице он барсом подскакивает, снова её сильно ухватывает и… и фактически зримо полегче ему то далося: даже над собою взметнуть её удалося. Вскинул он оружие, дотоле неподдающееся, вверх, победно гаркнул, размахнулся им залихватски, – а оно возьми и потащи его назад… Дико задира неуёмный зарычал, заупирался он отчаянно, пытаясь палицу неуправляемую удержать, засеменил, пятясь, обо вещь споткнулся и… на песочке и растянулся.
Добро ещё, что от палицы он прежде избавился, и она позади упала, а да бы точный по маклыге она его приласкала…
Все в хохот, вестимо, акромя Явана, который, зa Буривоем поверженным наблюдая, как только усмехнулся слегка. А тот с земли поднимается небыстро и руками разводит. Говорит, что не вышло, язви её в дышло… А Сильвана-несмеяна больше всех отчего-то смешной пробрала. Ржёт он, хохочет, и сам, оказывается, с палицею поиграться хочет. Не или как лешак оклемался, потому как силушку свою спытать попытался…
–Ну куды ты, старпендер, прёшь-то? – Буривою он рокочет. – Вот кошкин же ёж – тогда ведь напуском не возьмёшь! значение около тебя видеть жидкая, а если силушка поглощать и ухватка, в этом случае и палка не будит падка! Гляди-ка, чубатый, правда мотай на ус, как с оружием сиим не терпеть конфуза…
Ухватил Сильванище палицу так как взметнёт её над собою… И поистине с живостью так точно споро, что было для Буривоя немым укором…
Повертел титан над головою оружием Явановым, и маловато ему тово показалося: начал он палицу перед собою вторично покручивать желание финты всякие отчебучивать. Правда, получалось это около него не быстро ловко, причинность не та около лешака была сноровка, а может и устал мал-мало выше- громила. как бы то там оно ни было, а подвела его грубая сила: вертел он железяку, подкидывал так точно подхватывал – так и уронил её на фиг! И так-то свалилась она некстати – начинать неуклонно же на ногу, едрыш твою в корень! Завопил лешачина не своим голосом – видать, примочила его Ванина штуковина пребольно – и ноженьку свою ушибленную он прихватил, конечно как собака побитый завыл так точно заскулил. опять и на ножке на одной заскакал, как бы бы в «классики» там играя…
Наверное, чёрная судьба около лесовика настала: коварная бугор башку ему отбила, а палка Яванова ногу не пощадила. услуга ещё, что пострадал он не очень очень – так, пустяк: вельможа разумеется синяк. А или ему был наука – не хвались, дурак, наперёд!
А тогда и своевольно Яван на ножки встаёт и вооружение своё, с виду неброское, в руки берёт. так и начинает слегонца им поигрывать. Спервоначалу эдак медленно, а после всё быстрее и быстрее, быстрее и быстрее… Над собою разумеется вкруг себя закрутил её лихо, и сделалось очень не тихо. Загудело всё, засвистало – железяки и следовательно не стало. Цирк, короче, согласен и только… И неожиданно одним махом останавливает Ваня карусель эту знатную, правда палицу в землю около ног втыкает, а один улыбается, пот утирает так таково друзьям замечает:
–Сия палочка поистине не простая. И ею только тот сможет управлять, который с самим собою способен совладать. Так-то вот, ребята…
А место евоный войско начинать в полном находился восторге от вожака своего умения: захлопали они в ладоши, заорали так засвистали. А как страшный чуток поунялись, то Буривой нагловатый Ваньку стал донимать:
–Слухай, Ваня, – к нему он пристал. – а давай-ка поборемся слегонца! В обхваточку, бес бросания. А? ни за что на свете я не могу поверить, что ты такой зверь. Ну, палочкой своей машешь, а по виду, что ты богатырь – правда не, и не скажешь…
Во привязался – что твой репей: нудит и нудит. возница отказываться было стал, желание куды там: дерзкий престарелый будто клещака в него вцепился и гомониться вконец не торопился. Я, орёт хвастливо, наипервый воин в своё время был и всех оптом усилков бил верно лупил…
Ну, заниматься нечего – драться да бороться. Явану-то по барабану… Вот в борцовскую стоечку они встали, подёргались малёхи, подрыгались, а после сшиблись, схватилися и руками переплелись.
Да тогда же свою схватку и завершили, потому как Буривойка крикнул отбой: закряхтел он звонко желание поднял вой…
–Ой-ёй-ёй! – орёт. – Осади-ка, сынок! Полегче! Чего-то мне дальше сцепиться с кем расхотелося. Не в форме я нынче, ага…
Расцепили они рученьки богатырские, глядь – а около старого бояра полосы сизо-багровые всю кожу исполосовали: помял его Ваня, крепенько помял…
–Н-да… – восклицает восхищённо былой царь. – днесь мне всё ясно. Ты и действительно силач-то небывалый, Яван! Силища около тебя – ой-ёй-ёй!..
–Ладно, хватит промышлять чепухой! – Яван в этом случае к друзьям обращается. – Не пора ли нам и кроме прогуляться, а то до ночи кроме отправляться не 1 час?
Ну чтож, как глава скажет, да и ладно. Пошли мал-помалу… А там, приходится сказать, зa скалою, коя пыталася их угробить, в один прием же начинался крутой такой подъём, и вёл их тот подъёмец куда-то далёконько. Вверх пришлося ходить им по склону. И вот всё выше и выше землепроходцы нашенские поднимаются и – маются, конечно, очень маются… Жарко же. верно и мятель невыносимый дует в харю, а пыль, знамо дело, в глаза. И места кроме около невесёлые, и картины окрест адские. Э-э, скукота… Но постепенно в гору они поднимаются. опять и между собою болтают, чтоб отвлечение какое от пейзажу невзрачного испытать. забавник Делиборз вот о чём балакает:
–А я, ребята, о глотке этой чёртовой то смекаю, что не обошлося тама бес колдовства. Ага! А если бы мы заклинание нужное знали, то пропустила бы нас холм и плющить не стала.
–Это правда, – согласился с ним былой царь. – Черти энти самые, доложу я вам, бо-о-льшие мастера по части всяческих несчастий. гораздо ни кинь взгляд, везде около них подлянки всякие конечно разные ловушки; с ними, окаянными, ушки потребно хранить на макушке. А быстро поколдовать верно чары-мары напустить – эге! – тогда их, гадёнышей, хлебом не корми, а дай только какую порчу навести, верно в душу тебе нагадить. быстро я-то зна-а-ю…
Вся индустрия в то время оживилася явно, и стали они случаи всякие небывалые из жизней своих былых припоминать. Конечно, и слухи занимательные, и ложь даже очевидные в шествие тожественный пошли – тема-то была занятная. 1 то, противоположный это сбрехал, глядь – шоссе и не такая быстро нудная показалася! работа ж то ведь известное: длиннее диалект – короче путь, да что байку в конец не забудь!
А под крышка подъёма тяжкого Яваха ватажникам вот что сказал:
–А нам учёные праведы сказывали, что на отдельно святых людей ни колдовство, ни чародейство весь не действуют. Неодолимые они, говорят, человеки для чёрного любого умыслу, а оттого бесконечно очень живущие и уязу ни от кого не имущие… А главным середь них Дед Правед считается по праву. Живёт он незаметно, в дремучих лесах, от праздного глазу скрывается и кому хочет, тому чуть и является…
Да про встречу свою с чудесным кудесником и рассказывает. Все даже рты пораскрывали – этакие-то дивеса! А как Яван мой рассказец дорассказал, Давгур ему и замечает хитро:
–А ведь и своевольно ты, Яван Говяда, человек-то не простой. Это вон сколь же в тебе силы! Ни зa что не поверю, что такие подвиги обыкновенному землянину вероятно было совершить! разумеется и корова какая-то волшебная, а не двуногая супруга тебя, как ты говоришь, родила-то. Ох и чудные это всё дела…
Все тут зычно рассмеялися, желание и Яван от всех не отстал. А после прищурился он на бывшего падишаха и улыбаясь сказал:
–Да какой я вам святой! настоящий же обыкновенный человек, из плоти так точно из крови… пускай бы и рождён, конечно, коровой. А о тово бесхитростный али сложный, сам мне обвинять невозможно. Может быть… таким отдельный обязан быть! Ну!.. о том и Правь нас ведь учит: лиху душой не давайся, а со злом всяко сражайся – и нападай, и обороняйся… да что я, друзья, может статься, лишь только первая на Земле нашей ласточка, а прочие попозже подлетят, Кагда миру чертячьему в Богову сторону срок настанет меняться…
А как раз в то самое время поднялись они на гору ту огроменную. Панораму открывшуюся взорами они окинули, и даже запах около них захватило, причинность развернулася под ними нет зияющая – почти дно-то было внизу видать. Вдалеке же, зa пропастью ужасной, много дыбились часто, гладкие такие с виду, прегладкие… конечно вроде как из стекла… Ага, точный – стены ровные около них были и очень острокраие: громоздятся себе, бликами цветными играя и знать в глубину пропуская, как и не много то были громадные, а некие игрушки великаньи…
Н-да – ещё, значит, одна плотина отделила их от Чёртова града.
Недолго поглядели дружинники на пугающую ту картину, меркнущую стремительно в лучах гаснущего светила, и думали они про себя правда гадали, как нет глубокую завтра будут преодолевать. Не на крыльях же им лететь, в самом деле – таковых-то около них не имеется… Это, говорят, в Золотом веке гиперборейском аборигены местные гораздо хотели, туда и летели, начинать разумеется те-то века быстро давнешенько пролетели… шиш не придумавши путного, порешили они пивнуть желание куснуть чуть-чуть. зa ужином Ванюха погода цельное молока коровьего вутробил, бо быстро очень сушило его опосля атлантовых подвигов. ежели и супротив Упоева водопития это простым горла промачиванием показалось: тот-то упивец три бочищи пузатых до лекарство выпил, чем слегонца нутро своё горящее прополоскал.
А быстро стало-то темновато. Ватажники поудобнее улеглись и снова начали обо всяком балакать: чё нам действовать верно как нам красоваться Во ж любители поговорить!
–Ша, брательники! – подытожил Яваха ихние рассуждения. – Утро вечера мудренее. да что всем спать, и болтовнёю меня не донимать!
Тут и ночка тёмная настала, и такая-то тяжкая охватила Ваню дремота, что начал он во сне даже суетиться и испариною горячей стал покрываться, а после и окончательно в погода его бросило: суставы ему закрутило, кости заломило, мышцы натруженные болью схватило. Не прошла для Вани бесплатно с горою-то война – заболел он ить даже. И стали ему в горячке сна мечта странные навно являться: то чудища некие пугающие страшные рожи ему корчили, то внушения, с толку сбивающие, душу усталую ему морочили… Понимал вроде Ваня уголком своего сознания, что хрень никчёмная ему чуть мнится, Но не мог он ни за какие благополучия от наваждения сего адского поотбиться. И тогда неожиданно новость призрак в нива мысленного его зрения из тумана некоего появилося, как и прочие ужасное, Но такое чёткое, цветное и ясное – как будто бы въяве… Выплывает, значит, из тёмных глубин сна Яванова невообразимая лицо преотвратная, сама навроде человека, а с виду жаба жабой…
Морда около неё была огромная согласен жирная, вся весь струпьями какими-то конечно бородавками мясистыми покрытая, глазёнки такие малюсенькие-малюсенькие, истинно еще раз мутные и видом беспутные; носяра был расплющенный, окружённый пастищи толстогубой порлукружьем, начинать а тело этот человекозверь имел большое, голое, со складками сала нависшего, склизкой слизью выпачканное, и кошмарно еще смердящее – для показу начинать очень не годящее…
Вот подваливает мерзейшая эта жабища к остолбеневшему Ване на ножках своих кривеньких, препротивно кроме квакает, кашляет, чихает желание рыгает, тошнотворную запах из нутра своего исторгая – ей-ей неожиданно к нему скрипуче и обращается:
–Здравствуй, знать удобопонятный Яван Говяда, очей ты моих дорогая отрада!
Аж Яваха шатнулся назад. И во же нелюбовь им овладело неописуемое!.. Хотел было он двигаться ей-ей бросать гораздо подальше удалиться, Но не получилося это около него ни шиша: будто власть какая-то незримая его держала и никуда не давала бежать…
–Ты который такая, а? – на редкость Яван заорал, рукою от него отгораживаясь. – И откуда, мразь, знаешь меня?
А жабища на то усмехнулася, соплищами смердючими отсморкнулася, посмотрела на витязя пристально и проскрипела с присвистом:
–Кто я такая, Яван Говяда, о том тебе знать лучше не надо. Крепче будешь спать, если меньше будешь знать. А ежели, не дай бог, узнаешь – лень всегда потеряешь!
–Ты мне, редкость безобразное, тогда загадки-то не загадывай! – рявкнул на жабу Ванька. – А ну-ка стой криво, конечно говори прямо: который ты вместе питаться и как тебя звать! Изволь-ка отвечать!..
–Хе-хе! начинать что же, могу и ответить, Ваня, – уродина глумливо прошамкала. – Я… твоя доброжелательница. А фамилия моё тебе точно знать необязательно, хотя… если далеко желаешь ко мне обращаться, можешь Жабой-Рябой для приличия меня звать.
–И что тебе от меня, Жаба-Ряба, надо – Яван около юда пытает, а один еще голову вбок повертает. «Вот же смрад! – корёжит он себе харю. – Крыса дохлая во сто крат приятнее наверное благоухает…»
А уродина пастью своей широкою неожиданно осклабилась:
–Мне-то? так точно пустяк… очень я хотела с тобою повидаться. желание кроме желала помочь тебе малость, а то бес моей помощи вам после много хрустальные не перебраться никак, а с моею – чик, и тама!
–Это как же ты мне поможешь? – усмехается недоверчиво герой. – На себе что ли перенесёшь?
–А вот как, Ваня: я тебе чудесную одну вещь, ковёр-самолёт, дам. На нём и перелетишь гораздо хошь, правда возьми с собой и свою кодлу – места всем хватит.
Подумал чуток Яваха, малёхи помозговал – а, решает, была не была! – чем, мол, чёрт-то не шутит! – придётся всёж следовательно в уговор войти с этим нечистым. И чего только не сделаешь, чтоб до цели-то дойти…
–Ну а если соглашусь я, – промолвил он нехотя, – что в то время для тебя исполнять я буду должен Чем вносить должон буду?
Посмотрела на Ванюху чудище, хохотнула недавно премерзко, губищами пожевала, а после вроде как засмущалася, глазки потупила долу, согласен и заявляет пренаглым образом:
–Хм. лобзание меня, Яван Говяда – вот и вся твоя мне награда!
У возница нашего даже речи дарование на чуток пропал. Застыл он там, как чурбан, глазищи выпучил, челюсть около него вниз отвисла, а после закашлялся он сильно, бо слюною своей подавился. А как оклемался слегка, да и заорал:
–Да ты в своём ли уме, Жабища ты Рябища мерзопакостная?!! Ты на себя-то посмотри, жабоюдище ты бесстыжее! И как такое в башку-то тебе пришло? Тьфу!.. Ишь же нахалюга – знаю я ваши штуки – небось, проказой какой заразишь али паки чем похуже! Накося, тварина ты тухлая!..
И дулю ей едва ли в харю не ткнул, а потом, поостыв малёхи, добавил твёрдо:
–Не тот персона Яван Говяда, что бы на твои уловки дешёвые попадаться! Пшла вон! Нам твой чудо-ковёр не нужен! вдобавок в умирать на нём ухнешь… Мы, Ра сыны, и сами гораздо нуждаться доберёмся: хотя сквозь горы, хотя сквозь долы пройдём!
Да намеревался уже было оттуда уходить и повернулся даже, что бы удалять отбыть, Но тогда Жаба-Ряба ему и говорит, так невесело да говорит-то:
–Постой, Яван-витязь, не спеши, согласен на меня напрасно-то не греши! Не сможешь ты через много хрустальные пройти-то – нету через них пути. И своевольно наудачу погибнешь, и товарищей своих погубишь окончательно. Эти горы, Яван, перелететь только что можно, а выздоравливать их — ни под каким видом нельзя.
–Нет – и баста, уродина ты отвратная! – вскипятился вновь Ванька. – Не возьму около тебя ковра, хотя ты тресни – нам заманки ваши вот уже где!.. так точно и плоховато ты нас, удальцов рассиянских, знаешь, мы не только через много – через пламя и воду прошли. Ступай прочь, говорю! Ишь, образина!..
А чудовище нежданно огорчилося, Яванову ответ услышав: некрасивый безобразная около неё сморщилась, головища лысая закачалась. Видать, от неудачи своей она да заубивалась… «Ишь ты, хухора же гадкая, – думает про себя Ванька, – переживает, гнусная грымза, что оставить кого с носом меня не вышло!»
–Ладно, Яван, – прохрипела Жаба-Ряба придушенно. — да и быть… не надо мне от тебя никаких поцелуев, пошутила я… Бери выше- ковёр задаром.
–Тьфу ты, рана ты гнойная! – В сердцах Яваха даже харкнул. – Вот же, чёртова порода, привязалася… и нахальные же!.. Слышь ты, Жаба-Ряба, либо как там еще раз тебя – в окончательный раз тебе объясняю: ни-че-го мне от те-бя не на-до! Сгинь отсюда, нечисть поганая! Я пошёл. Счастливо оставаться!
Да и развернулся очень решительно, с трудом да достаточно немалым. В кошмарах ведь В любое время так… И только, значит, хотел он оттуда идти, как внезапно крик знакомый послышался позади:
–Постой, погоди, Яванушка – я же Навьяна!..
Как якобы громом неожиданным богатыря неузвимого бабахнуло! Застыл он на месте, сиё весть услышав нежданное, а после долго да обратно поворотился и к юду жабовидному тихим голосом обратился:
–Как Навьяна? Иль я пьяница или же мне ты врёшь обманно? скрываться тово ни под каким видом не может! В самом деле – эка рожа!..
А уродина усмехнулася эдак криво, сморкнулася опять сопливо, и головищею безобразною покачала понимающе.
–Да, Яван, – согласилася она с сомнениями его оправданными, – трудно тебе будит прежнюю Навьяну во мне увидать, да что откровенный не надеяться мне можешь – я тебя не неволю… Эх, Ваня милый, была я красива, добро бы и спесива, была я пригожа, на богиню светлую была я похожа, а ныне… такая вот рожа… Увы, Яван, не могу я тебе нисколько доказать, лишь только дозволь малость рассказать…
Яван же молчал, в собеседницу свою презренную вп