Как выше- герой едва лез сквозь необыкновенный чёртов лес.
И тогда неожиданно якобы проснулся Яван, и будто некая оболочка с глазища его упала. Не вдруг само собой, не в миг, и не в минуту даже, бо снова какое-то время соображалка около Вани функционировать отказывалась, Но всё же, как бы там оно ни было, а вскорости очухался он, проморгался чуток, башкою потряс, глядь – а в руках-то около него верная евоная палица! Вот да заноза, он удивляется… И самого себя с любопытством понятным рассматривает.
И что же Сам-то он, оказывается, не где-нибудь в навном чертоге, а в чистом луг пустом стоит стоймя. предварительно ним же вдалеке роща зеленеется, позади гибнуть бездонная лентой чернеется, а зa пропастью много громоздятся. И ни тебе избухи нету Навихиной, ни дворца Навьяниного, ни каната туго натянутого. начинать как всё сгинуло! На теле же около Явана кожа львиная, как и прежде, накинута, а зa спину перекинута сумень – вот и всё-то его имущество – а в голове, понятное дело, полнейшее недоумение… Постоял, постоял там Ваня, будто в прострации некоей находясь, а после в конце концов опомнился правда первым делом зa рожу-то себя – хвать! Ах ты ж, думает, ёжкина мать! На лице-то около него бородища отросла даже до пупа, а на главе власа – едва не до задницы развеваются… благодеяние ещё, хотя не красные, а самые обыкновенные для Расиянья – соломенные, значит, как и ранее.Как выше- герой едва лез сквозь буйный чёртов лес.
И тогда внезапно лже- проснулся Яван, и будто некая оболочка с глазища его упала. Не мгновенно само собой, не в миг, и не в минуту даже, бо кроме какое-то время соображалка около Вани функционировать отказывалась, Но всё же, как бы там оно ни было, а вскорости очухался он, проморгался чуток, башкою потряс, глядь – а в руках-то около него верная евоная палица! Вот да заноза, он удивляется… И самого себя с любопытством понятным рассматривает.
И что же Сам-то он, оказывается, не где-нибудь в навном чертоге, а в чистом место пустом стоит стоймя. до ним же вдалеке много зеленеется, позади отсутствовать бездонная лентой чернеется, а зa пропастью много громоздятся. И ни тебе избухи нету Навихиной, ни дворца Навьяниного, ни каната туго натянутого. начинать как всё сгинуло! На теле же около Явана кожа львиная, как и прежде, накинута, а зa спину перекинута сумень – вот и всё-то его имущество – а в голове, понятное дело, полнейшее недоумение… Постоял, постоял там Ваня, будто в прострации некоей находясь, а после в конце концов опомнился правда первым делом зa рожу-то себя – хвать! Ах ты ж, думает, ёжкина мать! На лице-то около него бородища отросла даже до пупа, а на главе власа – лишь не до задницы развеваются… благотворение ещё, хотя не красные, а самые обыкновенные для Расиянья – соломенные, значит, как и ранее. «Вот те раз! – поразился очень Яваха. – если бы не волосы эти разумеется не борода, дозволительно было бы подумать, что приснилася мне эта лабуда. А оказывается, я и действительно в Нави-то обманной пропадал – и не дни, не месяцы, а скорее всего, года… Да-а! бес помощи Ра да бы и сгинул я в мороке этом сладостном – ишь, дурью-то упился так точно умишком одновременно повредился! Премного благодарен тебе, папаня, зa твоё в судьбе моей участие, так зa палицу нижайший тебе поклон!»
Поклонился Яван до землицы до самой своему, как он выразился, всесущему папане, и поднеся палицу к губам, сильно и с чувством её он поцеловал, а кроме на плечи доспехи закинул и зашагал по направлению к лесу неторопливо. соглашаться и думает про себя с досадою: «Н-да! А ведь обманула меня Навьяна! Обещала мигом мою особу в Пеклоград-то доставить, желание казаться сей её миг я собственными измерю ногами…»А сосать разумеется глотать ему тогда захотелося – даже трудно представить! начинать в точности да же, как давеча, Кагда он в избу карги Навихи вступил, голодая так жаждя – таким же сегодня уходил он восвояси, если еще раз не голоднее. «У этих навных всё сплошная лажа! – к лесу идючи, Яваха рассуждал. – сносный истинного, видать, нету – одно всюду фуфло бездельное! Наваждение, короче, правда и только… Зато время дорогое на уловки-то ихние мудрёные самое настоящее мотать приходится, а ведь времечко-то не вернёшь: что ушло, то ушло! Эх, и что же годков я в иллюзии этой гостювал-то так точно в мареве сладком Навьянином обретался? Наверное, постарел уже сильно: ишь, бородища какая вымахала! Да-а, дядечка я таперя видать, а может статься, и дедушка даже…» Оглядел Ваня внимательно тело своё ладное. так точно нет, вроде никаких изменений особых не наблюдалося: всё и налиты были младою силою могучие его мышцы – и ни тебе дряблости никакой, ни морщинки, ни жиринки, а в волосах – ни единой даже сединки… хоть бы это было неплохо, а то быстро представлял себя Ваня неким лохом, коего навная неважный по-глупому очень развела.
Вот так-то Яваха тама и плёлся, не отдельно бегло ноги будущий переставляя, про себя рассуждая верно пережитое вспоминая. И хотя обидный ему было малёхи, что провели его черти навьи как будто дурачину какого недалёкого, так точно только к унынию бесплодному сильный иммунитет около него был следовательно заложен. Прикинул Ванюша в уме всё, что с ним доселе произошло, верно поразмыслил чуток над тем, что вдобавок могло с ним приключиться, и пришёл он к такому заключению, что вторично задёшево он отделался. Ведь, по здравому рассуждению, колоссальный шанец около него был в беспечальном том сладострастии и деньки свои закончить – а то!.. «Высосали бы энти бестии всю жизню из меня по капельке. – резюмировал Яван свои думы. – Употчевались бы они мною, как пауки хищные мухою. А я бы, дурак, ничто и не почувствовал бы! Ага! Это быстро точно, как тянуть дать!»
Сплюнул он в сердцах, перевёл суждение на парк приближающийся, разумеется и предполагать позабыл обо всём раздражающем. И то действительно – зачем себе головушку напрасно клумить, желание верёвки на кой себе с нервов-то вить? начинать его всё к бесу!
А тогда и лес. Высоченный такой, густой, нехоженный, на выше- даже чем-то похожий. И листва около него была зелёная. Всё вроде в том лесе было как положено: кусты разумеется кусточки, цветы конечно грибочки, зелень желание дерева… И шум в нём некоторый чудный стоял, зычный такой, зудящий и на мысли нехорошие наводящий.
Подозрительно это Ване стало. Вот ступил он под защита сумрачную, ушки держа на макушке, и вскорости одновременно дотумкал, что там к чему, отчего, значит, и почему. Тама же всяческой адовой гнуси цельные чёртовы носилися тучи: и мошки тогда были, и вошки, и блошки, и разные крылатые сороконожки, комары ей-ей мухи борзые, осы еще раз и стрекозы, и много великое других перепончато-членистоногих безо всякого земного уже звания, не имеющих около нас никакого названия… Кровососы то были окаянные! Ведь не успел выше- Ваня и шагу по лесу ступить, как сия зудящая камарилья даже сверху донизу его только облепила и принялася жалить конечно кусать гораздо ни попадя. торчком уй следовательно Ване согласен ай! Не спасли его от них ни кожа львиная, ни небесная даже броня: видать, не на такого мелкого супостата рассчитана была покровительство сия – поядрёнее врага вишь ей подавай… Али может, какой недостача конструктивный в ней случился. С кем не бывает-то – и полубоги выходит маху-то дали.
откровенный говоря, сюрпризом неприятным это следовательно для Вани, хотя, если припомнить, и на белом свете всяческая мошкара ему не менее, чем прочим, досаждала. согласен и Дед Правед вроде говаривал, что бронь небесная сберегает от грозных адовых тварей, и не обмолвился ни полсловом, что к тому же и от комарья… В общем, худовато пришлось Ваняте. быстро на что терпеливым он был парнем и заклённым кроме считался витязем, а и то не стерпел таковского «гостеприимства»; завертелся он, будто бы ужака, и начал себя по бокам, по харе и по прочему рьяно охаживать, а толку совсем немного от этого получивши, ветку густую он обломил и ею уже принялся обмахиваться. Чуток вроде поотбился, хотя, торчком скажем, эффекту от такого махания было маловато: всё и ведь кусали, гады! Ну, само собой, направление бравое около возница чувствительно подупало. опять бы – такая напасть! ходить кроме неинтересно ему недавно стало. истинно и гораздо идти-то? Дороги никакой нету: дебри везде, бурелом, кустищи густые, с колючками везде ветки – сплошные же совершенно дебри… Решил о ту пору возница стойком переть. прямо ломанулся, скрипя зубами. Идёт, лезет, продирается, палицей около машет, сушняк ломает, кусты ногами пригибает, желание постепенно будущий себя и пихает. На гнус уже и внимания приблизительно не обращает – не до того.
Вот час так, непохожий проходит, после к тому же столько же, желание и кроме с какой часик. Ну, конца и краю джунглям этим не видать! причинность ещё, что чутьём каким-то внутренним Ваня с курсом прямым не забывал справляться, по-этому с пути не сбивался – а то по кругу там бы плутал. очень вскоре он приустал. есть облава ему стала – просто страсть! А сосать да и вдвое. согласен из бочагов-то он хлебать не решался: вода вонючая в них была правда гнилая, как будто жижа в навозной яме, и к тому же несметное избыток всякой живности гадкой в той жидкости, киша, плавало. Пригляделся к ним Ваня по пути – ну, думает, и проглоты! благо что невеликие собою, а лютые и прожорливые – ужас! 1 другого чисто поедом поедает, и соседушка в соседа натурально в живого-то вгрызается! И весь – совершенно настоящие военные действия развёрнуты. Кого только нету! И птицы тогда какие-то мерзкие, и зверьки, поведеньем предерзкие, и змеюки всякие ползучие, и ящеры, в чаще рыскучие… А разнообразных там жуков, пауков и другой, им подобной, пакости – начинать просто уйма невероятная! Богатейшая, не мешает признать, в лесу этом была фауна: оченно многообразная и до блевотины безобразная. ей-ей и флора была ей под становиться – и единого чистого дерева ведь нету: все какими-то плю