Как в палатах около царя приняли богатыря.
Долго ли али коротко спал Яван в той чудесной опочивальне, то ни один человек не знает, а только сквозь времечко неизвестное он-таки проснулся и духом своим бодрым встрепенулся. Глядит – вроде как утро уже наступило. Светает. Слышит – птички сладкоголосые около распевают, и чует – человеколюбивый такой ветерок с балкона открытого немного поддувает. Ваня-то глядит, не наглядится – начинать лже- бы сторонушка родная ему видится… И в самом деле: вот сад берёзовая на горушке светлеет, вот лес на равнине зеленеет, а вот и речечка чистоструйная в ольшаннике бежит… А около Вани от этого вида даже душа в груди щемит, и натурально слеза на глаза наворачивается. Яваха с боку на сторона на кровать своём поворачивается, будущий эти дивные с умилением обозревает, а после на ножки резвые привскакивает, быстренько умывается, в шкуру львиную одевается и направляется в общую залу.
Приходит, а там быстро Сильван восседает – возбуждённый такой. Ну, братан Яван, говорит с жаром Сильван, в каком чудесном лесу я ночевать изволил – не поверишь! В самой что ни на кушать родимой чаще! Никогда, мол, не спал слаще… И смотри опять — нету на мне больше ни одного синяка. как рукою всё сняло! Ага! район тут, очевидно, целительное, а не токмо, мол, обворожительное…Как в палатах около царя приняли богатыря.
Долго ли али коротко спал Яван в той чудесной опочивальне, то ни один человек не знает, а только сквозь времечко неизвестное он-таки проснулся и духом своим бодрым встрепенулся. Глядит – вроде как утро уже наступило. Светает. Слышит – птички сладкоголосые около распевают, и чует – любовный такой ветерок с балкона открытого немного поддувает. Ваня-то глядит, не наглядится – начинать как бы сторонушка родная ему видится… И в самом деле: вот сад берёзовая на горушке светлеет, вот лес на равнине зеленеет, а вот и речечка чистоструйная в ольшаннике бежит… А около Вани от этого вида даже душа в груди щемит, и натурально слеза на глаза наворачивается. Яваха с боку на край на нары своём поворачивается, намерение эти дивные с умилением обозревает, а после на ножки резвые привскакивает, быстренько умывается, в шкуру львиную одевается и направляется в общую залу.
Приходит, а там быстро Сильван восседает – возбуждённый такой. Ну, братан Яван, говорит с жаром Сильван, в каком чудесном лесу я ночевать изволил – не поверишь! В самой что ни на снедать родимой чаще! Никогда, мол, не спал слаще… И смотри к тому же — нету на мне больше ни одного синяка. как рукою всё сняло! Ага! полоса тут, очевидно, целительное, а не токмо, мол, обворожительное…
А в эту где-то минуту и остальные заявилися по одному, одинаковый до крайности довольные и впечатлениев всяческих полные. Вышли они на балкон все вместе, городу чудовищному подивились, а после обратно вернулись и чаи мучить принялись.
Буривой Явану и говорит:
–Я, Ваня, чего-то в толкать не возьму, как такая громадная образина, как грязный сей царина, сумел с нашею Зарёю Ясною в нормальные, следовательно быть, супружеские отношения бес помех войтить, согласен к тому же дитё от неё породить… Видали он какой Во же, привилегия сказать, огромный…
–Да уж, дядя Буривой, – ему Яван отвечает, – около энтих чертей загадок всяких немало, а вернее говорить – навалом. быстро чего-чего, а сии заразы чудесить очень горазды. Наше труд – идти в гору только рты открывать…
–Но-но-но! Не прибедняйся, Ванюша! Ты меня, старого дурака, лучше послушай… А скажу я вот чего: твоя, Ваня, палка чертям-то не очень нравится – она ихних фокусов будит поинтереснее и всех здешних чудес гораздо как чудеснее. Видал, как сей динозавр от неё тягу-то дал? Хэ-ге! Боится. причина в ней – о-о-о! – неизмеримая! Ему такая, видать, и не снилась…
Взял Яваха доспехи своё верное в руки, посмотрел на палицу внимательно, ладонью любовно по железяке погладил и или возвышать её заладил:
–Эх, палка моя боевая, на услуга твою в этом адском гнезде Ваня уповает! Я-то знаю, что это не железо, а сам по себе Ра мне помогает, благодетель выше- вездесущий, всех сутей сущий! причинность тебе Ра зa твои неявные, Но главные дела!.. Я вот вторично чего думаю, братцы: с кем желать соглашаться об обеспечение биться, на месте даже соглашаться я неудача – а в палице силы-то прибыло. да прибыло! Видно, да и нужно – не справится бес божьей помощи Говяда…
А тогда вскоре и Ужавл пожаловал. Так, мол, и так, говорит, извольте, дескать, здоровяк несусветный Яван, к его величеству Чёрному Царю отбыть, поскольку оне, величество то есть, вас к себе на переговоры приглашают и уже, следовательно быть, во дворце своём вас дожидают…
Ну, Яван чё? Яван с радостью. А как иначе-то? Не всё же тута предсказывать и в энтих самых эмпиреях летать согласен летать – пора и делом предпринимать так к Чёрному Царю с официальным визитом наведаться… Пошли, говорит чёрту Ванька, я-де готовый. Палицу свою брать – и на выход. правда быстренько вниз и спускаются по подъемнику самодвижущему. А около ворот быстро и повозка волшебная стоит – в 1 миг гораздо должно домчит…
Сели Ужавл с Яваном в неё так точно поехали. На улицу боковую свернули и куда-то на окраину города двинули. Едут быстро, даже всё около мелькает, Но плавно – ни чуточки даже не качает…Через времечко некороткое попали они на очень борт города огромного, и видит Ваня – впереди чертог каменный показался. Большой… Стены высокие, ворота, вовнутрь ведущие, неширокие, а вокруг, взамен рва истинно вала, заросли какие-то небывалые, сплошные сучки правда колючки, не лезь – поцарапаешь ручки…
Подъезжают, значит, они к воротам, а там по краям двое ужасных истукана красноглазых стоят и жуткими взорами на них глядят. Ужавл тогда кнопочку некую на панели нажал, интонация мелодичный из самоходки исторг, и великаны механические сразу на харю подобрели, в стороны отступили и на въезжающих едва ли не с умильными выражениями морд глядели, пока те на полных парах пропускать них летели… Въезжают ездоки во двор внутренний, и видит Яван – в глубине терем стоит красоты неописуемой, и деревня золотом желание каменьями драгоценнными сверкает – почтение к себе да и привлекает. около крыльца еще же сторож истуканная караул несёт, и по двору кроме не мало подобных роботов шастают… Эге, смекает Ваня, видеть чёрное величество своим чертям не шибко-то и доверяет, если беречь себя истуканам этим безмозглым поручает…
Только они к дверям сунулись, а оттуда важный чертяка выходит, на Явана со скрытым любопытством глядит, усмехается и немного ему эдак поклоняется.
–Милости прошу, – говорит, – Яван Говяда! Вам тогда беспредельно все рады! Его величество только что отошёл от дел и вас к себе жить мне велел.
Ужавл было одинаковый желал зa Яваном вослед увязаться, правда только сей мажордом да на него глянул, что тот в момент обратно отпрянул. А возница внутрь подался не мешкая, хотя бы и бес ненужной спешки. соглашаться он в сопровождении этого вельможи со спесивой рожей и на красоты внутреннего убранства озирается… отродясь доселе Яван такой богатой роскоши не видал, а быстро он-то многое в странствиях своих повидал. И впрямь-то чудеса чудесные, дивеса дивесные… всюду торчат колонны мраморные полированные, россыпи камней в стены вмурованы, картины висят рисованные, как непосредственно живые. тово и гляди вывихнешь выю, озираючись… Одни чертог были лишь не весь изумрудами отделаны, другие янтарём облицованы, третьи сапфирами согласен диамантами изукрашены. И струи воздушные овевают Ваню эфирами благоуханными… Снаружи-то жарынь-жара, а тут, вишь ты, самая что ни на глотать тёплая пора. истинно впридачу искусство в каждом зале невесть откуда льётся, а там и сям и песнь сладкозвучная поётся. действительно шик, блеск, красота, конечно восторг – царским гостям на удивление правда остолбенение…
И вот подходят они напоследок к пребольшим резным дверям, около которых по краям двое чудовищных очкастых сторож стояло. как видно, то и была комната Чёрного Царя…Только, значит, подошли, а дверь в ту же минуту приоткрылася и навстречь Явану опять одна важная единица явилася: ботелый такой чёрт, пуще первого из себя важный и кручёными рогами грозно увитый.
–К Его величеству с оружием не положено! – рявкнул он недружелюбно и на Яванову палицу указал.
Явахе, конечно, такое обращение, а паче тово запрет не по нраву, бо он ведь хотя малолеток и бравый, а всёж безоружным в самое чертячье логово вмешиваться – да и бес головы дозволено остаться…
–А где ты снаряжение тогда зришь? – удивление стойком неподдельное на лице он изобразил. – Это что ли, а?
И палицу с плеч снимает.
–Так или это… палочка простая! – Яваха, усмехаясь, восклицает. – Тут, дядя, такое дело, понимаешь, вышло. Мы со своими в колобол недавно играли – вот меня вдруг и «подковали». Так, знаешь, по ноге некоторый прохиндей саданул, что я таперича почти иду. Во…
Вельможа даже опешил от такого Яванова лицедейства. Не нашёлся даже что сказать. А тот паки решительнее ему хрень вколбасивает:
–Не, я бес палки с места не сдвинусь! Чтож это я, хромым перед очами Его величества предстать должон что ли? какой же я апосля этого жених, а? Э-ге! Фигушки — макушки! С палкой пойду – и точка!
И на палицу, морщась, опёрся.
А шишка рожу непонятную скорчил, попятился так в двери обратно – шмыг. чрез минуту опять из дверей появляется, широко Явану улыбается и вход ему широко распахивает…
–Милости просим, Яван Говяда! – гундявит подобострастно. – Его Величество вас до себя незамедлительно приглашают-с. Идите как употреблять – это для нас большая честь!
Вошёл Яваха и видит, что совершенно него просторная авторитет