Вольному воля

…Много ли, маловато ли времени прошло, о том изменник выше- не ведал, а только очухался он, наконец, разлепил свои вежды и вот что увидал тем временем в мягкой полутьме: в помещении он, оказывается, находился некоем… Лежал Буривой на полу, на бурой медвежьей шкуре, и понял он, что обретается в некоторый неведомой избушке. депо внутреннее было махоньким: тогда тебе постель деревянная в углу находилась с подушками разумеется с периной, тогда печка топленная торчала между избы, а около окошка стеклянного столик притулился невеликий, и близко с ним табуреток виднелась пара…
Ощупал свои члены убёгший от смерти князь, осмотрел их кроме внимательно – не, ничего, всё вроде ладом… Ран никаких на теле около него не было, а лохмотье его рваное висело на нём лоскутами, и было всё еще раз опосля купания мокрым. Пригляделся тогда Бурша получше – что такое? никоим образом на столике бересты лежал кусок, а на нём буква некие были начертаны?…Много ли, маловато ли времени прошло, о том изменник выше- не ведал, а только очухался он, наконец, разлепил свои вежды и вот что увидал тем временем в мягкой полутьме: в помещении он, оказывается, находился некоем… Лежал Буривой на полу, на бурой медвежьей шкуре, и понял он, что обретается в некоторый неведомой избушке. хранилище внутреннее было махоньким: тогда тебе ложе деревянная в углу находилась с подушками согласен с периной, тогда печка топленная торчала между избы, а около окошка стеклянного столик притулился невеликий, и близко с ним табуреток виднелась пара…
Ощупал свои члены убёгший от смерти князь, осмотрел их еще внимательно – не, ничего, всё вроде ладом… Ран никаких на теле около него не было, а лохмотье его рваное висело на нём лоскутами, и было всё опять опосля купания мокрым. Пригляделся тогда Бурша получше – что такое? никоим образом на столике бересты лежал кусок, а на нём буква некие были начертаны?
Взял он бересту в руки и вот чего на ней прочёл:

Здравствуй, молодой ясный князь!
В баньке смой с себя всю грязь
Облачись в одёжу нову
Кушай кашку, трава пей
И, чтоб составлять тебе здорову,
Здесь пробудь ты десять дней.

Раскрыл Бурша двери наружу, из избушки, наклонившись, вышел, глядь – банька малюсенькая неподалёку виднелася, около самого лесного ручья, а сама избушка, из коей он выбрался, находилась между круглой цветистой поляны. И до тово хатка эта замечательно была сработана истинно резами всякими оказалась украшена, что диву дозволено было даться. «Хм, – усмехнулся про себя Буривой, – если бы я в сказки верил, то дозволено было бы подумать, словно к бабе-яге я попал… Ишь, избуха-то какая ладная! Куриной ноги под нею лишь только не хватает…»
Превозмогая сильную слабость, поплёлся он в баню, согнувшись в две погибели, туда захаживает – а она-то натоплена, оказывается, прежарко, и в крохотном предбаннике есть это порты полосатые с цветастою рубахою аккуратно сложенные лежат, а к ним кроме и сапоги добротные в придачу.
Раз пять Буривой в парилочке осиновой попарился, веником берёзовым себя нещадно охаживая, так в ручье неглубоком после купаясь. Испил он водицы ключевой где-то с полведра и почувствовал, что и снутри и снаружи как бы очистился совершенно.
часть он кроме одёжу, ему приготовленную, волосы свои длинные гребешком расчесал, подстриг их ножнями до плеч до самых – и пошёл в хату. А около хаты толстый с водою дождевою стояла. Наклонился над бочкою князь, на своё изображение глянул заинтересованно, и насилу-то себя узнал. Что и говорить, изменился он зa эти годы здорово: похудел, конечно, страшно, Но и повзрослел явно.
Зашёл он в избу – и вмиг к печке. Открывает её в нетерпении, сморит, а там чугунок каши гречневой стоит, его дожидается, разумеется с кашею-то непростою, а с какими-то пахучими травами намешанною. начинать а близко с чугунком кувшин глиняный постаивал, и в нём находился отвар некоторый духмяный. Навалился оголодалый дворянин на кашу и поел её жадно, Но не всю, а только долю малую, а то он знал, что сразу-то вредно ему будит обжираться. после кружку отвара он выпил не спеша и, не раздеваясь, отдыхать на постель завалился, причинность неясный липучий сразу его сморил.
И спал изменник выше- прикаянный даже до самого до следующего утра. опосля же сна крепкого почувствовал он несомненно, что силушек молодецких заметно в его теле и душе прибавилось. Обвёл он глазами зоркими избёнку, глядь – еще на столике письмо лежит берестяная.
Вот что на ней написано ныне было:

Здравствуй, развязный выше- бояр!
Кушай кашу, пей отвар
Девять дней здесь проведи
И покамест не уходи.

Удивился Бурша, плечами пожал. который это меня тогда привечает, голову он ломает? Ночью ведь спал он до тово крепко, что ни звука постороннего ему не померещилось.
соглашаться – не ходить, да не ходить… Почуял дворянин в себе довольно силы, что бы по полянке прогуляться, косточки свои поразмять. А что бы зазря не скучать, нашёл он в углу палку дубовую суковатую, правда и принялся с нею упражняться, навыки свои воинские понемногу вспоминая…
да прошло кроме восемь дней. Каждое утро Буривой находил в печке для себя еду приготовленную, в кувшине ароматный отвар – а который здесь по ночам кашеварил, ни сном, ни духом он не ведал, и даже о том не догадывался…
Наконец, в ночь последнюю, порешил выше- единоборец смелый устрожить тем не менее загадочного хозяина. Не стал он на ночь отвара пить, потому как заподозрил, что этот отварец снотворное манипуляция на него оказывает. И то вероятно – начинать как бы в яму глубокую Буривой проваливался, Кагда вечерами из кувшина-то хлебал.
И вот лежит правитель с очами приоткрытыми и ко всему-то прислушивается…
Вот мышка по полу пробежала, вот мотылёк в оконце крыльями заколошматил, а вот сыч близко закричал – а владелец и не думает показываться…
К тому времени и утро едва не настало. Стал героя нашего неясный липучий одолевать, и да его в конце концов сморило, что взял он и забылся – в бездна сна вдруг провалился. И вот спит он себе, почивает и слышит через сон, что некоторый песенку рядышком напевает. Навроде как малолеток пела там молодая…
Проснулся дворянин ото сна, 1 отверстие приоткрыл, глядь – утро уже стоит раннее, а около окошка зa столом женщина сидит красоты неописуемой: невысокая такая, ладная, человек около неё премилое, глаза голубые, а светлые волосы в толстую косу заплетены. Одета незнакомка была в сарафан васильковый, а на голове около неё красовался светлый узорчатый кокошник. Пела женщина не адски громко, и таким удивительно мягким и приятным голосом, что Буривой даже заслушался. Про бог лазоревое женщина пела, про солнышко вдобавок красное, про светел выше- месяц, истинно про частые звёздочки… А того, что может услышать её спящий князь, она ничуточки, очевидно, не боялась, потому что считала его усыплённым надёжно при помощи своего сонного снадобья.
–Кто ты, красота ненаглядная? – воскликнул, наконец, Буривой, на локте приподнимаясь, – как слава твоё, хозяюшка моя ласковая?
–Ах! – вскрикнула девица, рукавом заслонившись, – разве ты не спишь? Ой же, лишенько – невозможно тебе меня видеть-то! желание ты и не видишь, княже – ты просто грезишь наяву!
Подхватилась она прытчей прыткого на резвые свои ноженьки, быстро к дверям кинулась и вон выскочила. А после как только хлопанье чьих-то крыльев снаружи раздалось…
Выбежал из избушки и горячий князь. Смотрит, озирается – а девицы-то и следствие простыл. чуть горлица по-над берёзами мелькнула, улетая – и тишина…
«Ах, как же жалко, что женщина сия меня испугалася! – подумал Бурша раздосадовано, – До чего она мила, до чего пригожа – в жёны для меня такая пава гожа. Ничего-то я не пожалею, а её найду. речение в том крепкое себе же даю!»
И отправился он немедленно восвояси, прихватив с собою пища буханку согласен дубовую свою палку. начинать а зa те десять дён, что в избушке он прохлаждался, до тово силушек могутных князюшка выше- набрался, что соглашаться был не направляться он, а даже лететь…
Вскорости выбрался Бурша из лесу, огляделся окрест и понял, что он, оказывается, в маленьком лесочке все эти деньки гостевал. Лесок же сей на мысе Буяновом произрастал, как раз против островка Заколдованного. «Что зa наваждение? – удивился озадаченный витязь, – Я ж в этом лесочке ранее зачастую охотился. Не было тогда избушки никакой!..»
Вернулся он резво на прежнее место, разумеется вот же неудача – сколь он ни искал, а волшебной поляночки да и не разыскал: пропала она бесследно, будто тогда её сроду и не было.
действовать нечего, вернулся Буривой на дорогу неторную ей-ей по ней и побрёл. Порешил он в посёлок незамедлительно приходить истинно с этим предателем Гонькой по справедливости разобраться. А дорога до Арконы был ведь неблизким. И вот шёл дворянин бесцеремонный по дорожкам окольным, шёл и видит, что в его княжестве неладное вещь произошло. Селеньица окрестные захирели, обезлюдели, поля с огородами бурьяном лопушастым позарастали, а людишки остатние хмурыми конечно боязливыми стали.
И что зa горе на остров забияка нагрянула?
необходимо мне это труд скорей разведать, твёрдо решил гневный князь. А что бы лишнего внимания к себе не привязать верно несчастья на себя не навлекать, поизмазал он в грязи одежда своё чистое, волосы на голове взлохматил этакой гривой, истинно пылью кроме вторично умылся. А сапоги снял и в сумку затолкал, поскольку его ноги зa время заключения да огрубели и закалились, что по любому тракту следовать они годились. начинать а на рожу Буривой слово нацепил подурнее, лже- бы он не в разуме находился, а был чуток не в себе…
По дорожке-то разношерстный толпа ему попадать начал, и пеший, значит, и конный, Но ни одна душа и не думал цепляться к плетущемуся по ней идиоту…
А зато около Бурухи ухи ведь были на макухе: то там, то сям он какое вокабула услышит, истинно всё на ус-то себе и намотает живо. И понял он вскорости, что зa те годы лихие, пока он в подвале своём маялся, в его стране законной, оказывается, место уклад наизворот поменялся. Гонивой-то, подлец, пару войн развязал на материке, правда не простых стычек, а затяжных очень так точно кровопролитных. Вот в тех войнах многое обилие народишка и поубивало. верно опять к тому еще налог он ввёл драконовские, что бы казну свою оскудевшую поднаполнить. И дружину себе он лихую завёл, в большинстве не местную, а зарубежную: всех, кажись, лиходеев разумеется разбойников отовсюду собрал, и сегодня этот смесь сделался его охраною.
здорово не по душе Буривою услышанное им пришлось. начинать желание делать-то было ему нечего – плетью ведь обуха не перешибёшь. надо было теперь выносить это обстановка незавидное, а там быстро как идол даст, желание гораздо судьбинушка вывезет…
Под пир пришёл Буривой в одно махонькое сельцо и попросился в крайнюю избу на постой. человеки оказались там гостеприимными, и его переночевать они пустили. Ну, Бурша особо-то дурня в избе не валял – чего ему было предварительно бедняками этими комедию напрасно разбивать Жили там старец со старухой, около коих внучка была, по имени Малюта, девка годов пятнадцати на вид, ладная вся такая и миловидная. Сказал им Буривой, что в посёлок он идёт, к родственникам, а те ему про себя поведали, что родители Малютины погибли в войне, и теперя им, старым, приходится одним ратоборствовать со всякими житейскими неурядами.
Поснедали они пищею скудною – щами пустыми, и Буривой еще раз хлебца, с собой взятого, им подкинул, а то его в доме, против тамошнего обыкновения, ни куска даже не было. А как стемнело, то легли они который где дрыхнуть, а гостю на полу хозяева постелили, на тюфяке мякинном. Бурша-то с дороги подустал и заснул по-этому моментально.
правда только спал он недолго. как заколотит некоторый между ранней ночи в дверь кулаками, как загорланят снаружи наглыми очень голосами:
–А ну-ка, такие-сякие, открывайте нам живо! Пущай дитя с нами погулять выйдет!
–Ой ты, лишенько! – воскликнула женщина приглушенно, – То ж Гуляй с Буданом пожаловали, старостины сынки лядащие! сызнова нашу Малюту будут они мучить так донимать!
Позамешкались старики, предпринимать они не хотели, а дитя да и решительно как белуга заревела. А эти два охальников пуще прежнего распоясалися:
–Эй, Малюта, – они заорали, – выдь-ка на час, погуляем! А если не выйдешь истинно в дому останешься, да мы крышу вам о ту пору подпалим!
Стала дитя усердный одеваться, чтобы эти негодяи и действительно крышу им не подожгли. Но насилу она дверь входную борзо отворила, как Буривой с лежака своего свободно поднялся и, деваху отодвинув к такой бабушке, наружу-то – шасть.
Глядь – перед ним чета плюгавца-пацана стоят, пара вроде на рожу, по видону где-то годов шестнадцати эдак с гаком. Харри около них были самоуверенные и довольно-таки пьяные от выпитой, видно, браги.
–Кто такие?! – гаркнул на них выше- герой голосом рассерженным, – Пошто здесь бузите разумеется честных людей будите?!
Те, взамен слабой девахи ладного парня перед собою увидав, от неожиданности даже окосели. А после 1 из них осмелел и в мой черёд вопросец киданул:
–А ты сам-то который будешь, а, малолетний незнаемый?
–Я ейный брат! – паки сердитее Бурша гаркнул, – Чего надобно, спрашиваю?
–Да это… погулять мы небольшое число хотели, – нерешительно следующий близнец прогундел, – С Малюткой оно ведь веселее гулять-то…
–Ах, вона чо! – взгорланил в негодовании князь, – Погулять, значит, очень хоцца!..
так – цоп обоих лоботрясов зa ухи! Крутанул их безо всякой жалости и вверх на пол-локтя задрал.
–Ой-ёй-ёй! Отпусти, паря! – заскулили в 1 напев пара негодяя, – Оторвёшь ухи-то на фиг!
Попытались они было из Буршиных рук-клешней повырваться – желание гораздо там! как как вдвоем щенка они оказались перед волкодавом!
Попёр их Бурша к околице, при том приговаривая:
–Придётся вам, братовья, чуток со мною погулять! А моя сестра не для вас, раздолбаев нахальных!
А как вывел он их на улицу, то зa шкварники быстро перехватил и да тряханул знатно, что около болванов болезнь даже заклацали.
–Ну вот что, близнюки шкодливые, – суровым тоном герой им выговорил, – Чтоб сюда более носу не совали, ясный зa Малюту вы сейчас пара предо мною отвечаете. если хотя шерсть с её головы упадёт, то вам очень зa то не поздоровится! Врубэ?!
Гуляйка с Буданкой головами резво закивали и вразнобой сообразно с имеющимся данным указанием забормотали. Хмель же из их головёшек пустых сразу повыветрился. А Буривой от себя их поразворачивал, желание таких пендюлей им по очереди под зад засобачил, что те отскочили от него, будто мячики, истинно и задали по улице стрекача.
Только их выше- дворянин и видал.
Возвернулся он в хату безотлагательно и, не слушая от хозяев благодарности, завалился на мой тюфяк, где и заснул сном богатырским чуть не что сразу.
А утром довременно как вкопанный он ото сна, около колодезя вскачь умылся и в путь-дорогу заторопился. Шёл-шёл, топал-топал и к полудню пришёл в одно большое село, называемое Белица. Оттуда до Арконы было с полдня только пути. Прошёл Бурша по улице главной вперёд, смотрит – толпища на площади в центре села собралась в числе немалом. Он – туда, глядь – ёлы-палы! – ни за что на свете суд там происходило над неким схваченным старцем? Пригляделся Бурша повнимательнее – а то ж Богумира-слепца судили, великого мастера-гусляра и всенародного певца-сказителя!
Протолкался Буривой поближе к серёдке и видит, что на площади находится армия вооружённая, а на дубовом резном стуле восседает бояр некоторый незнакомый, на фасон очень быстро сердитый и на рожу превесьма жестокий.
– …таким образом, – драл гортань 1 из воев, глашатаем видимо определенный зa голос мой зычный, – побродяга Богумирка признаётся виновным во всём совершенно и полностью! зa свои непотребные песенки супротив княжеской начальник приговаривается этот горлопан… – и ратоборец сделал внушительную паузу, обведя притом присутствующих злобным взглядом, – к ста ударам карающего хлыста!
По толпе прокатилась шерсть возмущённого ропота, воплей и ора.
–Да ужели ж дозволено да над древним стариком измываться! – послышался из гущи людской звук несогласный, – Ведь он же точный брыки откинет от ста ваших горячительных!
А преимущественный дворянин тогда с места своего привскочил и, шаря по толпе полыхающим взором, завопил громко:
–Это который кроме там гортань свою разевает, а?! Может, умник, ты своевольно зa старого охальника спиняку свою подставишь?! Я на такой мена согласный! Давай, иди сюда!..
брюзга селянин вдруг же завял и сник, а орава еще загудела, Но уже не возмущённо, а недавно примирительно.
–Тогда, может, который непохожий желает? – продолжал дворянин к публике обращаться, – Милости просим – скамейка для храбреца уже готова!
–Кто это такой, а? – спросил Буривой около отрока, кто стоял близко с ним и от бессилия заламывал свои тонкие руки, – как прозвище около сего бояра наглого?
вещь в своём войске такового он ранее не видал, а он всех до последнего своих воинов в харя знавал.
–Да это же Борзан, подручный княжеский, – повернув к Буривою залитое слезами лицо, ответил отрок, – безжалостный он зверюга, а не человек!
–А тебя как зовут, парень?
–Светолик я, Богумиров поводырь, – назвал паренёк своё псевдоним и обречённо махнул рукой, – Эх, пропал деда Богумир! Говорил же я ему – не нужно выводить голосом эту песню крамольную так точно сердить этих волков, желание неужели ж он послушается!
С детских годов знал Богумира Буривой. ей-ей и как его было не знать, Кагда он был знаменитейший на всю округу весельчак, певун и балагур. Был Богумир слепым от рождения, Но сердцем чист и непорочен, по-этому духовные его очи зрели гораздо как зорче, телесных иных глаз. Его и Уралад привечал весьма, поскольку очень охоч был батюшка-князь до пения умелого и до гусельной звонкой игры.
«Эх, что же делать-то мне? – в некотором замешательстве подумал Буривой, – Ведь запорют они старика, да ведь запорют!..» Оценил он скоро окружающую обстановку и с огорчением понял, что ему одному, верно к тому же невооружённому, с отрядом дюжих ратников будит не справиться. И на язык подавленный надежды никакой не было, поскольку не те это были люди, что прежде, очень не те…
–Э-э-э! – взгорланил тогда Бурша дурным голосом, – Я желаю, что бы меня выпороли! Ага! вместо хрыча старого!
–Ты что, очень что ли дуралей – недоумённо уставился на парня Борзан, – Ведь со скамьи опосля порки не встанешь…
–Сам ты дурак! – заорал на него Буривой, глаза выпучив, – Ты Борзайка-дурак, поскольку около тебя ни совести, ни стыда отродясь не бывало! Ха! Борзайка-дурак, Борзайка-дурак!..
И он стал язвительно улюлюкать и пальцем на бояра принялся показывать, что бы быстро ни около кого сомнения не оставалось, который тут, в самом деле, дурак…
А поступил выше- правитель эдак нагло-то специально. Чтобы, значит, следовательно гневливого боярина из себя истинно отвести стрелы его ярости от связанного старца.
–А начинать – брать этого мерзавца! – приказал своим подручным Борзан, – Раздеть его – желание на лавку! Я ему покажу дурака!
Налетели тогда на Буривоя воины исполнительные, рубаху с него скоро они скинули и, подведя к лавке, на ней его сразу и разложили. Руки и ноги скрутили ему палачи верёвками прочными, а поскольку приговорённый продолжал бранить главного бояра обидными словами, треснул 1 из воинов Бурше кулаком по маклыге, отчего тот мгновенно же и призатих.
–Начинай! – скомандовал злорадно Борзан, – Устройте сему нахалу баню кровавую!
Свистнул над Буривоем распластанным хвост бича, и багровая место вздулась около него немедленно на лопатках.
–Борзайка-дурак! Борзайка-дурак!.. – продолжал избиваемый кричать, а два здоровых воинов поочерёдно спину ему принялись полосовать…
болезнь от кручёных хлыстов была неимоверная, Но Буривой терпел. браниться он вскорости перестал и, стиснув зубы, только головою кудлатою при каждом ударе мотал…
Перепуганный же народ, как всегда, безмолвствовал.
–…Двадцать пять, двадцать шесть, – отсчитывал число ударов 1 из бояровой охраны, – двадцать семь, двадцать восемь…
Буривой истекал жарким потом. Его крепкая мускулистая спина ступень за ступенью становилась красною. Во многих местах масть его шкура лопалась, и из багровых стежков сочилась красная кровушка…
Но правитель не стонал и не вскрикивал от боли. вторично крепче стиснув болезнь и собрав свою волю в кулак, он во что бы то ни следовательно решил не плакать и не визжать, а стойко и сильно наметил держаться…
Мгновения тянулись долгими минутами, а минуты казались часами…. Буривой уже нисколько не соображал, он едва не потерял сознание, а пред его глазами вертелись и крутились красно-розовые веретена…
–…девяносто девять! Сто! – отсчитал заплечный мастер последние назначенные удары. По толпе прокатился вздох облегчения. вдобавок бы – сей храбрый юноша не умер под градом жестоких ударов, он до самого конца бесчеловечное несчастный выдержал и спас тем самым бедного старика.
К поникшему и изнемогшему от бичевания Буривою подошёл неспешной походкой атаман Борзан. Он ухватил избитого парня зa волосы и заглянул ему в самые затуманенные глаза.
–Ну, да который из нас в настоящее время глупец – насмешливо ухмыльнулся бояр, – Ты – али всё же я?
–Бо… Борзайка-дурак, – едва слышно выдавил из себя обессиленный дворянин и даже плюнул в харю гада кровавой слюною.
–Ах, та-а-к! – отскочил тот назад, утираясь, – А начинать – полсотенки ему всыпать вдобавок! Ну! Начинай давай, лупи!
Раздался дежурный свист, и арапник ожёг испоротую спину Буривоя.
испытание продолжалась с прежним остервенением…
Две дюжины ударов успел отсчитать Буривой в своём воспалённом разуме, а после ткнулся он головою в лаву и потерял сознание.
…А очнулся он под бал где-то. Лежал израненный дворянин на животе в каком-то прутяном шалашике, и чуял он, как неизвестный втирает ему в спину лекарство остро пахнущее и бормочет при том лечебные заклинания…
мука была уже совершенно терпимой, добро бы члены Буривоевы силу прежнюю опять не набрали и находилися пока в беспомощной очень слабости.
–Где я? – хриплым голосом вопрсил князь, пытаясь на локте хотя немного приподняться.
–Лежи-лежи, отдыхай, – раздался позади него крик властный, Богумиру явно принадлежащий, – Дай снадобью целящему в раны твои впитаться…
–Здравствуй, дед Богумир! – поздоровался Бурша со сказителем, – довольный чувствовать тебя я опять. Али не узнал ты меня?
–Как не узнать, княже Буривой, – ответил ему старик слепой, – Поначалу я даже не поверил, что это ты. И то – подрос ведь зa годы пролетевшие, изменился ты сильно. Экий вон молодец-то, гляди, вымахал! Ну, конечно другие, может, тебя и не узнали, а от нас, от слепых, трудно ведь утаиться. Наши руки позорчее ваших глаз-то будут, ага… Ну-ка – на край тихо поворачивайся…
Кряхтя и морщась, Буривой опёрся о локоть и долго перевернулся на бок. предварительно ним на корточках восседал стройный седовласый старик в белой рубахе, вышитой красными цветами и пышной зелёной листвой. Его незрячие глаза были направлены куда-то вбок, а лицо, как всегда, было ласковым, не скрывавшим внутреннего веселья.
–Спасибо тебе, князь, что спас ты меня от смертельного наказания! – торжественно возвестил Богумир, – А то бы помер я на той лавке, не сдюжил бы ярого бичевания…
–Да ничо, что там, – махнул рукою Буривой, и снова скривился от саднящей боли, – Я ить бугай молодой. Не малолеток думать какая… Заживёт моя оболочка как на прислуга собаке…
И тогда он вспомнил, что отвар около него в баклаге должон был опять остаться, коий ему его спасительница загадочная в кувшинчике приготовила. Находившийся неподалёку Светолик тогда же принёс его сумку. Отвар, к счастью, и в самом деле еще раз там был. Выпил его милый дворянин до последней капельки и недавно неожиданно зараз почувствовал он себя гораздо справнее.
Рассказал он внимательно слушавшему его старцу обо всех своих злоключениях, а тот, ему внимая, ничто не говорил и только головою ободряюще покачивал.
А Кагда Буривой позакончил мой рассказ, Богумир подумал немного и вот чего высказал:
–А ведь провели тебя тёмные души, князь, – и по колену он Буршу вдарил, – Обвели около пальца, как телка на верёвочке. Да-а… Трудновато нам сейчас будит всё в обрат-то отдать – верно надо! Али мы с тобой не славяне?! Духом своим не славные?!
И поведал он взгрустнувшему чуток Буривою вот что:
–Гонивойка как только по телу братом тебе приходится, а душонка около него дрянная разумеется поганая. если хочешь знать, да он лично себе хозяином окончательно и не является. Да! волшебник ужасный Мардух настоящий его господин! Гонивойка же – это так, подстава, холопская низкая душа…
–Мардух? – удивился непритворно Буривой, – вещь я об этаком колдуне ранее не слыхивал. Что это к тому же зa ночной такой филин?
–Во-во! – усмехнулся Богумир задорно, – то есть филин! И быстро точный ночной, то есть тайный… Он же, гад, на острове Заколдованном обитает. Это ты около него три возраст в мешке каменном гостевал… Зачем ему нам, людям, на глаза замечаться Он скрытно, по думкам летучим человечками править насобачился…
–И как же его, стервеца, одолеть, а, деда Богумир? – с явным интересом в голосе Буривой вопросил, – как к ответу ряд призвать зa его злые дела?
Посуровел неунывающий гусляр, и головою в раздумии он покачал.
–Трудное это дело, парень, ох и трудное! – наконец, он воскликнул, – Непросто нам будит раздавить этого паучару… Одно чуть я знаю: говорят, зa морем сестра его проживает, Маргоною величаемая, тожественный ведьма, говорят, немалая. Бают, что враги они с Мардухом страшные. да вот, около энтой каракатицы будто вооружение имеется супротив старшего братца, Но что оно из себя представляет, тово я, увы, не знаю…
Поговорили они вторично малость, и очень выше- дворянин умученный захотел внезапно спать. Лёг он животом на подостланную циновку, веки быстро слепил так сном глубоким и забылся.
А наутро – вот же, право, чудеса! – открыл Бурша глаза, и до тово бодро он себя внезапно почувствовал, что ни в сказке об этом рассказать, ни борзым пером описать. Видать, лекарство Богумирово подействовало, а может, и отвар волшебный, а опять может, что пара они подействовали вместе.
Подскочил Бурша на ножки свои резвые, из шалаша тогда же выбрался и видит, что Богумир со Светоликом около костерка посиживают и кашу в котелке доваривают.
–Ну-ка, милок, – обратился Богумир к Буривою, – дай-ка я спину твою обследую…
–О, ничего, добре, – добавил он чрез времечко недолгое, ощупав и огладив широкую спинищу Буривоеву, – А и в сущности ведь зажило, почитай и следа от ран не осталось…
Поблагодарил обрадованный правитель старого мудреца зa его справное врачевание, конечно и сели они втроём кашей завтракать. А опосля того, как поели, порешили они отдельный в свою сторону податься: Буривой – в Аркону, на собрание с вероломным братцем, а Богумир со Светоликом – на материк, от греха, как говорится, подальше…
начинать а накануне самым расставанием снял калека ведун около себя с шеи шнурок с некоторый свистулькой и Буривою в ладонь её сунул.
–Это выше- подарочек тебе, князь, – сказал он с улыбкой радостной, – Не простая это свистулька, а волшебная. если станешь в неё свистеть правда дудеть, то залпом же на требование её пчёлы, осы, желание оводы со слепнями слетятся. Слетятся и начнут жалить всех последовательно безо всякой жалости. А того, который свистит, они не тронут. да что это тебе снаряжение тайное даётся супротив грозных твоих ворогов…
Поблагодарил Буривой старика искренне, до самой земли ему поклонился, после в объятиях его стиснул, истинно и в путь, не мешкая, пустился. соглашаться по дороге торной и мозгует, как бы ему свидеться побыстрее с подлецом Гонивоем. А кругом-то поля просторные… Луга травные… Одуванчики колышутся жёлтыми своими головами, а от них дух струится медвяный желание сладкий. Солнышко яркое с неба ясный светит, и жаворонок поющий князя сверху приветствует. Радостно князю нашему опосля темницы треклятой на воле-то было оказаться, да что соглашаться он, поёт ей-ей вкруг себя поглядывает.
И прошёл он таким маршем кус превесьма изрядный. Вот-вот надлежало уже и Арконе вдалеке показаться… А тогда слышит посредник выше- спешащий, что некоторый позади его скачет. Обернулся Буривой, пригляделся зорко – согласен ёж же твою в корень! – а это, оказывается, дворянин Борзан едет со своей кодлой! Отряд с ним был ратников, личность эдак с двенадцать, все, несмотря на жару изрядную, облачены были в кольчуги и в латы, и вооружены, что называется, до самых зубов.
Это они, гады, боялися, видимо, своего народа. истинно и какого там своего – не было сносный своего и родного около этого сброда.
убегать Буривою было уже поздно. истинно и не стал бы он никуда давать тыл – не тот около него был обычай так точно характер. А эти негодяи уже тогда как тогда нарисовалися. Догнали они его и в перстень плотное взяли.
–Опа-на! – воскликнул удивлённо Борзан, – так точно ни за что на свете это выше- дурак! Уже оклемался? Вот так-так! И чудесные же дела…
И он в зловещей ухмылке рожу себе оскалил.
–Послушай, боярин, – обратился к нему 1 из ратников, тот самый, кто Буривоя хлыстом яро хлестал, – а ведь он по приметам на тово малого смахивает, коего мы на прошлой неделе куда ни кинь искали. Ну, на самозванца тово опасного…
–Ага, точно, – сообразно покачал башкою Борзан, – И как я самолично об этом не догадался? Эй, ты, дурень – как звать-то тебя? Отвечай!
Для пущей строгости он ткнул Буривоя в плечо копьём. «Да, – подумал тот с сожалением, – видать, и действительно я попал… Что ж делать-то, а?..»
И тогда ему свистулька Богумирова вспомнилась внезапно.
–Как меня зовут, я самовластно ведаю, – ответил он боярину дерзко, – Тебе о том точно знать пока будит рано…
–Это почему же раненько – усмехнулся Борзан, превосходством своим над босым пешеходом упиваясь, – Для меня ничто не раненько и нуль не поздно, а всё только только что в настоящий раз. Ха! А ну, молодцы – свяжите этому наглецу руки разумеется привяжите его к седла луке. Пускай до города пробежится, как заяц, а там мы ужо найдём способ, как говор ему развязать!
–Рано радуешься, Борзайка-дурак! – воскликнул о ту пору Бурша в негодовании, – Это не я около тебя побегаю, а ты собственноручно около меня немедленно зайцем станешь!
Сунул он свистульку себе в рот, согласен и засвистал в неё презвонко. И до тово громким и пронзительным был около неё звук, что даже кони от неожиданности всхрапнули и в страхе бросать отпрянули.
Сначала-то вроде ничто не произошло. двое пчёлок с полей, зудя пронзительно, пропускать только что пролетели. А после и началось, желание такое, что посмотреть на это было любо-дорого! Примчалась внезапно молниеносно пчела одна возмущённая верно – бац! – стойком Борзану в буркала она и жиганула!
А зa первой вторая, третья, десятая, двадцатая… Целые рои с полей окрестных взметнулися – и начинать всю банду совместно с конями гораздо ни попадя жигать желание жалить. Заорали мерзавцы не своими голосами, замахали они руками, как ветряками в ураган, а кони их заржали что было мочи, и бешено понеслися прочь.
А Буривою зато хотя бы хны! Не тронули его всецело взбешённые те рои, пожалели его, пощадили, покорились они свистульке волшебной силе…
Проследил дворянин со вниманием злорадным, как оголтелая вооружённая общество впопыхах от него стрекача задала, а после свернул он быстрёшенько в лесок и кроме пошёл по лесным извилистым тропкам. Благо, места сии он ведь детство знавал, а с тех пор, как он для всех пропал, нуль в округе, в общем-то, не поменялося радикально.
В мозгу около Буривоя уже созрел планец, как ему в родную Аркону поскорее бы попасть и, в то же самое время, в лапы захватчиков его законной власть не попасться бы.
труд в том, что из княжеских палат зa пределы города вёл незримый подземный ход. об этом ходе знал как только правящий в Арконе князь, и больше не знал никто. Батяня Уралад, Кагда Буривой уже отроком умным стал, сей процессия ему недавно показал и строгий запретил о нём кому бы то ни было рассказывать, даже и младшему брату. сей аллюр давно предки их предусмотрительные отрыли, что бы в случае крайней нужды, в последнем, как говорится, случае, Кагда обложат их посёлок врагов тьма-тьмущая, осаждённых людей наружу следовательно было б можно.
А вот уже и сама Аркона на горизонте показалась… Радостно забилось грудь князя, Кагда он столицу свою опять увидал. Но и тоска в душе его разлилась тоже, потому что ныне-то он был низложен…
Бурша твёрдо знал, что его уже очень ищут. по-этому он влез на большой дуб, ему с детства ведомый, и спрятался там в потаённом глубоком дупле. И будто – послышались вскорости шум людские, и понял спрятавшийся прежний правитель, что это воины Гонивоевы в его поисках тогда рыщут.
К счастью, углубление с земли было незаметно. Отсиделся там Бурша до самого вечера, а как стемнело, то он с дерева слез и пошёл к колодцу одинокому, где был устроен в подземелье потайной вход. Внимательно оглядевшись и ничто подозрительного не заметив, ухватился Буривой зa колодезный журавель, желание и стал вниз-то спускаться…
Ага, вот и дверь, в стенку вделанная! Отворил он её, вовнутрь открыл и оказался в тёмном, хотя отверстие коли, подземелье. Благо, на стенах факелы оказались воткнуты, для ходоков приготовленные. Высек Бурша огня из кремня и кресала, запалил затейщик попавшийся факел и побрёл будущий по проходу каменному…
Минуток с пятнадцать он по лазу тому пробирался бес лишней спешки и, наконец, глядь – показалась впереди каменная витая лестница. Вела она прямиком в покои княжеские и оканчивалась махонькой незаметной дверцей, замаскированной с той стороны так, что её решительно не было заметно.
Добрался Буривой до этой двери, факел потушил и с бьющимся здорово сердцем её чуток приоткрыл. Смотрит – Гонивой около стола дубового спиною к нему сидит и на пергаменте вещь вроде как пишет. «Работает с документами, паразит!» – догадался Бурша и даже внутри взбеленился. Медленно, бес скрипа и шороха, открыл он дверцу пошире, на пол ступил, дверь зa собою закрыл и на цыпочках двинулся прямиком к Гоньке.
–Здравствуй, пресветлый князь! – воскликнул он зычно, к предателю близко приблизившись.
А тот как от неожиданности подпрыгнет! Обернулся он вспять стремительно, речь гусиное из рук повыронил и… неожиданно радостно и ликующе лицом осветился!
–Бурша! Братуха! мимоходом ты мой! – завопил он не своим торчком голосом, – Наконец-то ты вернулся! О, боже – счастье-то какое!
Вот всё что желать Буривой пьяный был от Гоньки услышать, Но только не сей веселый визг. Он даже немного опешил и на месте застыл от неожиданности. А Гонивой уже к нему подскочил и начинать его в объятиях своих давить так точно тискать…
–Стой, Гонивой! Стой, гнусный брат! – придя совсем немного в себя, вскричал точный дворянин и, отстранив негодяя от своей особы, встряхнул его очень здорово, а кроме закорил его в сильном негодовании: Не ты ли меня посадил в тот неясный подвал? Не ты ли ко мне в гости приходил и изгалялся там нужно мною? Не ты ли господствовать мою законную вероломно себе захапал и правду исконную в стране нашей попрал? Отвечай же, гад! Отвечай!..
Ни тени замешательства, стыда или же горького раскаяния не промелькнуло на лице Буршиного брата. обратно – оно всё сияло от несказанной радости и счастья…
–Нет, нет и нет! – завопил Гонька восторженным голоском, – неужто ж ты паки не понял, что колдовством лихим был оморочен? Я тогда тебя в нетерпении ждал, брата, значит, своего смелого и любимого, и искал я тебя везде, и награды зa весточку о тебе сулил всем великие! Ну, а если ты где-то стиль выше- нехороший видел – да то не я ведь был-то, а злющий морок тебе привиделся. Да!
Буривой уже шиш толком не понимал. До тово искренним и радостным было обычай его брата, что сердце князя прямая явно подрастерялася. А Гонивой той порою зa руки его берёт, на креслице шикарное ласково усаживает, мчится к столу скоро и из бутыли причина в вдвоем кубка златых наливает.
–Теперича опять ты около нас князь, а вконец не я! – взахлёб Гонька загорланил, – этот же час объявим мы об этой великой радости! А безотлагательно выпьем же давай, брат, зa уверенность посреди нами полное правда зa влечение нашу братскую! Твоё, Буривой, здоровье и счастье!
И Гонька отпил из кубка немалую толику.
И Буривой одинаковый кубок мой невольно пригубил. О, напитки в нём оказалося превосходным! Давненько быстро Бурша, акромя воды и отвара, ничего-то другого не пивал. Взял он и осушил мой кубок неспешно до самого дна.
начинать а Гонька к столу дубовому о ту пору вернулся, из маленькой бутылочки в видоизмененный кубок себе плеснул, выпил неотложно сиё зелье, запил из бутыли его винцом, и обернулся к брату с другим уже окончательно лицом, на коем играло презлое веселье.
–Ха-ха-ха-ха! – звонко он расхохотался, – Провёл я тебя, братец – как будто олуха, тебя я околпачил! Баюшки-баю, былой князюшка – вечно не видеть тебе властительной моей шапки!
Вскочил тогда на ноги гневный Буривой, истинно в ту же минуту и покачнулся он, как опьяневший пастух на лугу. перед глазами около него поплыло всё, закачалося, и кумир подлого брата рассеялось прогрессивно в его очах, точно в тумане.
Свалился он тут на пол, точно подрубленный, и беспросыпно там сразу заснул.