8 часть — Брат Трифон

духовенство и карманник, не спеша, обходили монастырские постройки. Зашли в коровник – приземистое строение метров 20-ти длиной. В стойлах стояли штук восемь коров и быков. Двинулись в глубину помещения.
— Говядину мы едим непроходимо редко… В основном, держим скотинку для молока, кой-когда продаём бычье мясо. Там, — духовенство ткнул рукой в сторону, — вкушать вдобавок стайка, где находится молодняк… Вообще, около нас большое хозяйство: коровки, огородик, зa стенами обители картофельное поле… Своя пекарня, штук десять курочек…
Вор посматривал по сторонам, с отвращением вдыхая дух навоза. духовенство подвёл его к длинному худому человеку в рясе, с большими карими глазами и жидкой бородёнкой. Тот вилами накладывал сено в тачку, видимо, собирался питать животину.
— Познакомься, Трифон! — сказал настоятель. – небывалый монах – Александр! будит усердствовать покамест здесь…
Трифон воткнул вилы, по-доброму улыбнулся:духовенство и карманник, не спеша, обходили монастырские постройки. Зашли в коровник – приземистое сооружение метров 20-ти длиной. В стойлах стояли штук восемь коров и быков. Двинулись в глубину помещения.
— Говядину мы едим несказанно редко… В основном, держим скотинку для молока, иной раз продаём бычье мясо. Там, — духовенство ткнул рукой в сторону, — снедать снова стайка, где находится молодняк… Вообще, около нас большое хозяйство: коровки, огородик, зa стенами обители картофельное поле… Своя пекарня, штук десять курочек…
Вор посматривал по сторонам, с отвращением вдыхая дух навоза. духовенство подвёл его к длинному худому человеку в рясе, с большими карими глазами и жидкой бородёнкой. Тот вилами накладывал сено в тачку, видимо, собирался содержать животину.
— Познакомься, Трифон! — сказал настоятель. – новоявленный монах – Александр! будит упражняться покамест здесь…
Трифон воткнул вилы, по-доброму улыбнулся:
— Здравствуй, брат!
— Здорово, бродяга! — Сидоркин протянул руку.
Инок перестал улыбаться, изумлённо посмотрел на игумена, духовенство строго взглянул на вора.
— То есть, я хотел сказать… «здравствуй, брат», — смутился Саня, не зная, гораздо деть руку. – красивый коровник, — он покрутил головой, — и скотина чудная.
— Иеромонах Трифон возьмёт шефство над тобой! — продолжил игумен. – дремать будете в одной келье… около нас все спят по двое, потому что маловато места! Осваивайся…
Игумен кивнул Трифону и повернулся к выходу.
— А спецодежду мне выдадут? – спросил Сидоркин.
— Лишних ряс покамест нету! — ответил настоятель, глядя чрез плечо. – Но в субботу, до Пасхой, Трифон отправится в близкий городок — зa свечами… Купит тебе рясу, только величина скажи!
— духовенство Феофил! Я могу отдать Александру выше- седой подрясник, он мне маловат! Его погладить нужно только! — подал глас Трифон.
— По благодати! Работайте! — молвил Феофил и вышел.
— Ну, что, брат, с кормежкой я лично управлюсь, а ты покамест бери ведро… вон там, в углу стоит! – Трифон ткнул пальцем в далекий угол, где хранилась на полках либо просто висела на гвоздях хозяйственная утварь, — так точно начинай доить!
— Смотри, это Маруся, корова смирная, ласковая! — келейник подвел Санька к бурой коровенке с большим белым пятном на боку. – Коровка бес норова! Всех подпускает! Даже дитя справится! — улыбнулся пара Трифон и погладил Марусю по широкому лбу. – Начинай с Богом, а я после подсоблю!
Карманник сходил зa ведром, уселся на мелкий табурет около Маруси и начал доить. Пальцы соскальзывали с сосков, в погода падали жалкие капли.
— Ну, доись, скотина! — прикрикнул вор. – Тьфууу! — он сплюнул.
Саня промучился опять какое-то время. Трифон исстари закончил с сеном и уже с двумя полными вёдрами молока шел пропускать Сидоркина.
— как успехи, пара Александр? – остановился около стойла.
— Ни хрена успехов! — отрезал Саня. – Только пальцы устали!
— Помолись! — посоветовал инок. – Я чувствую, ты потерял согласие в сердце… Дай-ка я покажу! – Трифон поставил ведра.
Карманник уступил место, мних сел на стульчик, бодро задёргал соски, звонкие струйки молока застучали о ведро.
— Ты не бойся, сжимай сильнее! — учил Трифон. — И с нажимом тяни!.. Видишь?
— Вижу, — мрачно изрёк Сидоркин, облокачиваясь на загородку. – Послушай, как тебя там.
— Трифон! — любезно подсказал инок, не отрываясь от сосков.
— начинать да, Трифон. Ты испокон веков здесь?
— Девять годов было на Сретение!
— Чем на воле занимался?
— Я артист, играл в театре!
— А чего в монахи-то пошёл?
— Назрела нужда души!.. — обиняком высказался Трифон.
— И как тебе тут?
— Хорошо! — монах перестал тянуть соски, посмотрел на собеседника. – Я не пожалел!.. страда во славу Божью, новый воздух, дружба с Господом! Никаких грязных и похотливых мыслей… крепну в вере! паки вестник Иаков говорил: «Дружба с вместе вкушать недружелюбие напротив Бога. И который хочет присутствовать другом миру, тот становится врагом Богу»!
Монах произнёс стихи из Библии проникновенно, глядя на карманника блаженным взором. после добавил, теребя бородёнку:
— письмо Святого апостола Иакова, председатель четыре, стих четыре!
— Ну, ты пряник! — восхитился Сидоркин. – Ты всю Библию знаешь по главам?
— около меня вторично промежуток духовной юности… — смиренно ответил Трифон, опуская глаза. – бог учит: точно знать не главное, суть исполнять то, что знаешь!.. Иди-ка сюда, начинать руку!
Сидоркин закатал рукава, присел, протянул ладонь. монах обхватил её своими пальцами, приставил к вымени.
— Бери сосок! — командовал он. – Сжимай… так… сильнее… оттягивай… – Струйка молока брызнула в ведро. – Прочувствовал силу нажима? Попробуй ещё… хорошо!
Трифон поднялся.
— Дальше пробуй сам! Научишься, брат! Я поначалу, вообще, не знал, с какой стороны соответствовать к корове! идол дал мне разумение!.. Я на кухню! – монах подхватил вёдра и удалился.
Саня сел на табурет, уставился на молоко на дне ведра.
— начинать и вонища! – помахал рукой пред носом. — Знал бы, захватил респиратор.
Корова повернула голову, замычала.
— Что смотришь, дура? – рявкнул вор. — Пожалуй, необходимо потребовать около герцога премиальные зa вредные условия труда, — проворчал Саня и неуверенно потянул зa соски.