Автор — я, Ахматова Кристина. Первоисточник всегда на Прозе, либо в [hide]группе ВК[/hide].Да, желание и паки раз да. Он был никчемной сволочью, пьяньчугой, немужиком и то есть тем, на что потратила лучшие годы жизни его дражайшая супруга. Огромная, дебелая, с опухшими ногами в вязаных носках. «Пила» замолкла на не мало секунд, кряхтя, наклонилась к ржавому водопроводному крану, жадно сделала глоток, с целью промочить утомленную глотку и…
— Тварина, скот, разумеется ты посмотри, как мы живем, так ты посмотри только, говна ты кусок! Где, где зарплата, ублюдок? Где я спрашиваю?
В атмосфера взвилось мокрое кухонное полотенце и громко шлепнуло по лысеющей голове унылого мужичка в тельняшке с короткими рукавами.
Затянув потуже обрывок веревки на спортивных штанах, дар нападения тихо впечатала свою пятерню в раскрасневшееся образина жены. Не дожидаясь повторной атаки, супруг нетвердой походкой вышел из кухни, изо всех сих сил захлопывая зa собой застекленную дверь.
Осколки заляпанного жиром стекла весело зазвенели по старому линолеуму, усевая как кухню, да и неясный коридор. Голая лампочка, отродясь не видевшая люстры, абажура либо даже захудалого плафона, давно перегорела.
— Мама? – пискнул в темноте испуганный голос.
Шлепая босыми ногами, пытаясь как дозволено скорее избавляться нетрезвого отца, в кухню влетел неважный пацан годов шести от роду.
— Ма-а-а-а-м-а-а-а! – уже истошно заорал потомок «тварины» и «скота», запоздало чувствуя, как в голые ноги впились десятки острых осколков.
— Феденька… разумеется что ж ты наделал, гадина! – голос из кухни достиг небывалых децибелов и был уже адресован отнюдь не малолетнему Феденьке.
«Гадина» спасался бегством. на скорую руку обув стоптанные ботинки, он схватил с вешалки такую же засаленную, как и почившее на кухне стекло, олимпийку и быстро покинул квартиру, устремляясь вниз по лестнице на затейщик этаж, где зa облупленной трубой мусоропровода было припрятано его драгоценность – паки непочатая бутылка «Пшеничной».
Косых Николай Николаевич, 32-х годов от роду, жил в этом доме, в этой квартире и с этой женой уже почти что десять лет. сей быль перестал его доставлять удовольствие уже возраст немного опосля женитьбы. Симпатичная Наташка начала превращаться в склочную толстую бабу, которая, выключая денег, требовала паки и детей. Последнее её напутствие было выполнено в начале девяностых. А после начался ад. Денег требовалось всё больше, больше и больше. Бесконечные болезни жены и сына исчерпали деревня наследственный бюджет. Семья сидела в долгах, Но запросы супруги не уменьшались. Заводские друзья научили своего кореша нехитрому способу скидывать стресс, и проживание полетела под откос.
Водка была теплой, горькой и отдавала странным химическим привкусом. Это было уже привычным послевкусием, означавшим, что худой татарин из 47-й квартиры подмешивает в мой паленый товар какую-то дрянь.
В голове зашумело, в глазах заплясали грязный мушки, и заплеванный пол нечаянно оказался близко к лицу. Боли не было, просто грязный глубокий неудача очень летел против распростертому на бетонном полу скрюченному телу.
— Мужи-и-и-к! Эй! Муж-и-и-ик! Ты веселый – чей-то ботинок несильно поколачивал в районе ребер. Видимо, руками было брезгливо.
Николай открыл глаза. В подъезде было на удивление светло. требуется же, некоторый поменял лампочку, покамест он был в отключке. начинать и глупыш сей благодетель, всё и ныне же сопрут.
Странный малолеток в ярко-зеленой куртке продолжал двигать носком ладных новеньких кроссовок несчастное тело алкоголика.
«И не боится ведь в такой красоте ходить, — подумалось Николаю, — начинать снимут же, как кушать дать, снимут».
— желание встаю я, встаю. Отстань, пижон.
Парень достаточно хмыкнул и молчаливо зашагал к лифту.
Сразу видно, что не местный, лифт-то уже год как не работает.
Но двери подъемного устройства беспрекословно открылись, и ласковый франт уехал на мой этаж. Нет, в эту ночь здесь стали случаться какие-то чудеса! Лампочка, лифт и… стены. Стены были аккуратно выкрашены светло-синей краской, на которой не было ни единого матерного слова. Бычков, плевков и шелухи от семечек под ногами одинаковый не наблюдалась.
Но подъезд был родной, в этом не было сомнений. Новые почтовые ящики хранили знакомую нумерацию квартир, мелкие щербины в ступенях тожественный были что знакомы, а свежая побелка потолка да и не смогла всегда скрыть выбитых долотом похабных фразочек.
— что же я тогда валялся? – шептал под нос Николай, по привычке пешком преодолевая лестничные пролеты.
А вот и знакомая дверь. Ну, ежели и бы она совсем не не изменилась. Всё тот же расцарапанный дерматин на частично выпавших латунных гвоздиках.
— Черт, еще эта злой закрылась…
Нашарив в кармане олимпийки ключи, владелец аккуратно открыл дверь, стараясь не шуметь.
Пахло в квартире по-другому. за кислого запаха постных щей и нестираного белья в коридоре витал приторно-сладкий благовоние женских духов.
— Какого хрена! Мать, к нам лезут! – в коридоре вспыхнул знать и накануне ошарашенным Николаем предстал тот настоящий парень, какой внове интересовался его жизнеспособностью.
Следом вылетела всклокоченная сонная женщина и, дико завизжав, сползла по стене, хватаясь зa сердце.
По-звериному ощерившись, мужчина схватил зa грудки несчастного забулдыгу и со всей силы приложил об археологический фанерный шкаф. сегодня их лица оказались едва ли не близко и Николай почувствовал, как рукоятка нападавшего стала слабеть. Оскал превращался в вытянутую удивленную мину, руки разжались окончательно, с побелевших губ сорвалось:
— Батя?
— Коленька! – истерично взвизгнуло откуда-то с пола тело в цветастом халате.
Наташка. Постаревшая годов на двадцать, Но это была она, его жена, которую он видел только полчаса назад.
Не сводя око с абсолютно старый постаревшей супруги, мужчина опустился на колени и умоляюще заглянул ей в глаза.
— Натка, что происходит?
Его отвели на кухню, дали мягкие тапочки, налили в его дорогой стакан душистого чаю и поведали ужасающий рассказ.
На дворе стоял две тысячи пятый год. почти что 19 годов назад, опосля бытовой ссоры, ушел из дома и не вернулся Косых Николай Николаевич. Милиция не нашла ни тела, ни свидетелей, ни хотя каких-то следов. Но Наташкино скорбь со временем даже и не думало проходить. Несчастная женщина продолжала с ума сходить по ком и погодить своего пропавшего мужа. Кагда заботиться закрыли, обезумевшая от горя Наталья стала шествовать по всевозможным магам, колдуньям и экстрасенсам, неся шарлатанам последние деньги, отказывая себе и сыну даже в необходимых вещах.
— да ты меня и тогда, и всегда… любила? – эта новинка стала для Николая гораздо более шокирующей, чем неудача в памяти на 19 лет.
Женщина всхлипнула и бросилась на шею еще раз обретенному супругу.
Федор, а это был то есть он, сняв свою вырвиглазную кислотную куртку, грустно сообщил:
— А ныне я шел матери дурку вызывать. Думал, она вместе того. Нашла какого-то мага и чародея, какой пообещал отдать тебя. начинать и денег запросил – миллион. Мать хату продала, на днях съезжать будем. А я не успел помешать, она казна слила уже ему.
— Жалеешь? – стойком спросил священник , освобождаясь от объятий.
— Да! – с вызовом ответил Федор, с апломбом вскинув голову. — Я радовался, Кагда ты свалил, папаша хренов, радовался, понимаешь! Жизни никакой с тобой не было! Скандалы, пьянки, нищета. Не многое я потерял, знаешь ли, — дитя распалялся всё больше и больше. — быстро не знаю, что зa волшебник такой был, Но я его найду и башню сверну. А вы, голубки, бездомные теперь, выкручивайтесь, как хотите, и на мою подмога не рассчитывайте! Я в настоящее время самостоятельно хрен знает, где жительствовать буду! – размашистой походкой малолеток вышел из кухни и сильно, по-отцовски, хлопнул дверью. Нового стекла там не было до сих пор.
— Но… Но где я был? – рассеяно спросил Николай, глядя вслед уходящему в комнаты сыну.
— Не сказал мне он, – зашептала Наташа, предано взирающая на мужа. — Не сказал. Говорил, что мне не точно знать лучше. неизвестный из параллельного мира, мол, с тобой… эээ… работает. А он грабить будет. И вот, отнял ведь! – женщина опять заключила в объятья своего непутевого любимого.
Наталья не разжимала рук даже во сне, боясь, что вторично обретенное благополучие вновь может исчезнуть.
Утром Николай проснулся в пустой постели. С кухни доносились божественные запахи и звук посуды.
Устремившись на запах, он шагнул в проходную комнату, где на стареньком диване торчмя в джинсах и кроссовках лежал Федор, выгнувшись в неестественно-пугающей позе. Глаза сына были открыты. неистово жужжа, на не двигающийся зрачок приземлилась большая жирная муха и деловито стала тереть свои лапки.
— Федя! – бросившись к сыну, благодетель стал беспокоить закоченевшее мертвое тело.
— обязанность выплачен! – праздничный голос, заставил затравленно обернуться.
Безумная смех застыла на лице жены.
— заем выплачен! – повторила она. — касса – это был застрельщик плата зa работу. зa твое возвращение он потребовал Федю. Для замены.
— какой замены, дура? какой замены? Где скорая? Почему ты стоишь? Он ведь умер, умер, умер! – плач лились по небритым щекам безутешного мужчины.
— заем выплачен! — шептала сумасшедшая, даже не глядя на мертвого сына.
Счастье, безумное благополучие плескалось в её выцветших глазах.