Сидоркин, облачённый в рясу, колол дрова, иногда поглядывая на храм. вдобавок трое черноризцев занимались тем же — некоторый таскал в близлежащее устройство готовые чурки, некоторый сортировал дерево.
К карманнику подошёл монах.5
Он был упитан. На полголовы ниже Сани. Бороды не было. Вернее, слабая волос пробивалась, Но бороды как таковой, не было. Вероятно, она просто плохо росла. Ну, что кроме Тёмные волосы до шеи, пухлые щёки, нос кнопкой. Маленький, аккуратный, скоро очерченный рот. И глаза — голубые и круглые, как около сиамского кота.
— пара Алекса-андр! — позвал он потихоньку тонким голоском.Сидоркин, облачённый в рясу, колол дрова, иногда поглядывая на храм. еще раз трое черноризцев занимались тем же — неизвестный таскал в близлежащее здание готовые чурки, некоторый сортировал дерево.
К карманнику подошёл монах.5
Он был упитан. На полголовы ниже Сани. Бороды не было. Вернее, слабая шерсть пробивалась, Но бороды как таковой, не было. Вероятно, она просто плохо росла. Ну, что вторично Тёмные волосы до шеи, пухлые щёки, нос кнопкой. Маленький, аккуратный, скоро очерченный рот. И глаза — голубые и круглые, как около сиамского кота.
— пара Алекса-андр! — позвал он тихо тонким голоском.
Сидоркин воткнул топор в чурку, разогнул поясницу:
— Ну?
— Ты не шутил вчера зa ужином о еды? Ты и теперь поглощать не будешь? Я желаю овладевать очередь!
— есть хочешь? – ухмыльнулся карманник.
— Ага… — вздохнул собеседник.
— Тебя как зовут? – монах внимательно, даже очень, присматривался к иноку.
— пара Сергий… — духовенство глядел наивными глазами.
— Это ты меня впускал на территорию, Кагда я стучал? – припомнил вор.
— Я… — толстый выжидающе смотрел.
— Ты Кагда еще дежуришь около ворот?
— теперь вечер и ночью… А что?
— Серёга, ты застрельщик в очереди зa баландой! — объявил карманник.
— Спасибо… А зачем ты спросил про моё дежурство?
— Иди-ка сюда, — поманил пальцем Сидоркин.
Он нагнулся, было, к уху монаха, Но заметил, что ни одна душа не работает. Иноки замерли, прислушиваясь. хищник выпрямился.
— Вас учили, что слушать нехорошо? – спросил он, обводя братию грозным взором.
— так точно брось, брат! — ответствовал монах, заросший до ушей бородой, тот самый, что заглядывал в келью, Кагда вор мерил рясу. – В этих стенах нет секретов! бог всё видит…
— Я уже слышал это. И вот что скажу! Видимо, около Господа дело такая – внимать и подглядывать! — отпарировал послушник. – Но какое известие вы имеете к его работе? Я хочу говорить брату Серёге глубоко личную вещь, которая касается только меня!
Бородач пожал плечами, развернулся и понёс валежник в чулан, другие тожественный принялись зa работу.
Из жилого помещения показался настоятель, направился к дровосекам.
— Его только не хватало, — проворчал Саня. – Позже поговорим, — произнёс, обращаясь к Сергию, и вновь взялся зa топор.
***
Был вечер. Все, как обычно, собрались зa трапезой. через окна столовой-кухни проникал кроткий свет, окрашенный в красное. сам-друг десятка монахов заворожено наблюдали, как настоятель хлебает гороховый суп с лапшой. Саня сидел насупротив Трифона, время от времени с задумчивым видом кидая в клюв маленькие кусочки хлеба.
Игумен отложил ложку, допил часть бульона, отставил тарелку. после чинно, не спеша, выпил молоко. как по команде, с тяжким вздохом, монахи поднялись.
— благодарность Господу, кто нас поит и кормит! – нараспев возгласил Феофил. – так святится псевдоним его нынче и присно и во веки веков! Благослови братию, Иисус!
— Аллилуйя! – грянуло 20 глоток.
— Детки мои! – возвышенно сказал игумен. – На повестке вечера 1 значительный вопрос! надо отнести брату Сергию его порцию супа и молока на место к воротам! который желает это сделать?
— Яяяяя! – сразу крикнуло 20 голосов.
Настоятель обвёл глазами стол, увидел полную тарелку, стоявшую накануне послушником, поднял на него взор:
— Ты, почему не ешь, пара Александр? Нет аппетита?
— Типа того, — ответил Сидоркин. – Очищаю душу…
— монах Александр отнесёт брату Сергию суп и молоко! — объявил игумен. – Все свободны, можете предпринимать личными делами… Александр, отнесёшь пищу, и придёшь ко мне, не запамятуй!
Сидоркин молчаливо кивнул, собрал нехитрые пища и вышел из трапезной. В правой руке он нёс короткий тазик, накрытый листом бумаги. В левой держал литровую кружку молока, сверху неё покоилась тарелка с хлебом. Подошел к кирпичному флигельку около ворот. Ударил ногой в дверь. Она, скрипя петлями, отворилась. Сидоркин вошёл. Побелённые стены были чисты, бес обоев и картинок. В углу, на тумбочке, находилась икона. вторично были питание под клеенкой, красный ложе и пара стула – обстановка флигелька не отличалось оригинальностью.
На этом самом коричневом диване и возлежал пара Сергий. Увидев Саню, вмиг вскочил.
— Вот твоя жратва! — сказал Сидоркин, ставя посуду на стол. – И моя порция, как и обещал.
— Спасибо, пара Александр! — монах присел на стул, достал из ящика стола алюминиевую ложку, и — придирчиво ощупав глазами тазик — принялся, жадно чавкая, есть похлёбку.
— Слушай, Серёга, я хочу тебе помочь… — начал Саня, опускаясь на диван.
Монах на секунду оторвался от еды, посмотрел на вора, показывая, что слушает, и опять погрузился в чавканье.
— Я вижу, что ты здесь неусыпно голодаешь, — продолжал карманник, закидывая ногу зa ногу. – маловато того, кормят всякой дрянью… Я смогу тебя выручить. как думаешь, почему я ничто не трескаю?
Инок недоумённо подвигал плечами, промычал с набитым ртом:
— У-у-у?..
— около меня был с собой припас хавки, — пояснил ворюга. – Я пронёс её в карманах штанов и зa поясом. как понимаешь, кладезь я пронести не мог, и пища уже закончилась. Но теперь мне привезут из города уже много. Я желаю поделиться с тобой.
— А что тебе привезут? – Сергий, наконец, смог сказать.
— Что привезут? – повторил послушник. – Гм… Ну, колбасу, всякие там паштеты… курицу…
— До воскресенья важный пост, мясного нельзя! — возразил монах, жуя слова. рыло был забит супом.
— Ты, главное, не грузись постом! — осадил Сидоркин. – Господь, думаю, не обидится, если мы совсем немного потешим плоть.
— Ты уве-ерен? – спросил инок.
Он вытянул губами из тазика часть жидкости, проглотил. Взялся зa кружку.
— Конечно! Ты ведь хочешь курицу?
— Хочу! — согласился Сергий, потупив глаза.
Затем он, оглушительно булькая, в не мало глотков, опорожнил кружку с молоком.
— начинать и классно! ныне ночью я стукну в окно, отопрёшь ворота. Возьму продукты и в один прием назад. Поделим их по-братски! — Саня встал, собираясь уходить. – Жди!
— Почему ты заботишься обо мне? – Сергий да поднялся.
— Нравишься ты мне, Серёга! — подмигнул ворик. – В тебе питаться вещь такое… э-э-э… — он щёлкнул пальцами, огляделся, упёрся взглядом в икону и нечаянно выпалил. – От Бога!
Монах хлопнул ресницами.
— Нет, точно! – развивал мнение Сидоркин. Он подошёл к лику Спасителя, взял иконку в руки, посмотрел на толстяка. – Ты и сей юноша страшно похожи!
Сергий, заворожено глядя на собеседника, провёл пальцами по щеке, ощупал подбородок, нос.
— Посмотри в зеркало, увидишь!
— В обители нет зеркал… — грустно констатировал монах. – Это дьявольское изобретение…
— Ну, я тебе говорю, — не отставал карманник, ставя икону назад. – Те же глаза, губы… — Он приблизился к иноку, хлопнул по плечу. – Ты, случайно, не в родстве с ним, явно удаленный потомок.
— около меня в Израиле дядя жил! — сообщил Сергий, зардевшись.
— Ну, вот видишь! Бог, кажется, был евреем?
— Иудеем! — поправил монах. – Что, в принципе, одно и то же!
— А я что говорю! До ночи, Серега, — усмехнулся Сидоркин. – Пойду, приготовлю сума побольше для еды. — Саня вышел.