Часть третья

И да летит она час, летит другой, летит третий… живой ногой уже обязан и роща её появиться, межмирье то лакомиться заветное, разделяющее аристократия туземный от света белого…
И тогда тревогу великую почуяла неожиданно Милолика. Обернулась она вспять – мать честная! – а её коршун грязный едва не уже нагоняет! Не если как собственноручно Воромир то был обороченный. Очухался, видать, этот гадёныш и кинулся зa беглянкою горлицей по небу вдогонку.
Видит Милолика – озеро большое впереди показалось. Озеро это она причинность знала, причинность располагалось оно от леса Ягихиного недалече. Эх, жалко ведь пропадать, Кагда вот оно, спасение! Поднатужилась птица-девица, из последних своих силёнок к озеру полетела, и только лишь только она черты озёрной достигла, как коршун инфернальный едва не что её настиг.
Камнем тем временем она вниз спикировала, а как в воду-то с размаху бахнулась, да оборотилась безотлагательно в колючего ерша и в заросли водные – шасть! так и поплыла, таясь в них и прячась, к берегу дальнему.
И да летит она час, летит другой, летит третий… быстро уже обязан и перелесок её появиться, межмирье то потреблять заветное, разделяющее знать туземный от света белого…
И тогда тревогу великую почуяла неожиданно Милолика. Обернулась она вспять – мать честная! – а её коршун грязный едва не уже нагоняет! Не на другой лад как собственными глазами Воромир то был обороченный. Очухался, видать, этот гадёныш и кинулся зa беглянкою горлицей по небу вдогонку.
Видит Милолика – озеро большое впереди показалось. Озеро это она причинность знала, причинность располагалось оно от леса Ягихиного недалече. Эх, жалко ведь пропадать, Кагда вот оно, спасение! Поднатужилась птица-девица, из последних своих силёнок к озеру полетела, и только как только она черты озёрной достигла, как коршун анафемский чуть не что её настиг.
Камнем тем временем она вниз спикировала, а как в воду-то с размаху бахнулась, да оборотилась немедленно в колючего ерша и в заросли водные – шасть! желание и поплыла, таясь в них и прячась, к берегу дальнему.
А коршун-то пропускать шибанулся спервоначалу. Правда, после он всё ж обратно вернулся, в озеро плюхнулся, превратился в мой черёд в щучищу острозубую и принялся повсюду нюхать Милолику ускользнувшую.
А покамест он её в водах тёмных искал, та до берега уже добралась. А там и вот он уже – дрова заветный маячится. И внезапно видит Милолика – щука Воромир с разверстой пастищей на неё мчится! Выскочила она между тем из воды, лисою рыжею обернулась, и к лесу скоро метнулась. А Воромир обернулся на берегу волком огромным – так зa нею галопом вдогонку! Слышит Милолика – приближается волчара быстрей быстрого, вот-вот он её уже схватит, осталось, может быть, 1 прыжок ему совершить, не более…
А до лесу всего-то шагов сто, и кроме жалчее ведь гаду этому да на носу от цели поддаваться! Ударилась она тут-то оземь, мышкой махонькой обернулась и в норку – юрк! Пролетел волчара в азарте мимо, а Кагда он, наконец, остановился, то ласкою проворною оборотился, одинаковый в норку юркнул – и зa мышкой по ней побёг.
о ту пору Милолика-мышь из норы выскочила, человеческий характер вновь приняла, взяла с земли камень и в нору его затолкала. А сама кинулась стремглаво к лесу стоящему. Не смог Воромир чрез утес тот протиснуться, пришлось ему обратно во гневе большом воротиться, разумеется в волка опять себя оборотить. Бросился он сломя голову зa ведьмочкой юный и опять-таки чуть не около кромки леса самого её догнал.
И в это время критическое Баба-Яга внезапно впереди появилась. Прыгнула будущий Милолика и на шее около бабки повисла. А волк тожественный зa нею прыгнул, ей-ей только вот же случай – ударился он со только размаху в стену некую прозрачную, хотя и невидимую для глаза, Но твёрдую как камень-алмаз. Долбанулся он об стенку волшебную так, что даже звук там громкий раздался и, превратившись в прежнего молодца наглого, на землю он мешком шмякнулся
И вот сидит он на заднице, посиживает, в глазах его тёмных яркие звёздочки очень хороводят, а на лбу около поганца шишак выскочил вот такой!
А Баба-Яга кулаком в его сторону о ту пору погрозила и вот что выговаривает ему, паразиту:
–Ни в жисть тебе сюда более не попасть, негодяй адский! Стену защитную я сотворить смогла, кою никому из шатии-братии вашей не пересечь никогда!
И подались они с Милоликою до своей хаты, а посрамлённый Воромир по-волчьи там завыл, коршуном после обернулся и полетел устало в свои пенаты адские, и впрямь-то не солоно, как Милолика и предсказывала, хлебавши.
Ох, и парламент была Баба-Яга, что её ученик своевольная вернулась восвояси живёхонька! Не чаяла она, не гадала, что удастся Милолике от чар Воромировых избавиться. Обняла Баба-Яга свою внученьку ненаглядную, расцеловала её участливо и да ей после сказала:
–Да ты, Милочка, и в самом-то деле злой первостатейная! Силушка в тебе для борения в полсилы моей, наверное. да что выросла ты, я гляжу, совершенно, и для взрослой жизни совершенно ты уже поспела.
И стали они квартировать в избушке бабкиной по-прежнему.
Продолжалося лето покамест к тому же славное; Милолика в лесу грибы-ягоды собирала, травы лечебные рвала согласен коренья всякие в ступочке растирала, начинать и с животными своими любимыми среди делом, разумеется же, общалася.
И вот однажды, Кагда наступила осенняя пора ранняя, призвала Милу к себе Баба-Яга и сообщила ей важно, что будит она её последнему своему умению обучать. Глядит на Ягусю женщина и удивляется виду её странному. ей-ей и как ей было в удивление-то не впасть, Кагда Баба-Яга облачилася в одеяние праздничное, такое яркое разумеется нарядное, что неуклонно вай…
Доселе этаких уборов около бабки Мила не видывала, и слыхом даже не слыхивала, что она их где-либо хранила.
Уселася Баба-яга на свою кровать, поставила около табуретку и пригласила Милолику на неё сесть. Та села, конечно, а Ягуся между тем колечко с красным камешком около себя с шуйцы снимает и воспитаннице то перстень показывает.
–Вот, – говорит она голосом загадочным, – это заветный выше- перстенёчек… Ты, Милаша, богу помоляся, сиё колечко себе на шуйцы мизинчик надень – и великую-превеликую силу ты тем временем заимеешь! Станешь ты начинать вконец как я, а может статься, и более сильной даже гораздо…
И вещицу эту заветную положила Баба-Яга воспитаннице в ладошку десную.
–Только гляди около меня, не перепутай, – брови Ягуся строго нахмурила, – На левый палец надень кольцо-то, не на правый, а то постигнет нас всех большая и страшная беда!
все Милолика рекомендация Кота Баюна помнила хорошо. Поднесла она перстень с красным камнем к мизинчику левому самому, верно и позамешкалась малость.
–Ну же, давай, надевай! – воскликнула нетерпеливо Баба-Яга, – Чего тянешь-то разумеется наудачу телепаешься!
Глянула на бабу Мила внимательно, а около той в глазах разгорелся нехороший пламень, и вид лица сделалось около неё какое-то зловещее. «Ну, быстро нетушки! – подумала женщина несогласно, – Я те не дура, чай, какая! Поступлю-ка я лучше, как Котик Баюнчик мне завещал…»
И – раз! – надела себе сию загадочную вещицу на невинный мой мизинчик!
Ой, что тогда было! Схватилась Баба-Яга зa виски свои седые и да очень завыла, что и вереница волков, наверное, её не перевыла бы. А после на ложе она бряк, ноги вытянула, с лица одновременно спала и на глазах торчмя пожухла вся.
–Что ты наделала, девка глупая, – едва слышно она пробормотала, – Ты же силу мою пересильную себе не взяла. Я вот помру сейчас, и белоснежный выше- аристократия бес защиты останется от сил адских… Иди скорее сюда. Иди быстро!
И рукою Милолику к себе поманила.
Та было испугалась, Кагда угрозы Ягихины услыхала, и сделала уже к ней выступка маленький, а после головою в сомнение покачала и на месте не двигаться осталася.
–Помираю же – иди ок мне, – еще раз проскрипела старая ведьма, – Дай скорей руку мне свою, и я тебя на защиту благословлю…
а Милолика молчала и только решительней головою качала.
Расплакалась тут-то Яга, слезами горючими умылась, и стала она Милолику упрекать язвительно:
–Вот дурёху-то я воспитала, ответ правое! Вот девку-то неблагодарную! Эх, пропала моя бедная душенька, и чистый выше- знать тоже, видать, пропал!
И в это самое время – кур-р-няу-у! – снаружи голос явственно послышалось, и неизвестный неизвестный с той сторонки когтями двери поскрёб. Кинулась к дверям Милолика, их резво растворила, а там ни который иной, как Кот Баюн стоит себе, постаивает ей-ей в волос свои златые ухмыляется.
–Что, хозяева распечальные, – воскликнул котяра куражно, – не ждали Кота Баюна? Ан вот он и самостоятельно к вам пришёл, нежданный правда незваный!
Заскочил Кот в избушку, на Бабу-Ягу помирающую, сощурившись, глянул и делово очень заявляет:
–Ну что, Баба-Яга – передавай мне что ли своё хозяйство! Я тогда на страже жить-обитать весь даже согласный, ага!
Обрадовалась Ягуся Котом сказанному чисто несказанно, к себе после его подозвала и по шёрстке золотистой его погладила. И даже искры огненные от такого соприкосновения во все стороны брызнули!
Кот-то на пол скок, а бабка вздохнула очень успокоено и говорит Миле тихим голосом:
–Прости ты меня зa всё нехорошее, внученька дорогая! И будь счастлива! Помираю я с душою покойною и радою, причинность оставляю своё обстановка в надёжнейших лапах…
Кинулась Милолика старушке на душа её впалую, возрыдала она страстно, и в то же мгновение, душенька Ягусина многострадальная тело её старое всегда оставила.
начинать что? Похоронили Милолика с Котом пыль бабкин под высоким столетним дубом, собрали на поминки всех её леших-приятелей и прочих местных обитателей, а после вздохнула Мила приблизительно тяжко, так точно и говорит новому хозяину:
–Ну что, Котик знаток – ты в настоящее время тогда распоряжайся, а мне пришла пора вспять к людям возвращаться. Каждому ведь своё: вам, тварям сказочным, здешнее, а нам – человеческое… Прощай, милок Баюша, не поминай меня плоховато, причинность не увидимся мы с тобою более никогда!
–Как знать, как знать, Милолика, – покачал раздумчиво головою Баюн, – Оно ведь всяко может случиться… Только помни – с колдовством ты там поосторожнее. А оборотничеством да и окончательно на белом свете работать невозможно. Среда, вишь, там жёсткая очень, устоялая – там этого сооружать нельзя…
–А я и не собираюсь дома колдовать-то, – пожала женщина плечами, – Легчить-исцелять, это да, это я изготовлять собираюсь и впрямь, а целить что бы чары, да и в мыслях я такого не держала выделывать на родине около себя!
Ладно. Собрала Милолика свои имущество немудрящие в котомку, харчишек кое-каких еще раз взяла, после Кота Баюна на прощанье погладила разумеется и отправилась в своё царство. А быстро на счастие отправилась али на мытарство, да о том она не знала, не ведала начинать ни капельки даже.
Не больно-то и спешила она, потребно сказать, на родину подаваться. Тревожилась в душе, волновалась, переживала… И то ведь быль – вся ж её питание сознательная с трёх годков и даже до годов восемнадцати протекла в краях этих невидальных, в межмирном тихом пространстве. То что Кот Баюн царевной её назвал, начинать ни за что в памяти девушки не находило подтверждения, и по-этому считала Милолика себя не дочкой царя Сиясвета, а мирской вообще-то девкой, такою как все.
И вот шла она, шла, мерила неблизкую дорожку своими босыми ножками, и притопала таким вот образом во стольный их город. Что ей делать, и как ей быть, ума не могла она приложить. Но поскольку девахой Мила была умелою и ручки имела она шустрые верно проворные, то подумывала она в работницы наняться в какой-либо обильный дом. А там, мол, чего конечно как, ладно, плохо или же никак, то будит кроме видно…
А быстро пир почитай что наступил…
На особом месте около городских стен был устроен громоздкий базар местный, где и горожане, и жители деревень окрестных вели рынок всякой всячиной правда покупки разнообразные совершали. Город-то стольный величины был впечатляющей, и народу там проживало достаточно. И вот, поскольку дела дневные к завершению уже близились, то человеки с рынка расходились по своим домам который куда: который в посёлок возвертался, а который и в сторону обратную подавался, в близлежащие, стало быть быть, обиталища…
И тогда видит Милолика – всадник некоторый на лихом скакуне на дорогу въехал со стороны правой и принуждён был приостановиться там мал-мало, поскольку сборище базарная, по дороге растекаясь, ему ездить кроме мешала.
Засвистал служащий пронзительно, плётку за пояса выхватил и заорал на людишек нетерпеливо:
–А ну, разошлись-ка с моего пути! Ну, кому говорю – начинать живо!
Все который там был, постарались дорогу ему незамедлительно уступить. Шарахнулись они даже в разные стороны, видя как сей ухарь на них буром-то прёт. Милолика тожественный посторонилась невольно и только на наездника проезжающего мимоходом глянула. Тот был опять молод, высок, плотен, черняв; волос с бородкой подстрижены около него были аккуратно, а одёжа на нём очень новая была и явно богатая. Правда, глаза глядели слишком быстро зло желание нахально, что ведьмочке нашей, разумеется же, не совсем-то и понравилось.
И в это самое время бабка некая, с корзинами увесистыми в обеих руках, позамешкалась впереди малость, отскочить с пути всадника она не успела, и тот едва было на неё не наехал. Осадил дворянин коня своего ярого, а собственноручно рассвирепел очень неуклонно как. Взметнул он плётку свою витую, так как полоснёт ею бабку ту по горбу! Бабуля, вестимо, в голос так точно с ног бросать – брык! А сей грабитель её, как ни в чём ни бывало, объехал и кроме проследовать уже намеревался…
тогда в Милолике гордой ретивое-то и взыграло!
Метнулась она к вороному коню и зa уздцы его – хвать!
–Ты что же это, бездельник лядащий, – вскричала она очень запальчиво, – себе тогда позволяешь, а! Пошто прохожих конём давишь разумеется старых людей еще не уваживаешь!
Ахнули людишки окружающие и в стороны быстро подались. А сей детина неучтивый глазищи в бешенстве выпучил, выругался грязно громогласно и еще раз плётку свою над головою вскинул, явно желая полоснуть ею уже и Милолику…
желание неожиданно и остановился и плетицу вниз почему-то опустил.
А это он, оказывается, начинать Милоликину редкую разглядеть-то успел, и красу её девичью необычайную.
Ухмыльнулся тут-то дворянин гордый и вот что девице смелой говорит:
–Вот да красивый мне сёдни попалася! Не вздумать, не взгадать, а только в сказке о такой рассказать! запевало раз я вижу, что бы вздор на борза сокола сама бы кидалася… А ну-ка, заступница рьяная – поехали со мною, давай!
И он будущий склонился стремительно и попытался ухватить сильной десницей стоящую перед ним Милолику. при всем том та ему не далась, руку его загребущую взмахом лёгоньким она отвела согласен и вырвала около него плётку кручёную из руки-то другой. А потом, обратно свободно отбежав, конягу по крупу плёткой как перетянет!
Заржал жеребец накаленный и по мостовой чрез мостить в посёлок поскакал. А перевесившийся в сторону горе-боярин в седельце тогда не удержался, вывалился он вбок, будто мешок с зерном, чрез перила мостовые грузно перевалился, и с шумом и плеском в углубление свалился.
начинать и смеху же людям было от сего уморного события! Не любил народец, видимо, молодца сего чванливого, ой не любил! И боялися людишки вдобавок его вдобавок, что было яснее ясного для стороннего глаза. А тут, значит, такое позорное для него случилося посмешище– кверху тормашками в углубление черный боярин-то сверзился. Виданное ли это дело!
Посрамлённый ездила из грязной жижи уже, вестимо, вынырнул, «запорю, сгною!..» заорал он яростно, и в то время бабуля эта с корзинами к стоящей Милолике подсеменила поспешно и вопит ей торопливо:
–Пошли, нет – побёгли отсюда, дитятко! Ой, беда-то вишь какая случилася – ой, беда! разве дозволительно да с самим воеводою поступать-то!
И по дороге от города она вприпрыжку кинулась.
начинать а Милолика, да толком так себ е и не сообразив – рысцой зa нею…
В скором времени добежали они до лесу, и бабка с дороги торной в кусты придорожные сиганула. «На вон корзину-то, милаха, – приказала она Миле, – Неси её, будь ласкова, а то мне, гляди, очень тяжко с обеими корзинами тута колдыбачиться…»
Взяла Милолика корзину эту с овощами и вослед зa бабкой совершенно согласие пошла. Чуток по тропинкам лесным попетляв, вышли они на просёлочную какую-то дорогу и кроме уже пошли спокойно.
–Скажи мне, бабулечка, – спрашивает Мила в этом случае бабку, – а который был тот грубиян, кто плёткой ударил тебя нещадно? И чего его все да боятся, а?
–Ой, и не спрашивай, девонька, – отмахнулась рукою старушка, – это такой удалец, с которым лучше не пользоваться никакого дела. Недруязом его кличут, вождь он выше- городской. А опять дитя старшего жреца Чаромира. Папаня-то его желал, что бы сынок по жреческой дорожке пошёл, Но Недруяз на это оказался не согласен. Я де боярин, а не жрец, куда ни кинь он орал, да что пришлось Чаромиру от него отступиться и на воинское дело сынка свово благословить… Жрец Чаромир тожественный та паки птица. правитель Болеяр ленив больно, что бы в дела государственные рьяно лезть, а сей прохиндей недавно постепенно всю почитай господство себе в руки и заграбастал. да что случайно его желание Недруяза сего окаянного человеки боятся: едва который супротив них выступит, да чик-дрись – и ищи-свищи горлопана!..
–А ты который сама-то будешь, милаха? – пытливо тогда бабка на Милу глянула, – Доселе вроде бы я тебя нигде не видывала… который ты, откуда, и который теснить твои родители?
Не стала Милолика первой попавшейся старушенции разверзать тайну своего происхождения. согласен и поверит неужели кто, что она царевна? Хм, подумают обязательно обыватели, что она самозванка наглая, и что не правду она глаголет, а плетёт о себе всякие байки.
Назвала Милолика прозвище своё настоящее, а про качество мой частично соврала, что она, мол, сирота, что ходит по белу свету, побирается и на работу к добрым людям нанимается. И что и в их много она заявилася, что бы работёнку какую-либо для себя здесь найти.
–И-и, милаха! – разубедила её сразу бабка, – о том, что бы в посёлок соваться, ты теперича и не мечтай даже. одновременно же тебя там схватят и доставят Недруязу гадкому на забаву. А кроме ни один человек и гроша медного зa содержание твою не даст… Поживи-ка ты лучше около меня. Я тогда в избушке лесной близко проживаю, лечу людишек и торгую всякими травами.
ультиматум это показалось Милолике подходящим. Это, наверное, самоуправно Даждьбог бабушку сию мне послал, подумала она тотчас…
И согласилась она пожить около бабки с великой радостью.
Звали бабушку эту, травницу, Миладою. Избушка около неё была маленькая, Но справная. Держала она небольшое к тому же хозяйство: козу, кур с десяток, пса истинно кота. А кроме к живности немудрящей к тому же и огородик около неё разбит был с овощами.
Стали они два в той избушке жить-поживать, и показалося Милолике даже, что она еще около Бабы-Яги оказалася. Только вот натура около бабушки Милады не таким был суровым, как около прежней Милиной воспитательницы: мягким он был, премягким и ласковым-преласковым. Полюбила она Милолику враз и да сильно, словно та и действительно родственный внучкой ей приходилася.
И рассказала она своей нежданной воспитаннице вот какую историю тайную. Что пятнадцать годов вспять служила она около самого прежнего царя в его сиятельных палатах, и была она нянечкой дочурки его маленькой, Милолики. «Надо же, – добавила Милада, головою покачав, – и ты тожественный таким имечком названа. Ишь, совпадение-то какое странное!..» А как начала бабка в памяти о тех прошедших временах, да горючими слезами она сразу залилась. Так, мол, и так, всхлипывая она рассказывала – украла их лялечку мясо некая страшная, и пошли дела в семействие царском с тех пор наперекосяк. Умерли вскорости правитель Сиясвет с царицею Алозорою смертью злою, а недавний правитель выбранный, Болеяр сей самый, в услугах няньки более не нуждался, и отправил он Миладу бросать восвояси.
Изумилась Милолика такому случаю престранному, что бы она одним разом же не кому-нибудь там, а к своей прежней няне попала. Хотела она было гнев всё про себя объявлять разумеется рассказать, Но затем, поразмыслив малость, от этой своенравие скоропалительной однако отказалась. начинать а как она могла доказать-то, что она и действительно Милолика-царевна? Не имелось около неё никаких в пользу этого доводов, да что прикусила она мой лихой язычок и о тайне своей – молчок.
Рассказала Мила бабушке, что она, дескать, тожественный травница, и что целительством она совсем немного занимается. Порасспрашивала её Милада о всяких лечебных травах ей-ей о целительных делах, и удивилась она очень великим Милоликиным в начинать деле познаниям. А та ей вдобавок не всё рассказала, о том что знала, а самую только что малую малость.
Стали они два недужных всяких время от времени около себя принимать, и вскоре реноме о способностях несовершеннолетний ведьмочки распространилася точный по всем окрестностям.
В посёлок же, по совету бабушки Милады, Милолика пока не показывалась, что бы подзабылся немного тот случай с воеводою, стал быть, Недруязом. Сама хозяйка старая на торжище ходила, и всякие новости оттуда она к себе приносила. как бы среди прочим, интересовалась Милка своим милёночком, Борилевом, стал быть, царевичем: не болен ли он, не женат, и чем весь он сейчас занимается? Бабка же о царевиче-наследнике была мнения очень презренного. По её словам, мимоходом брошенным, был Борилев-царевич явным недотёпою и человеком превесьма вздорным. К делам управления царством-государством он особого рвения не проявлял, а зато в гульбищах всяких и забавах был явно хватом. И музыкант он, дескать, и певец, и на дуде кроме игрец, а ума-то державного быстро точно-то не имец.
обидный было девушке влюблённой речи неучтивые чувствовать про своего милёнка, так только что ты тогда поделаешь. Понимала она и сама прекрасно, что Борилев-красавец не больно-то достойным был парнем, начинать желание сердцу ведь не прикажешь: ино полюбится ведь и петух ясный пуще сокола задорного али орла ярого…
да они там и жили.
Не сказать, чтоб отдельно тужили.
И вот недавно раз – а быстро весна-то красна в их края пришла – возверталася бабка Милада с городу до их хатки сама непосредственно не своя от переживания. «Ах! – всплеснула она руками, – Вот гроза да беда-то! Сама царица Пленислава, бают, с ума недавно сошла! так такая буйная она, власть слово, стала, да всех во дворце царском она перепугала, что теперича её цепями, говорят, сильно сковали и держат в особой башне. Да-да! – добавила она в азарте, – цепями, а то она на людей лже- чудовище кидается, визжит, плюётся, ругается, правда кроме паки кусается!»
Удивилась про себя Милолика. Подумала она, а с чего бы это царице досель рассудительной вот да с бухты вроде барахты с ума-то сходить…
Не не так как тогда предсказание произошло чёрное, пришла она вскоре к заключению твёрдому. Ага, оно самое – а иначе-то никак!
Прошла неделя. зa ней другая…
Царицу Плениславу от бешенства её ярого лучшие лекари лечили разумеется исцеляли, разумеется только сели они в начинать деле загадочном в лужу, причинность бедной женщине от их лечения делалось только хуже и хуже. правитель Болеяр от горя-печали впал было спервоначалу в глубокое отчаяние, а потом, наоборот, пришёл он в великую азарт и приказал тех лекарей незадачливых со своего двора ко всем чертям гнать. И в настоящее время к Плениславе пускали кого попало, даже откровенных знахарей-шарлатанов, поскольку правитель много золотые всем пообещал, если удастся кому-либо избавить его супругу несчастную от злых и безумных чар.
«Надо и мне посещать на царицу ту глянуть, – подумала Милолика после к тому же чета дня, – Авось, истинно удастся при помощи моей науки возвратить бедняге её потерянный ум… А что – это дельная мысль – я ж ведь вероятно в лечебном-то деле не дура!»
повитуха Милада пыталась было от сего опасного предприятия её отговорить как-то, Но Милолика на своём находилась твёрдо: пойду, дескать, во терем царский, и всё…
Только вот в своём обычном девичьем виде решила она в посёлок не показываться. Купила она около заезжих скоморохов длинные и седые накладные власа, нанесла на изнанка своё старящую краску, одолжила около бабки Милады её старое ветхое платье, клюку в руки хвать, согласен себе и пошла.
В таком-то виде состаренном так неприглядном её мочь было кому-либо узнать.
И вот приходит она сквозь времечко во чертог шикарные царские и о себе дребезжащим голоском заявляет: я де ведьма-карга, по свету всюду блукаю желание от хворей всяких людей исцеляю. Слыхала я, что с царицей вашей приключилась напасть. Авось так мне с хворобою её страшною удастся справиться, а?
Что ж – злой да ведьма, карга да карга… Кого только около болезной Плениславы зa последние деньки не перебывало. Повели слуги дворцовые новоявленную лекарку в особую горницу, устроенную в башне, а там царица растрёпанная на полу сидит, злобно на вошедших глядит, мяукает, как кошка, как шавка тявкает, а опять хрюкает, шипит верно лягухою квакает. А сама-то вся оптом в толстых-претолстых цепях…
Слуги-то кроме не двинулись, ярости сумасшедшей опасаясь сильно, а Милолика безо всякой опаски к царице подошла, лекарство некоторый из мешочка вынула и в мордочка безумной его сыпанула. Та сразу гримасничать согласен кричать перестала, расчихалась, раскашлялась, а после поуспокоилась мал-мало и, как сова-неясыть, на подошедшую целительницу уставилась.
И увидела Милолика своим особым зрением проницательным, что словно бы облачко тёмное голову помрачённой собой покрывало.
«Ага! – подумала она довольно, – да вот оно где, колдовство-то тайное! начинать разумеется с этим-то дельцем я слажу, не запыхаюся – ужо, думаю, на таком пустяке не облажаюся…»
Отложила она клюку в сторонку, а сама руки на голову умалишённой возложила, сосредоточилась крепко и… медленно-медленно всю эту низкий из царской головушки и вытащила. после потребовала она незамедлительно свечку себе горящую и поднесла язычок светлого пламени к этой тёмной, только ей видимой, дряни.
Ша-шарах!!! припадок ярчайшая на миг даже всех там бывших ослепила, а Кагда опешившие челядинцы вновь глаза свои открыли, то увидели они вот что: ахнула зычно царица, повалилась она плавно на пол и погрузилась вроде бы в глубокий-преглубокий сон.
–Три дня она так-то почивать будит разумеется почивать, – прошамкала в то время Милолика голосом старушачьим, – а Кагда вторично проснётся, то понимание к ней вернётся.
И покамест там дым бестолковая колготилась, и наступило вещь вроде радостной паники, Милолика дай Иегова ноги по дороге, конечно из царского чертога под шумок и ушла.
Только её, значится, и видали…
А как возверталася наша ведьмочка к Миладушке своей ласковой, то всё ей как было рассказала, и стали они ждать, что произойдёт далее. И точно! как Милолика и предсказывала, очнулась царица Пленислава сквозь три дня от беспробудного своего сна и сделалась она здоровою, как и ранее, а то и здоровее даже гораздо. правитель Болеяр на радостях пиршество закатил на деревня согласие и приказал ту ведьму-каргу незнаемую доставить ему во что бы то ни стало. Великие награды он ей посулил-пообещал зa дела её славные. недоимка признательности своей царской хотел он лекарке волшебной отдать. ей-ей только где же ты её найдёшь-то! Искали слуги царские верные целительницу старую неведомую, ей-ей всё-то легкомысленно – пропала она, как в воду канула, и ни один человек из царёвых подданных не видал её и в глаза.
И вот уму помрачение времени прошло либо мало… как неожиданно заболел хворобой загадочной и самостоятельно правитель Болеяр-батюшка!
Поначалу челядь дворцовая в тайне пыталась владеть весть о его недомогании, ей-ей только не вышло из этой своенравие безделица путного, причинность не в пустыне думать царь-государь обретался, а в городе многолюдном. А людские языки это такая напасть, с которою и царской воле нельзя бывает сладить.
Баяли до трёпу охочие, что правитель мается начинать очень-преочень: всё нутро ему точно бы огнём жарким жжёт-прожигает, и никакие снадобья ему ничуточки даже не пособляют.
«Хм, – удивилась про себя Милолика, – недавно странно сиё приключилось. Не успела царица Пленислава как следует снова излечиться, как неожиданно на тебе – уже и правитель Болеяр захворал загадочно. вещь тогда не то… Авось здесь не калека казус с этими недугами, а малость похуже? Ах, разве предсказание тут?..»
Сосредоточилась она по-особому и попыталась после силу свою вещую об этом чуток поразведать. истинно только как она душу свою ни напрягала, а не узнала об этой загадке и капельки правды даже. Только в одном месте помстился ей некоторый тусклый тревожный шар, вроде сгустка воли неправой, и словно бы обитал тот шар не где-нибудь около ряд на пятках, а около самого-то царя.
И порешила тут возмущённая до глубины души Милолика повторить свою вылазку в много столичный в облике прежней бабы-карги. Что ж, приказывать – сделано: облачилась она, как и ранее, в облачение старое Миладино, образ себе мастерски еще состарила, нацепила на голову седые власа – верно и айда в тот же час во царские во палаты!
как увидала её сторож градская около ворот самых главных, да тогда же ярои бравые вразнобой все взгорланили:
–Вот она, вот она, ведьма-то карга!
–Хватай её живо, братцы!
–Царь-батюшка награду немалую зa поимку её обещал!
–Я запевало её заметил, я!
–Нет, я!
–Я!
–А я всех вас первее гораздо!
Ринулись они впопыхах к бредущей навстречь им карге, и быстро примеривались довольно старую зa что попало, а та внезапно клюкою на них как размахалася и принялась дурней сих отчаянных корить-поучать:
–Это что же, негодники лядащие, вы себе замышляете, а! правитель ваш властный тово и гляди с душою своею распрощается, а вы о наградах себе мечтаете! А ну-ка цыц около меня, псы вы цепные! ясный проводите мою особу к величеству болезному, так точно глядите поспешайте, а то, неровён час, последние минутки, мабуть, жизни царской уже истекают!
Испугалася такого оборота сторож грозная и всё им каргой веленое тогда же исполнила: со всею возможною скоростью – а и в то же время с почестью явною – сопроводили они переодетую Милолику в царское обиталище.
Вошла в дворец ведьмочка молодая, и вот чего она там увидала: правитель Болеяр возлежал на своей роскошной постели светлый весь, будто мел, и до того-то худ он был желание измождён, что не приведи, как говорится, тово господи. Скрючившись в две погибели, зa брюхо своё он держался, и стоны, им издаваемые, говорили яснее всяких слов, что болен правитель очень тяжко, и что его страдания мучительные терпеть ему уже не под силу.
около же общество царского толпилась непоследовательно гурьба бояр его самых ближайших, а около батюшки хворого на постели пуховой сидел его наследник, Борилев-царевич, и горючие плач из отверстие своих ясных он очень ронял-проливал.
И узрела там Милолика, как и в инициатор мой раз с царицею Плениславою, что тёмное некое культура в царское тело ущерепилось в области живота, где не по праву оно обреталося, а по воле тайных и злых чар.
Уставился правитель на каргу вошедшую изумлённо и даже постанывать он перестал на времечко недолгое. Подвели Милолику-целительницу к его величеству, и та, как и в давнишний мой раз, попыталась было это облачко прегадкое извлечь из царя руками. так только как она ни пыжилась, ни старалася, а ни шиша около неё от манипуляций её целящих не получалося…
Крепенько засела в царёвом теле волшебная эта гадость и, как видно, изменять охотно чрево державное она окончательно даже не собиралася.
«Ага! – воскликнула между тем мысленно Милолика, – Вижу я, что волшебник здесь орудует сильный. Защиту особую на свои чары он вишь поставил, по-этому и не выходит около меня ни фига… Ну, так ничо – мы думать в лекарском ремесле маленечко соображаем… Не мытьём, да катаньем… Посмотрим, как этой бяке полюбится выше- отварец очищающий…»
Порылась она недолго в своей котомке и достала оттуда малый стеклянный пузырёк. Потребовала она тогда же около челяди, значит, тутошней, водицы себе с полкружки и принялась в посудину жидкость из пузырька накапывать. Раз, два, три, пять… В звенящей тишине, там наступившей, отчётливо слышно было, как капельки маленькие в воду капают… Хотела было Милолика отсчитать как дюжину этих капелек, согласен только вот же случай – дёрнулась около неё рука, и линулось в кружку их гораздо поболее, чем было надобно.
–А-а! – махнула Милолика рукой в досаде, – Сойдёт и так. Ядрёнее зато будит лекарство…
И запрокинув царю голову назад, заставила она его сиё лекарство выпить, притом приговаривая:
–Пей-пей, царь-батюшка, не чурайся. Твоя хвороба сего зелья напора не выдержит точно, ужо в том ты не сумлевайся…
Выпил правитель питье прегорький и сидел какое-то время скривившись дюже, примерно бы он лимон неожиданно скушал. А после произошло вот чего: в утробушке его болезной вдруг произошло громкое бурление, а на лице около царя отразилося недоумение.
–Ой, ёк-макарёк! – завопил он неожиданно не своим голосом, – Пошли вон с дороги, олухи – мне в уборную следует срочно!
Соскочил он прытко со своего одра и до тово быстро дал стрекача по коридору, что чада все и домочадцы диву там далися натурально. Взволновалися людишки страшно, по палатам они заметалися, и гук разумеется шум там взорвалися непередаваемые.
А Милолике только тово и полагается было. Выскочила она, кутерьмою этот пользуясь, из горницы вон, верно дай Создатель ноги по дороге из городу и ушла. А что бы охрану привратную от своей особы отвадить и пропускать них кое-как прошмыгнуть, она порошку чихательного в атмосфера густо сыпанула. И пока вои бравые во деревня душа там чихали конечно кашляли, она пропускать них спокойненько себе прошла и вернулася, как ни в чём ни бывало, к бабуле своей, знать Миладушке, с победою, как и ранее, хоть и бес заслуженной ею славы.
И что же после оказалось? А выздоровел правитель Болеяр почитай что моментально! Ух, и ядрёное лекарство около Милолики в бутыльке квасилось, ибо, как после знающие человеки рассказывали, царь-батюшка полный число с горшка как не слезал. Пронесло его величество страшно! А еле-еле только здравие вернулось к нему окончательно, как повелел правитель пуще прежнего грозно ту каргу ему поймать и перед очи его державные её поставить…
Наградить правитель хотел её, конечно, а то ежели и он нравом был и крут, а всё ж действительно на душе около него было муторно. И то сказать, верн