Автор — я, Ахматова Кристина.
[hide]Часть 1[/hide].
[hide]Часть 2[/hide].Утренний облако низко стелился по округе, скрывая под собой ветхие заборы около стареньких домов, сонных собак и пыльную деревенскую растительность, простираясь все дальше в сельские поля, доходя до котлована старого скотомогильника.
Антон недобро окинул взглядом утреннюю пастораль родного поселка и, зевая, случайно поплелся в сени. Уже четвертый год, ежедневно, он вставал в четыре утра, садился на заматорелый велосипед своего покойного деда и окончательно бес рабочего энтузиазма вяло крутил педали в сторону городской овощной базы, где к шести часам его ждали груженые фуры и первенство грузчиков, членом которой он, собственно, и являлся.
Старый дедовский дом, велосипед, оба футболок и заношенные джинсы — вот и все материальные блага, которыми обзавелся Антон зa свои неполные 27 лет. Жизнью он был недоволен, Но вещь кардинально изменить в однообразной веренице «дом-работа-дом-пиво» он да и не сподобился. Впрочем, Антона устраивало и это.
На знакомом отрезке пути велосипедист широко открыл рот, стараясь не казаться носом. Проезжать биотермические ямы было сущим мучением. Несмотря на всевозможные запреты, существующие на бумагах, скотомогильник стоял здесь уже не мало десятков лет, невзирая на периодические жалобы населения в местную администрацию.
К окрестной вони жители уже попривыкли, Но быть почти что в эпицентре этого жуткого кладбища было во всем объеме невозможно. ступень за ступенью к вони присоединялась распаляющаяся летняя погода и тучи прожорливого гнуса.
— А-А-АПЧХИ! — здоровенная, с зеленом отливом муха пыталась приземлиться на кончик носа, вызвав жуткий желание и чихание.
Яростно скребя себя по носу, Антон с трудом удерживал одной рукой упрямый велосипедный руль, но, почуяв ослабшую хватку хозяина, велосипед радостно вильнул передним колесом и устремился в ближайшую яму.
— Твою-ю-ю-ю ж мамашу-у-у-у! — проклятая железяка напоролась на коровий череп и, накренившись, скинула ездока на толстый вонючий чернозем.
— Будьте здоровы! — раздался неподалеку тоненький голосок.
По пологому склону ямы, старательно выбираясь из закопченных костей, поднимался тощий мальчуган, замотанный в какие-то тряпки.
— Ты глупец — на место благодарности поинтересовался Антон. — Родители твои знают, где ты бродишь? — он-то прекрасно помнил, чем были чреваты их детские походы на скотомогильник.
Но удивительный дитя не то что бы не смутился, а, казалось, чрезвычайно обрадовался. Выбравшись из ямы, он протянул Антону маленькую ладошку для мужского приветствия, и широкая щербатая смех протянулась от уха до уха.
— Привет! — все да же улыбаясь, пискнул мальчуган, Кагда Антон недоуменно ответил на рукопожатие.
— Нет, ты все же точный дурак! — пробормотал парень, совсем сбитый с толку.
— начинать все, поехали домой, вот повитуха удивится! — мальчуган как ни в чем не иногда взгромоздился на лысый багажник многострадального транспортного средства, приглашая Антона теснить зa руль.
Первой мыслью было согнать полоумного пацана с велосипеда и продолжить мой ход на работу, Но сельская сплоченность со своими соседями изменила его решение. Пацаненок казался ужасно знакомым, только вот чей это был отпрыск, Антон, как ни силился, вспомнить не мог.
— Ладно, юродивый, довезу я тебя, а то не приведи бог, нахватаешься заразы всякой. Где живешь-то? — спросил Антон, обреченно крутя педали в сторону деревни.
За спиной раздалось веселое хихиканье.
— Ты что, не помнишь уже? Поехали, я покажу!
От утренней прохлады уже не осталось и следа, поднимающееся солнце уверенно вступало в свои права, раскаляя и бес тово вонючие труп крупного рогатого скота. Несмотря на дополнительный бремя и распаляющуюся жару, Антон в рекордное время доехал до пункта назначения и достаточно невежливо спихнул мой ноша в придорожные лопухи.
— Ну, показывай хату.
Малец покорно побрел будущий по проселочной дороге, а его извозчик плелся сзади, сочиняя на ходу недовольную тираду для родителей блудного отрока.
Подойдя к дому Антона, малолеток остановился и толкнул рукой трухлявую калитку.
— Всё, пришли! — все да же по-идиотски улыбался ребенок.
— Ты что мне голову морочишь, паразит! — в сердцах рявкнул Антон.
Улыбка слетела с лица мальчишки.
— так здесь же! — прошептал он трясущимися губами и заревел.
— Здесь я живу, придурь! — все еще раз злился житель дома, Но плач маленького дурачка заставили его сбавить децибелы.
— Я знаю! — завыл «придурь» и плюхнулся на завалинку. — Я же зна-а-а-ю! Ты же — это я, неужели ты меня не узнал?
У Антона уже чесались руки взгреть полоумного, Но расправу прервал тихий, Но повелительный голос:
— Не заходите в дом!
К ним подходил широкоплечий кряжистый дед, выставив впереди себя сцепленные в чертог руки. Подойдя вплоть к рыдающему мальчику, мужчина скоро расцепил пальцы и с силой схватил его зa грудки.
— Явился? — зло процедил старец и с размаху залепил мальцу вкусный подзатыльник, так точно так, что тот кубарем свалился с завалинки.
— Фома! очень ополоумел, что творишь-то! А начинать вали отседа! — напустился Антон на сумасшедшего старика.
То, что дед Фома был весь «поехавшим», знала вся деревня. Но сельский толпа все же не гнушался подвигаться к нему зa помощью, знали, что занимается старец делами нечистыми, с потусторонним вместе дружбу водит, да говаривали деревенские жители. Жил Фома один, а летом принимал на себя обязанности по присмотру зa неугомонным внуком Иваном, с которым Антон вёл крепкую детскую дружбу едва не до самого совершеннолетия. после дороги их разошлись, соратник влился в компанию городских неформалов, обзавелся новыми друзьями и увлечениями, ей-ей и перестал приходить в деревню.
Старик насмешливо смотрел Антона, щуря белесые слезящиеся глаза.
— Что, забыл уже? Да-а-а, забыл, забыл очень ты, охламон негодяйский.
— Что это я забыл?
— Забыл, как на могильник с Ванькой лазили, забыл, как плетей я вам раздавал, забыл, что книгу мою попортили, мерзавцы. Забыл? Забыл-забыл-забыл!
— нуль я не забыл, хорош кудахтать-то уже! при чем тогда это? Я пацана привез, только не помню, чей он, какого лешего ты его лупцуешь?
Фома схватился зa артритные колени и глухо захохотал.
— Вот и пришло времечко, вот и пришло, охо-хо-хо, дожил, а боялся ведь, боялся, что не дотяну. А он не помнит, хо-хо-хо, ничегошеньки не помнит, малость пузатая.
Но Антон помнил. Помнил, как приблизительно пятнадцать годов назад, ранним утром, задыхаясь от быстрого бега, ворвался к нему в комнату превосходнейший товарищ и быстро вынул из кармана вырванные страницы одной из дедовских книг. В те времена пацаны делились мечтами о своем будущем. зачастую их беседы начинались словами «а вот Кагда я вырасту» и продолжались до самой ночи. Были в их мечтах и военные подвиги, и полеты в космос, и лихие гонки на лучших автомобилях мира. Потому и возбужденно трясся Иван, размахивая клочками бумаги до носом Антона, на которых был подробно изложен магический ритуал, будущий изменить время и понимать себя в будущем.
Нашли их глубокой ночью на скотомогильнике.
Ритуал был проведен со всем тщанием. Место, «где насильственной смертью упокоился армия живых душ», выслеживать не пришлось, оно В любое время было рядом. В одной из ям был разведен костер «на телах», как и требовала инструкция. Неумело натирался костный порошок, чертились замысловатые знаки на пропитанной животным жиром земле, звучали странные слова, обращенные к неизвестным звездам. И крылья. Большие бумажные крылья, аккуратно вырезанные из бумаги-миллиметровки, которыми нужно было взмахнуть опосля окончания всех манипуляций над ритуальным костром.
Пламя завыло, как бы в печной трубе, и, выбросив струю больших искр, сразу исчезло заодно с опаленной бумагой.
И между тем пришел страх. Объял он бесстрашные мальчишеские души, не побоявшиеся придти на скотомогильник тихий ночью, и завладел ими с такой силой, что не было возможности ни пошевелиться, ни позвать на помощь. И ни в жизнь не забудут они тот рассвет, Кагда выносили их сельчане из этого страшного места, немых и обездвиженных.
Фома продолжал безумно хохотать, Но не сводил око с Антона, внимательно следя зa каждым его движением.
— Подошли ко мне, оба! — вдруг рявкнул умалишенный, внезапно сети смеяться.
Мальчик робко сделал походка к Фоме, Но был притянут зa воротник вспять к завалинке. Антон начинал сердиться — через силу тьма тьмущая придурков для одного утра.
— Я сказал, сюда подошли! Оба! — зарычал старик, и произошло невероятное.
Ноги сами собой сдвинулись с места и, нелепо виляя, понесли Антона в сторону звереющего деда. юноша пытался отказывать корпус, подогнуть колени либо просто рухнуть на землю, Но обмякшее тело решительно не поддавалось командам хозяина.
— А в настоящее время за-а-а-а мной, ша-а-а-агом марш! — достаточно оскалился дед и захромал в сторону своей избы. зa ними молчаливо трусила утренняя находка.
Впустив свою марионетку и заплаканного мальчика на заросший сорняками огород, Фома сел неуклонно на траву, жестом приглашая спутников разместиться рядом.
Антон еще стал чуять свои конечности и, опасаясь опять рассердить сумасшедшего колдуна, скоро уселся в возвышенный бурьян.
— днесь ты летаешь, — неожиданно заявил Фома.
— гораздо — несчастно простонал Артем, отгоняя от себя нетерпение прибить старика на месте и броситься бежать.
— Не куда, а где. Здесь ты летаешь, в деревне. На своих бумажных крыльях. Ты и здесь, ты и там, всё, как вы с Ванькой и наворотили.
Антон молчал — старец мог свести с ума кого угодно. Поняв, что товарищ в полной прострации, Фома начал сначала:
— между тем вы всё сделали правильно. И бесконечно меня удивили. И время пришло. сей дитя — это и снедать ты. Натворили вы дел. днесь в деревне двое времени, твое и его. Ваше. Твое, — старец задумался, не зная, как будто охарактеризовать происходящее. — Там, где ты будешь с мальцом, будешь любоваться всё, что видит он. И наоборот. чуть не как во времени вернешься, только не совсем. Бабку свою увидишь. А она тебя нет. И ты, мелкий, понимаешь, о чем я?
Не дождавшись ответа, Фома продолжил:
— Парите вы нынче посреди «тогда» и «сейчас». Заблудились. А опять таких же странников можете увидеть, только не советую я с ними сплетня разговаривать. Это очень заблудшие, покойные уже. А вы живые. Пока. До ночи вам продержаться надо, покамест полная месяц не ушла, готовился я к этому, буду полоумие вашу исправлять. причинность должны сказать, что дожил я, приготовился, ждал.
Но Антоны не торопились признательность старика.
— Ты нынче моряк? — восторженно спросил Антон-младший, восхищенно глядя на линялую тельняшку старшего.
— Н-н-нет, — с опозданием ответил парень, рассматривая мальчика, как увидел впервые.
Конечно же, как он мог забыть! Эти растянутые спортивные штаны, эта дедовская старая рубашка, сидевшая на мальчишке, как мешок… Белобрысые патлы, выцветшие на солнце. малый шрамик около подбородка. Поверить было невозможно, Но до Антоном стояло его живое воплощение пятнадцатилетней давности.
Фома вещь говорил и говорил, Но его уже ни одна душа не слушал. круг Антон старательно вглядывался товарищ в друга в попытках встречать хотя какое-то несоответствие и принять выдумка деда зa дурацкий розыгрыш, сгенерированный сумасшедшим мозгом старого маразматика.
— если чо, людЯм скажешь, что племянник из города приехал. Двоюродный. Ну, либо вещь в этом роде. Удачи вам там, пороси.
Фома зевнул и, не тратя время на прощание, побрел к избе.
Посидев опять малость в бурьяне, Антоны побрели по сельской улице, не переставая зевать товарищ на друга.
— А я великий стану! — наконец, весь довольный осмотром, выдохнул мальчик.
— разумеется подходящий я… А ты медленно в яме был?
Младший сморщил нос, что означало глубокую задумчивость.
— желание не знаю, я заснул. А утром ты. Вот и всё. А ты в армии был?
— Э-э-э… нет…
Моряк, воин летчик, снайпер и шпион ушли в минус.
— А орудие около тебя какая? — продолжал узнавать малый Антон.
— так точно нет около меня машины! — уже раздраженно фыркнул парень. беседа начал его утомлять. Он стал понимать, что на живую руку довольно глубочайшим разочарованием для себя самого. Тем более, что вслед зa армейскими профессиями ушли в большой минус и гонщик с дальнобойщиком.
— А который ты? — дернул зa палец малый собеседник.
— Я-то… начинать я это… бизнесмен! — соврал Антон. И ему было ужасно стыдно.
— А который это?
— Ну, я овощи продаю, — продолжал неуклюже сочинять старший.
— Продавец, что ли? как девчонка! — дитя вздохнул и грустно побрел к дому, обгоняя красного, как рак, Антона.
В доме горел свет. И это пугало.
Осторожно войдя в сени, Антон ощутил исстари забытый дух бабушкиной стряпни. А в дверном проеме находилась и сама бабушка, укоризненно глядя на маленького внука.
— Ба! Не ругайся! — вороватый пацан подскочил к призрачной женщине и громко чмокнул её в щеку. Ну, естественно, как к тому же дозволительно было удерживать бабушку, как не проявлением своей любви.
Недовольно ворча, уже давно покойная женщина прошла пропускать замершего Антона и начала собирать в подол картошку, бубня под нос тираду о несносности её внука и всесторонне не замечая стоящего около молодого человека.
Крадучись, Антон-старший прошел после кухню и робко сел в кресло предварительно телевизором. Воровато оглянувшись, он нажал на кнопку допотопного советского устройства. Погудев секунд тридцать, черно-белый пугало показал счастливые лица актеров рекламы прохладительного напитка.
Мальчик близко приблизился к телевизору, восхищенно глядя на роликовые коньки, в которых быстро рассекала молодежь поколения Пепси.
— А ты да можешь? — не отрывая мнение от экрана, выдохнул мальчуган.
— Не могу! — уныло донеслось из кресла.
Находиться в доме было сущим мученьем. До боли привычные потертые обои сызнова обретали краски, на стене появлялись незамысловатые картины и фотографии, бережно уложенные в самодельные рамочки. С кухни тянуло божественным бабушкиным гуляшом, а на окнах то появлялись, то исчезали ситцевые занавески в крупную ромашку. припасы в доме не покла-дая рук менялась, являя взорам двух Антонов непрерывную метаморфозу. если прислуга принимал эту жуткую ситуацию как игру и сумма увлекательного колдовства, то для повзрослевшего Антона это было сущей пыткой. Забившись в глубины кресла, он весь смирился с той мыслью, что находится теперь где-нибудь зa 46-м километром, в палате областной психиатрической больницы, сидя где-то в углу чертог для буйнопомешанных и много пуская слюни.
Но первым не выдержал мальчик. Вернувшись из кухни с куском соленого хлеба, он приблизился к креслу, сосредоточенно жуя добычу.
— Ты или же не скрипи, либо пойдем погуляем. Ба думает, что около нас привидения. Ты как скрипнешь, да она креститься и почитать начинает.
— Да… Да, точно, Тоха, пойдем гулять, — встрепенулся в кресле Антон, сожалея, что такая простая дума раньше не пришла ему в голову. начинать конечно, они пойдут в лес, там маловато что изменилось, желание и в сумерках безделица не будит видно. А Тошке скажет, что они в походе… Ну, либо недавно так.
Вечерний роща выглядел успокаивающе. опять до темноты Антон провел пытливый эксперимент, измеряя дистанция от него до беззаботного мальчишки, при котором окружающий дружба остается в привычном своем виде. Метров двадцать хватало для того, что бы пенек оставался пеньком, а не раскидистым деревом, и что бы недалекое старое пожарище перестало появляться Антону старшему створожившийся чащей, в которую не осмеливался лазить ни 1 малолеток в селе.
О Ведьминой Чаще болтали разное. о висельниках, висящих на каждом суку, об озерке враз зa чащей, в котором водились болотные упыри, о нечисти между мха и коряг. место фольклор села был да или же на другой лад основан на происшествиях в этом участке леса. Вот только сам-друг возраст обратно выгорела дебри до уголечков, поглотив стихией трех сельских мужиков, и стала сегодня носить имя Ведьминым Пепелищем.
Не выдержав значительной удаленности, на которую его отправил страдающий Антон, служащий осторожный подошел к парню.
— Мне страшно! — доверительно зашептал он. — Ночь скоро, а ночью с Ведьминой Чащи упыри выходят. А повитуха крестики над дверьми свечкой рисует, туда ни 1 упырь не зайдет. Может, домой, а?
— Мы, Тоха, с тобой сами, считай, призраки, забыл? после пару часов к Фоме пойдем, подож…
Антон осекся, чувствуя шевеление где-то зa спиной.
— Не требуется к Фоме! — раздался тонкий, Но сгоряча голос.
Из-за ствола, криво улыбаясь, вышел дитя едва выше младшего Антона. Сплетя зa спиной руки, он неприязненно рассматривал облезлые кроссовки и потертые джинсы старшего.
— Ванька! И ты тут! — Тоша радостно кинулся к другу.
Сдержанно и с достоинством Иван протянул руку товарищу. Кровавые разводы на ладонях матово отливали в последних лучах заходящего солнца.
Поймав испуганный суждение ровесника, Иван невозмутимо вытер руку о штанину и опять протянул ладонь для рукопожатия.
— Отойди, мелкий, отойди от него! — зашипел некоторый в кустах. Из листвы показался ствол охотничьего ружья, а следом вышел и один Фома, сжимая в побелевших руках оружие.
— около него нет крыльев, он давнехонько тут, очень с ума сошел, — продолжал шипеть старик. — возница умер около прошлом годе, зарезали Ванятку… А который зарезал, да и не нашли. да и не там искали! — дуло дробовика в упор смотрело на ухмыляющегося ребенка.
— А ты думал, я мечтал становиться пьяным клоуном? — парировал Иван. — Ты думал, что об этом мы мечтали? Правда, Тоша?
Мелко-мелко затряслась белобрысая болезнь — Тоша разделял повстание друга.
Холодея всем нутром, Антон схватился зa голову. Его первоклассный приятель был убит вторично год назад. И, если он правильно понял Фому, сделал это он сам. В детском обличье. И теперь, если Фома безделица не предпримет, его ждет та же участь. Он не оправдал свои же ожидания. Обманутое и разочарованное возраст смотрело на него уже с недетской ненавистью.
— Да, я убил себя взрослого! — с вызовом крикнул Иван в темноту. — Но сейчас я начну всё сначала! сейчас я знаю, что делать! Тоша, ты со мной? Ты со мной, приятель Ты ведь не хочешь случаться этим? — дрожащие от гнева пальцы указывали на съежившуюся фигуру в старой тельняшке.
— Не хочу… — прошептал мужчина и взял зa руку сумасшедшего друга.