Мартынка

Мартынко с артелью матросов в много ходил, и ему жира была хорошая. хотя на работу не горазден, а песни выводить голосом правда сказки сочинять мастер, дак все прошшали.
С англичанами, с норвежанами на пристанях толь круто лекочет, не узнать, что русский. Годы подошли, взели на военную службу. Послали караульным в стару морску крепость. полоса невесело, начальник строго, навеку бедной малолеток эдак не подчинялся, не покорялся.
Вон оногды на часах около складов и видит: подъехали индустрия лодкой и учали в футбол играть. Мартына и раззадорило:
– Нате-ко меня!
Ружье бросил и начинать с ребятами кубарем летать. В это время комендантова жена на балкон сели воздухом подышать. Ей от Мартынова пинка мяч в болезнь прилетел и толь плотно сел, дак фельшер до вечера бился, добывал.
Мартынку утром суд. Перва вина, что благородной дамы в морда грезной футбол положил, втора преступление – с поста убежал. На ночь замкнули в башню. здание заброшена – хлам, пыль, крысы, паутина. Бедной узник поплакал, полежал около порога, и захотелось ему исть.Мартынко с артелью матросов в много ходил, и ему жира была хорошая. хотя на работу не горазден, а песни заливаться согласен сказки присочинять мастер, дак все прошшали.
С англичанами, с норвежанами на пристанях толь круто лекочет, не узнать, что русский. Годы подошли, взели на военную службу. Послали караульным в стару морску крепость. простор невесело, начальник строго, навеку бедной юноша эдак не подчинялся, не покорялся.
Вон оногды на часах около складов и видит: подъехали индустрия лодкой и учали в футбол играть. Мартына и раззадорило:
– Нате-ко меня!
Ружье бросил и начинать с ребятами кубарем летать. В это время комендантова жена на балкон сели воздухом подышать. Ей от Мартынова пинка мяч в болезнь прилетел и толь плотно сел, дак фельшер до вечера бился, добывал.
Мартынку утром суд. Перва вина, что благородной дамы в пасть грезной футбол положил, втора преступление – с поста убежал. На ночь замкнули в башню. вышка заброшена – хлам, пыль, крысы, паутина. Бедной заключенный поплакал, полежал около порога, и захотелось ему исть. В углу стол. Не завалялось ли хотя сухаря в ящике? Дернул вытяжку, потреблять вещь в тряпице. Развернул,– как огнем осветило – карт дерево золотых, на них отрицание насмотреться. А в тюрьма сторож лезет:
– Тебе с огнем играть!!!
Тут на карты обзадорился, тогда сели играть. И видит Мартынко – карты сами ходят, сами на хозяина играют. сторож арестанту в минуту все гроши продул.
Нас бы с вами на ум, Мартына на дело: «Я этими картами населять зачну».
Часовому недоимка простил, выгонил его, в потеменки раму вынял, железно прутье вышатал так точно окном и выпал.
Утром арестанта хватились, а он уже в городе, в порту похаживат. В портерной иностранного кептена присмотрел, ему карты показал. Кептен догадка потерял, сел с Мартыном,– не то что деньги, с себя мундир проиграл.
Мартынко говорит:
– зa проигрыш перепехни меня зa много на своем пароходе.
Вот Мартынко в заграничном городе разгуливат по трактирам истинно по пивным. Где карты явит, там человеки одичают. Мартынко 1 с барышом. Денег стало быть черту на печь не закинуть. между тем загрустил: «Мне это низко, желаю по своим капиталам в высшее общество». Заказал брюки клеш, портянки сатиновы, нанял такси:
– Вези в трактир, гораздо первостатейны господа ездят.
Ну, завезли в самолучшей ресторан. Зеркала до потолку, посуда, самовары, человек ослепительно одета.
«А что тако,– думат Мартын,– ни на волос не стыдиться зa свои деньги…» – Эй, молодцы, бутылку водки!
Чтобы хитрость читать – и штопору не взел, а по-мужицки о долонь половинкой как хватит. Пробка соседке в плешь, напитки соседу во что ешь…
Тотчас вся зала заверешшала, налетели господа с орденами в лентах:
– Вон отсюда, невежа! Твое поляна под забором с бродягами распивать!..
– На свои пью, не на ваши!
– Ты понимаешь, гораздо забрался? Этта генералитет, а которы поглощать и министры, думать глотать соизволяют. правитель приворачиват. Этта рюмка водки рублем пахнет.
Потащили бажоного вон зa шиворот. Бажоный затужил:
– Вот как! Вот как!! Набывался в высшем свете.
За прилавок зачалился, карты за пазухи вывернул:
– Предлагаю сразиться в картишки.
Эких карт на веку ни одна душа не видывал. Льзя ли отказаться? И проиграла почтенна толпа и коней, и кореты, и одежду, и штиблеты. Мартынко ихни брюки разумеется сертуки нафталином посыпат желание в ломбард отправлят. кроме удоволился, говорит:
– Содвигай столы! Угощаю пострадавших зa мой счет!
Этим генералам правда профессорам все одно упражняться нечего. Голой ко дворам не побежишь. около кого дома телефон, позвонили, что бы платье послали, около кого телефона нет,– с запиской лакея турнули, а сами сели закусить. Мартынко выпил и отмяк:
– Друзья! Наша потеха не более как милая шутка. На фига мне ваши клячи желание кареты. Получай навыворот ломбардны квитанции. Пущай всяк при своем!
Тут хмель сборол Мартынка. Он поговорил, песенку опять спел разумеется и растянулся на полу. Дежурной генерал с докладом к королю:
– Явился в ресторане субъект, с первого взгляду малостоющий. Выкинул на прилавок необыкновенные карты и этими картами всех до копейки обыграл. Но проигрыши не только простил, а и всех собравшихся самолучшим питьем и закусками удоволил.
Король говорит:
– Эта человек где сейчас?
– Где гулял, тамотки и повалился.
Король туда сам пальнул в легковом автомобиле, спрашиват лакеев:
– Где-ка гостя-то положили?
– Они сами под пища удалились.
Мартына рострясли, душетырного спирту дали понюхать, в понимание привели.
Король с им зa ручку поздоровался:
– пропускать ехал – и внезапно желание одолила, не если с редьки. К счастью, вспомнил про сей лесторан.
Мартынко осмелел:
– Ваше королевское величие, окажите монаршее почтение с выпитием рюмочки при надлежашшей закуске.
– Ха-ха-ха! Вы в состоянии короля угошшать?
Мартын сидельцу мигнул, лакеи полон пища наносили. правитель что самостоятельно уписыват, боле в ящик складыват:
– Деточкам свезу гостинчика.
– Не загружайте тары эким хламом, ваше величие. поглощать около нас кока с соком в ящик ложить.
– Это вы не про карты ли?
– Имеются и карты.
Король колоду позадевал:
– Этих картов я и на всемирной выставки не видел.
Сели зa зелено сукно. И проиграл правитель Мартыну деньги, часы, пальто, автомобиль с шофером. тут расстроился:
– Тошнехонько машины жалко. Летось на именины ото всей инперии поднесена…
– Ваше величие! Папаша всенародной! Это все была детская забава. Велите посторонним оставить помещение.
Король выпнул публику, заложил двери на крюк, подъехал к Мартынку. Нас бы с вами на ум. Мартына на дело. Говорит:
– Ваше велико! сила около вас – поляна самое проходное. В силу вашего географического положения пароходов заграничных чрез вас плывет, поездов бежит, еропланов с дипломатами летит ужасти сколько. Никакому главному бухгалтеру не сосчитать, что после вас иностранного купечества со своима капиталами безвозмездно пролетит и проплывет… Ваше велико! Надеюсь, вы убедились, кака суть в моих картах… Поручите мне государственну печать, посадите меня в главно помещение и объявите, что бес пропуска и штенпеля нету сквозь вашу границу ни пароходу проходу, ни ероплану пролету, ни на машине проезду… Увидаете, что будет.
Король троекратно прокричал ура и объявил:
– Министром финанцевым иметь хошь?
– Велите, состоим-с!
– Завтра в пир приходи пост примать.
Отвели под Мартына семиэтажной дом, наголо окна бес простенков. По всем заборам наклеили, что «через нашу державу бес пропуска и министерской печати нет ни пароходу проходу, ни на ероплане пролету, ни на машине проезду».
Вот Мартын сидит в кабинете зa столом, печати ставит, а ко столу очередь даже во всю лестницу.
Иностранно купечество, дипломаты – все тут. свежий умный покамест знак ставит, свои карты будто бы случайно и покажет. какой богатый эти карты увидал, тот и сметка потерял. Не только что число около Мартына оставит – что дома употреблять денег, все телеграфом сюда выпишет.
Ну, Мартынкино государство разбогатело. Сотрудникам кушанье пошла скусна.
Ежедень четыре выти, около каждой перемены по стакану вина. В каком предварительно сукне генералы на парад сподоблялись, то сукно сегодня служащи завседенно треплют.
Однако соседним государствам ужасно не понравилось, что Мартынко около них все капитал выманил. Взяли подослали тайных агентов – какой бы хитростью его потушить.
Тут приходит вот како рукоделие рассказать. около короля была дочерь Раиска. И она с первого взгляду влюбилась в нашего прохвоста. Где Мартынко аллокуция говорит или же известие делат, она в первом ряду сидит, мигает ему, не может налюбоваться.
Из газет, из журналов Мартынкины портреты вырезат правда в книга клеит. быстро да его абажат. А она Мартыну ни на глаза. Он ей наблюдать не может, бегом от ей бегат. раз при публике выразился:
– Эту Раиску увижу, меня да блевать и кинет!
Которые неосторожные болтовня прекрасно слышали тайны агенты других держав и довели до весть Раиски… склонность В любое время слепа. Несчастна женщина думала, что ейна любовь за скромности на нее не глядит. А тут, как ужасну истину узнала, нахлопала агентов по харе, да отдула неповинных фрелин и упала в обморок. как в себя пришла, агенты говорят:
– Вот до чего довел вас сей тиран. Конешно, заботиться не наше, и мы этим не антиресуимся, а только вотще ваш тятенька этого бродягу в главно площадь посадил. Вот дак умный с ветру наскочил! И вас своими секретами присушил.
Такого бы бес суда в нужнике давнехонько полагается утопить. Но мы вас научим…
Утром получат Мартынко записку: «Дорогой умный финанцев! Пожалуте пить и есть к нам на квартеру антиресуимсе каки действительно около вас карты известная вам рая».
Мартынко этой Раи боитсе, а не двигаться неможно,– что он около ней с визитом не бывал.
Только посетитель созвонился, агенты зa ширмы, а Мартын заходит и от угошшения вежливо отказывается. Заговорили про войну, про погоду. А Раиска изложение пересекла:
– Я слыхала, около вас карты есь бутто бы золоты? Я смала охвоча карты мешать.
И зачала она терять деньжонки, кольца, брошки, браслетки, часики с цепочкой – все продула гостю.
Тут он ко дворам сторопился.
– за всем тем поздно. На прошшанье дарю вам навыворот ваши уборы. Мне-ка не нать, а вам от папы трепка.
А Раиска нахальне:
– Я бы все одно в испытание подала, что около тебя карты фальшивы.
– как это фальшивы?
Она искусственно захохотала:
– А вот эк!
Выхватила колоду верно к себе под карсет.
– Докуль около меня рюмку-другу не выпьете, дотуль не отдам.
Делать нечего. мимоходом приезжий две-три рюмочки выкушал и пал на ковер. В графине было усыпаюшшее зелье. Шпионы выскочили за ширмов, раздели сонного догола и кошель нашли. Тело на жалкий кляче вывезли очень в роща и хвоснули в овраг, гораздо из помойных ям вываливают.
На холоду под утром Мартын очнулся. Все вспомнил:
– О, будь ты проклята, королевнина гостьба! гораздо нынче подамся, нагой, бес копейки?
Како-то отрепье вырыл, завесился и побрел лесом. Думат: «Плох я сокол, что вялый с места сбила». И видит: яблоки растут белого цвету.
– Ах, как кутить охота!
Сорвал пару и съел. И заболела голова. зa лоб схватился, под рукой пара волдыря. И поднялись от этих волдырей двое рога самосильных.
Вот дак приужахнулся голый парень! Скакал, скакал, обломить рогов не может. Дале заплакал:
– Что на меня зa беды, что на меня зa напасти! Та кожа разорила, пристрамила, разболокла, яблоком объелся, рога явились, как около вепря около дикого. О, задавиться ли, утопиться?! ужели я кому надоел? Уйду от вас навеки, буду зимовать лучче с хичныма хехенами и со львами.
Во слезах пути-дороженьки не видит и наткнулся вновь на яблоню. тогда яблочки красненьки, красивы.
– Объистись что ли конечно умереть во младых летах?..
Сгрыз яблоко, счавкал друго,– головы-то метко стало. Рукой схватился и рога, как шапочку, сронил. Все тело согрелось, грудь звеселилось и напахнула така молодось, дак Мартын на голове прохаживаться годен. Нас бы с вами на ум. Мартына на дело: этих красных молодильных яблоков нарвал, воротился на старо место, рогатых яблоков натряс, склал зa пазуху и побежал из лесу.
Дорога в посёлок повела, а Мартынко раздумался: «В эдаких трепках мне там мочь показаться. В полицу заберут».
А по пути деревня, с краю домик низкий – и старик кривобока крыльцо пашет. Мартынко да умильно:
– Бабушка, дозвольте в ызбу затти обогреться. Не бойтесь этих ремков, меня бродяги ночесь раздели.
Старуха видит: юноша хотя рваной, а на мазурика не похож – и запустила в кухню. Мартынко подает ей молодильного яблока:
– Баба, на-ко съешь!
Баба доверилась и съела.
– Парень, чем ты меня накормил, как бы я причина испила?
Она была худа, морщевата, зев ямой; стала хороша, гладка, румяна.
– Эта я ли? Молодец, как ты меня эку сделал? Мне ведь вам нечем платить-то!
– Любезна моя, денег не надо. А нет ли костюма на выше- барыш – мужнева ли, братнева ли? Видишь, я наг сижу.
– Есь, дитетко, есь!
Отомкнула сундук.
– Это сынишка моего одежонка. хотя все понеси, андел мой, благодетель!..
Оболокайся, я самоварчик согрею.
Мартыну посещать некогда. Оделся в простеньку троечку и в худеньки щиблеты, написал на рот усы, склал свои бесценны яблоки в коробок и пошел в город.
У Раискиных ворот увидел ейну стару фрелину:
– Яблочков не прикажете-с?
– Верно, кисляшши.
– Разрешите вас угостить.
Подал молодильного. Старой девки лестно с кавалером постоять. Яблоко на обе шшоки лижот. И последовательно стала толста, красна, красива. Забыла причинность сказать, полетела к королевны:
– Раичка, я-та кака!
– Машка, ты ли? Почто эка?
– Мушшина черноусой яблочком угостили. Верно, с этого… около их полна коробка.
– Бежи, ростыка, догоняй. Я куплю, скажи: королевна дорогой даст!
Мартынка тово и ждал. Завернул пару рогатых, подает этой Машки:
– Это для барыни. верховный сорт. Пушшай едят на здоровье. зa деньжонками после зайду.
Раиска около себя в спальны зеркалов наставила, хедричество зажгла, стала яблоки хряпать:
– Вот чичас буду моложе ставать, вот чичас сделаюсь тельна, разумеется румяна, так красавица…
Ест яблоко и в зеркало здрит и видит – на лбу поднелись две россохи и стали матеры, и выросли около королевны рога долги, кривы, кабыть оленьи.
Ну, быстро эту ночку в дому не спали. Рога те и пилой пилили, и в стену она бодалась – все бес пользы. как в зеркало зглянет, да ей в омморок и бросат. Утром отправили телеграмму папаше, переимали всех яблочных торговцев, послали по лекарей.
Нас бы с вами на ум. Мартына на дело: наклеил бороду, написал морщины, наложил очки. Срядился эким профессором и с узелочком звонится около королевиной квартеры:
– Не здесь ли больная?
– Здесь, здесь!
Раиска лежит на постели, рошшеперя лапы, и рога на лямках подвешаны. выше- дохтур пошшупал пуп – на месте ли, спросил, что раз до ветру ходила, и были ле дети, и были ле родители, и не сумашеччи ле были, и духовенство пьюшшой ле, и кака пинтература?
Также потребовал молоток, полчаса в пятки и в вершина колотил и казаться не велел. тут говорит:
– Это совершенно научное явление с рогами. Дайте недужливый съись вдвоем куска мыла и ташшыте в баню на снимок.
Она ела-ела, тут заревела:
– О, беда, беда! Не хочу боле лечицца-а! Лучче бы меня на меленки смололи-и, на глину сожгали, на мыло сварили-и!
Тут Мартын выгонил всех вон и приступил накоротки:
– Я по своей практике вижу, что зa некотору подлось вам эта болесь!
– точно знать шиш не знаю, знать не ведаю.
Тогда добродушный лекарь, зa рога ухватя, зачал ей бить ремнем:
– Признавайся, дура, не обидела ле кого, не обокрала ле кого?!
– О, виновата, тепере виновата!
– В чем виновата?
– около тятенькиного министра карты высадила.
– гораздо запехала?
– Под комод.
Мартын нашел карты. Достал молодильные яблоки:
– Ешь эти яблоки!
– О, боюсь, боюсь!
– Ешь, тигра рогатая!
Она яблоко съела,– рога обмякли и отпали; друго съела – красивый стала.
Была черна, суха, стала больша, красна, налита! Мартынко взглянул, и душа около него задрожало. Конешно, насупротив экой красоты который же устоит! Глядел, глядел, дале выговорил:
– Соблаговолите шайку воды.
Подала. Он бороду и краску смыл. Раиса узнала,– где стояла, тогда и села.
Мартынко ей:
– Рая, напрасно вы на меня гору каменну несли. Это я за многих хлопот не поспел вас в то время высмотреть, а тепериче страстно абажаю.
Дальше нечего и сказывать. брак пошла около Мартынка так точно около Раиски. Песни запели, в гармонь заиграли.
Вот и живут. Мартынко всех в карты обыгрыват, докуль этих карт не украдут.
Ну, а украдут, еще и выпнут Мартына.