Около двух годов Моше жил в доме своего тестя, ставшего ему приёмным отцом, Рабби Шаалтиэля. Большую кусок времени он проводил в каморке с крошечным окошком, выходящим на мешковатый последний двор, в которой тесть обучал его Тайной Мудрости. В видоизмененный такой же каморке, Но сбоку, он жил дружно с дочерью Шаалтиэля и своей зеленый женой Бат-Шевой.
В эти каморки днём хлестали звуки, запахи, блестящий свет, они как бы нагревались от этого переполнения и становились тесными, а ночью только узенькая струйка слабого света свечи и пара негромких шум вытекали наружу, принося чуть страшно небольшое потворство и освежение. Здесь было душновато, Но зато бесконечно спокойно.
Моше хотел да обитать всегда, набираясь знаний и рассуждая на отвлечённые темы. около него это дюже что получалось: он отличный умел отвлечённо думать о Тайных Именах, о строении Высших Миров, о значении слов и толкованиях Священных Текстов. Он мог бы стоить хорошим философом. Но Тайная Мудрость это вконец не философия.
В субботние ночи Шаалтиэль запирал заднюю каморку, они садились на бездоказательный пол и в полумраке читали молитвы и заклинания, покамест сердце Шаалтиэля не срывалась в те пропасти, над которыми тёмным дымом висит выше- мир, разрываемый их холодными ветрами. Моше оставался работать рядом, чувствуя, что он сидит около с трупом.Около двух годов Моше жил в доме своего тестя, ставшего ему приёмным отцом, Рабби Шаалтиэля. Большую пакет времени он проводил в каморке с крошечным окошком, выходящим на тайный последний двор, в которой тесть обучал его Тайной Мудрости. В иной такой же каморке, Но сбоку, он жил скопом с дочерью Шаалтиэля и своей юный женой Бат-Шевой.
В эти каморки днём хлестали звуки, запахи, явный свет, они лже- нагревались от этого переполнения и становились тесными, а ночью только узенькая струйка слабого света свечи и двое негромких шум вытекали наружу, принося чуть несказанно небольшое потворство и освежение. Здесь было душновато, Но зато чрезвычайно спокойно.
Моше хотел да зимовать всегда, набираясь знаний и рассуждая на отвлечённые темы. около него это далеко что получалось: он отличный умел отвлечённо судить о Тайных Именах, о строении Высших Миров, о значении слов и толкованиях Священных Текстов. Он мог бы останавливаться хорошим философом. Но Тайная Мудрость это окончательно не философия.
В субботние ночи Шаалтиэль запирал заднюю каморку, они садились на обнаженный пол и в полумраке читали молитвы и заклинания, покамест сердце Шаалтиэля не срывалась в те пропасти, над которыми тёмным дымом висит выше- мир, разрываемый их холодными ветрами. Моше оставался работать рядом, чувствуя, что он сидит около с трупом. Его единица вела себя как как боящийся возвышенность в горах, то поглощать мёртвой хваткой вцеплялась в плоть и начинала коченеть от ужаса гурьбой с последней.
Шаалтиэль видел нисходящий с неба Свет, качество отходящих в другой согласие душ, ангелов, шедим[hide][hide]1[/hide] и прочие чудесные и жуткие вещи. Моше не смел не надеяться Учителю и Господину, а да десяткам прочитанных книг, явно написанных тожественный великими людьми. Но своевольно он отродясь не видел нуль подобного. Моше был плотно закупорен.
Ну, это ладно, созидать нечего. Но вот то, что памятный мудрец, взамен того, что бы ласкать свою мудрость, шатался по окрестным сёлам, изгоняя злых духов из каких-то грязных баб, пускающих изо рта жёлтую пену, и то, что каждый сброд, состоящий иногда, к тому же, из ишмаэлитов[hide][hide]2[/hide], бесконечно толкался в передней части дома, где Рабби раздавал им амулеты, доводило Моше до белого каления. Тем более, что он повсеместно обязан был провожать Шаалтиэля в качестве его преемника, раз быстро бог не дал Рабби сына. И он знал, что когда-то ему самому, несмотря на боязнь и отвращение, придётся деять всё, что делает Шаалтиэль, добро бы теперь он сносный не видит и не чувствует, ей-ей и не очень-то стремится. Придётся, не так благодетель, которому он благодарен до глубины души зa заботу и общий зa всё, умрёт бес приемника, проклиная свою долю, а заодно, может, и его.
Но главное, что ледяным сквозняком смывало хладнокровие и уют жизни Моше, было странное воспитание премудростям торговли.
как ни странно, и этому его учил тесть. воспитание В любое время начиналось в полдень. Вне зависимости от погоды, они сидели на досчатом полу крытой деревянной галлереи, стоящей на другом конце заднего двора.
Сто способов обмана покупателей и двенадцать способов обмана собратьев-торговцев, обман расписок и действие неверных весов, как обнаруживаться худой товар зa дорогой, как встречать подставных поручителей, ограбление складов, как соглашаться с ворами—Моше не понимал, зачем всё это было надо точно знать ему, и почему об этом да причинность знал Шаалтиэль. общество обеспечивала свою гордость, Великого Учителя и Мудреца Шаалтиэля, всем необходимым, к тому же он был настоящим праведником. почасту близкие человеки знают, какова стоимость публичной праведности, Но это был радикально не тот случай. сомнение Моше усугублялось опять и тем, что к Шаалтиэлю зачастую заезжали торговцы, судя по лицам и ухваткам—большие знатоки столь попусту преподаваемой ему науки. Появлялась мысль-червячок, что «мудрец» крутит свои дела с поддержкой этих мерзавцев, один оставаясь в стороне, но, подумав так, Моше и червячок чувствовали, как на них с гулом падает небо, опосля чего червячок испуганно затихал, а Моше встряхивался и забывал о его существовании.
опосля первого урока Моше, умышленно кривясь и поднимая брови, задал Учителю вопрос: зачем? Это был лучший и крайний раз, Кагда Шаалтиэль безобразно и грубо орал на своего зятя, брызгая слюной и попрекая куском хлеба. Моше, подняв плечи и вжав в них голову, униженный и растоптанный, уполз к себе в каморку и лежал там лицом вниз, покамест вернувшаяся опосля дневных забот баба нежно, Но настойчиво, не вытянула его из глубин отчаяния. вечер тесть был ласков и попросил его извинить, они помирились, Шаалтиэль мягко настоял на продолжении уроков, Моше покорно согласился и больше не смел ни о чём спрашивать. Но однако обида, вымазанная как ядом остатками удивления, засела в нём ржавым обломком. круг сутки искренняя спасибо к тестю задевала сей обломок, ранилась, болезненно разбухала, саднила и горела. В результате иногда Моше вконец хотелось говорить тестю, что он он закоснелый плут и дурак, и избегать на все четыре стороны, а временами-добиться напоследок огромного успеха в Тайной Мудрости либо умереть зa Веру, что бы доказать, насколько он, всё-таки, достоин возложенных на него надежд.
зa луна до окончания двух годов проживания Моше около тестя, к Шаадтиэлю приехал дежурный купец.
В одежде, наводившей на идея о пожаре в красильне, место в золоте и дорогих камнях, с щекастым лицом, враз хитрым, глупым и жестоким, сильный посетитель тяжело сполз с великолепного тонконогого коня. Всё это носило весь пристойное имя-Рабби Узиэль. при нём обретались два похожих на шакалов кривозубых молодцов, на лицах около которых занимались каллиграфией вмиг не мало самых худших пороков. Они да осмотрели двор, так сказать прикидывали, как всё понезаметней прибрать и получше упаковать. Моше поспешил уходить в доме.
Но на сей раз всё пошло иначе, чем обычно. чуть не единым духом из покоев Шаалтиэля начали сторониться дикие крики. Трясущийся от возбуждения и страха Моше с толстой палкой для выбивания ковров в руках прибежал к дверям и стал мяться около них не решаясь войти: было неизвестно, нужна ли тестю помощь, будит ли он зa неё благодарен, верно и сможет ли Моше её оказать если что. Его сомнения разрешил крик Шаалтиэля:
-Моше! Моше!!!
ничто не оставалось, как откинуть полог и ворваться в комнату с палкой наперевес.
красный Шаалтиэль и бурый Узиэль стояли доброжелатель насупротив друга, но, вроде, ни одна душа ни на кого не нападал, оружия в руках не было, платье была в порядке и бес следов крови.
-Ты смеешь меня обвинять?! Ты меня?! Вот, смотри сам! самоуправно смотри!!!-заорал тесть, закашлявшись от непривычного крика.
Узиэль тяжело развернулся и воздвигся откровенный против Моше, ошарашенного тем, что не мешает зачем-то на него смотреть. визитер вперился в него парой гниловато-карих глаз. Моше застыл, неловкий подняв плечи и сжимая пальцами дурацкую палку, а мордочка Узиэля незаметно сморщивалось в гримасе презрительного отвращения, примерно он увидел мокрицу в блюде с едой.
-Его нет смысла туда посылать, это просто убийство веселый души!-Мнущий сбившуюся на сторону седую бороду Шаалтиэль явно смущённо оправдывался накануне гостем. Моше так себ е не понимал.-Иди, читай!-раздражённо приказал тесть и Моше вылетел вон.
Он истинно попытался читать, Но ни за какие благополучия не получалось сосредоточиться. Его жгло любопытство. о чём шла речь, гораздо это его хотели послать, где могут убить? недавно постепенно в каше любопытства отогрелась и вылезла обида: начинать почему его здесь всё время унижают?! И как он смотрел, эта жирномордая мразь! должно было ему сказать: «Люди, слабоумие которых читается не только по лицу, Но и по одежде…». или же даже так: «Ничтожество, прячущееся в груде золота и шёлка, всегда…».
Моше не заметил, как перебрал десятка три вариантов, отдельный будущий грубее предыдущего, и довёл себя до полного кипения: его даже подбрасывало от ярости. Со двора раздались шум и перестук переступающих на месте копыт, гости явно готовились к отъезду. Моше как в бреду подскочил и быстро кинулся к главному входу в дом. говорить ему торчмя в лицо: «Ничтожный червяк, даже не искусный произвести шёлк, а талантливый только навертеть его на себя или, в крайнем случае, перепродать, ха-ха, не должен…»
Моше вылетел на двор, как рехнувшийся подбежал к уже сидящему в седле гостю, остановился стоймя до ним, запрокинул голову, набрал побольше воздуха и даже успел вскрыть рот.
А больше нисколько не успел—что-то тёмное скользнуло по нему сверху вниз и он оказался сжатым тонкостенной темнотой. Его тогда же подбросило вверх и он повис поперёк чего-то жёсткого, упираясь в него животом. Это «что-то» дёрнулось и поплыло под ним с дробным стуком. Прошло минут пять, покамест слабо трепыхающийся и мычащий Моше не понял внезапно со всей ясностью, что он лежит поперёк седла завёрнутый в калита и перетянутый верёвками.
Это было столь невообразимо, что Моше даже подумал, что он наверное вещь не да понял. Даже с такой рожей Узиэль был гостем великого Рабби Шаалтиэля, его тестя, и поэтому… И, для начала, он был иудейским купцом, а не ишмаэлитским разбойником, и поэтому… К тому же всё происходило белым днём, и по-этому тоже…
Может обретаться это такая глупая игра напитки вендетта зa ссору—завезти подальше зятя и дорогого ученика обидчика и там выкинуть, чтоб добирался назад эдак с часок? между тем если он начнёт кричать и вырываться это будит только источником веселья для жирномордого урода и его подручных. К тому же наверняка на улице теснить люди. Он начнёт кричать и извиваться, а его вывалят из мешка передо всеми, они с хохоту помрут, а он после носа из дома высунуть не сможет: зять великого Шаалтиэля визжал в мешке как щенок, которого собрались топить!
по-этому Моше лежал достаточно тихо, трясся от скачки и молчал, пусть бы всё тело около него затекло, а жизнь и сердце начали ныть. С ним одинаковый ни одна душа не заговаривал. Прошло достаточно горы времени. Холодной струйкой в голову Моше правило затекать опасение, что это решительно не шутка. Но теперь, Кагда они явно вдали отъехали от городка, шуметь и дёргаться было уже во всем объеме бессмысленно.
Кагда его тело очень занемело, а мысленно он уже повидал себя и лежащим с перерезанным горлом в канаве, и утопленным в реке, и оставленным в мешке в безлюдном месте, скачка остановилась, его сняли с седла, положили на землю, развязали и сняли мешок.
Узиэль стоял насупротив Моше и мрачно его осматривал, вдвоем «шакала» стояли по бокам от Моше и внимательно зa ним следили как две охотничьи собаки зa дичью.
-Рабби Шаалтиэль подымет всех в округе, он подаст жалобу кади[hide][hide]3[/hide]. Вас догонят.-Собственное величавость его заставило это говорить или же фобия Моше не знал.
-Не догонят,-кисло усмехнулся Узиэль. И добавил странную фразу:-Даже отборный гувернер воинского искусства не способен соперничать с тем, который отдельный число воюет в пустыне.
-Вы меня убьёте?-Моше не выдержал и спросил это не равнодушно и гордо, а дрожащим и срывающимся голосом.
-Нет,-презрительно покривился Узиэль.-Поедешь с нами на беспорядок в Ниджаран.-И еще добавил загадочную фразу:-Не имеет значения, что ты из себя представляешь. Но если 1 не отдаст сына в войско, второй, да и пойдёт: не будит войска.
-В рабство?!-возмущённо воскликнул думавший о своём Моше.
-Нет!- взвизгнул передразнивая его Узиэль.-Будешь подсоблять торговать в одной из моих лавок!
Моше перестал вместе что-либо понимать, в голове его всё смешалось, Но содержание около Шаалтиэля отучила его задавать лишние вопросы.
после минуту он уже сидел в седле сзади самого отвратного из слуг. во весь дух они выехали к окружённому наёмными охранниками-ишмаэлитами большому каравану. С этих пор время понеслось как выдёргиваемый из под ног ковёр, а разум Моше будто бы заснул. Тем более, что он и действительно неустанно спал на пропахших после и пылью покрывалах, набросанных грудой в одной из повозок. С ним ни одна душа не заговаривал, и он, из осторожности, выражать ни с кем не пытался. так точно и о чём он мог бы утверждать с людьми, обладающими такими харями?! бегать он не пытался: мочь было остаться незамеченным, к тому же около была вконец дикая местность, где он заблудился бы сквозь пять минут, а воду и пищу он отыскивать не умел.
вместе караван был весёлый. и тот и другой сумерки устраивались попойки, около купцов свои, около слуг и телохранителей — свои. напрасно говорить, что ни на одну из них Моше, единственного чужака в караване, не звали, хоть он, если бы пригласили, присоединился бы. Чего быстро там, если уже попал в такое положение! Было невыразимо тоскливо, Но отчасти совсем немного приятно, работать в темноте под мутно-синим беззвёздным небом, свысока выпрямившись и глядя вдаль на тонкую жёлто-красную полоску заката, время от времени оборачиваясь к яркому отсвету слева либо справа, Кагда оттуда доносился звонкий усмешка или же подымался крик.
«Шакалы» неумолчно играли в кости с каким-то отребьем, в отдельной повозке ехали женщины, то ли просто блудницы, то ли чьи-то рабыни, к которым время от времени забирались не мало мужчин из каравана. Дикие ссоры и скандалы, кончавшиеся поножовщиной, случались отдельный погода и за первый встречный ерунды. Было даже удивительно, что караван не уполовинился, покрыв мой способ трупами—итогом ежедневного кошмара стали только не мало лёгких ранений. Моше был деревня издёрган и вздрагивал от любого шума и вскрика. Он вёл себя да осторожно, как только мог, что бы сразу не вызвать ничьего неудовольствия и не унизить собственного достоинства.
В качестве последнего имущество сопротивления он пытался думать, Но выходило не сверх меры удачно, видимо от растерянности и страха.
очевидно он бы не стал гореть такой дрянью как торговля, но, насколько он знал, его взгляд разделяли не столь бездна иудейских молодых людей, что бы торговцев нуждаться было вербовать силой. Скорее наоборот. Может не все по собственному побуждению едут в Ниджаран?
Ниджаранский шум был известен на место мир, к нему вели сотни торговых дорог и занятие здесь не утихала даже ночью. Самые богатые купцы в округе торговали в Ниджаране, здесь было всё самое дешёвое и всё самое дорогое, и, конечно, всё самое лучшее. дух гнили и крови растекался от этого базара как от огромной помойки на горы парасангов[hide][hide]4[/hide] по удивительно мирной и спокойной местности вокруг. посёлок и его начальник давнехонько уже стали просто придатками разросшегося базарного лабиринта, пожравшего посёлок Ниджаран как опухоль. трудиться делами на этом базаре было весьма прибыльно, Но зато и страшно опасно, поскольку ни иностранный правило там не действовал, ни естественный отдельно не соблюдался. Всё вроде бы стало быть на свои места и дозволительно было отдыхать дальше, Но червячок сомнения всё грыз и грыз мозг.
после пять дней пути на них стали градом сыпаться беды.
Для начала все оказались в той или же другой мере больны: видимо раскаленный дуновение принёс какую-то заразу. Моше чувствовал жуткую головную печаль и ломоту во всём теле, судя по поведению и гримасам окружающих большая часть ощущали вещь подобное. На Узиэля весь было сильно смотреть: он надрывно кашлял, его глаза покраснели и слезились, побуревший нос хлюпал, он почти что не мог выражать и ужасно хрипел. Добродушия хворание людям отнюдь не прибавила.
К тому же какую-то мерзость подхватили и чуть не все животные, тогда же ставшие насилу искать ноги, а то и падать.
опосля чего нечаянно стала портиться вода, а в тщательно упакованную пищу проникли разительно странные жуки. Короче, если бы до Ниджарана не оставалось только туман дней пути, Моше поручился бы, что в живых из них никого не останется.
Утром, чрез неделю опосля присоединения Моше, караван вошёл в Ниджаран. Это был посёлок как город: вмеру шумный, вмеру грязный: узкие улочки, канавы с помоями. Но вещь висело в его воздухе будто запах, что-то, что говорило—это по-настоящему отвратительное место.
почти что в один прием зa воротами с громким хрустом сломались даже двое колеса.
-Шайтан!-плюнул на сломанное колесо совсем страждущий Узиэль, Но недавно бес особого раздражения. И велел рассчитывать товары и развозить их по местам. Началась мрачная, раздражённо-вялая суета. Узиэль подозвал одного из «шакалов», наиболее кривоносого, по имени Якуб, и Моше.
-Отнесёте рыбку вакилю[hide][hide]5[/hide]. Ты,-прохрипел он едва слышно, ткнув пальцем в Моше,-будешь «мулом», а ты,-он ткнул в Якуба,-проследишь, что бы с рыбкой так себ е не случилось по дороге. На этого,-он показал носом на Моше,-никакой надежды. И передашь от меня вакилю пару слов.
теперь было самое время возмутиться, Но Моше было плохо, его колотил озноб, в голове плескался жар, его охватило полное равнодушие, ему общий следовательно казаться, что он спит. по-этому он только вяло спросил:
-Что следовательно «быть мулом»?
-Рыбку понесёшь, тупица!-Зарычал Узиэль, захлёбываясь жутким хлюпающим кашлем.-На большее ты всё и не способен! Будешь отрабатывать кормёжку!
Взвалив на спину мучительный свёрток с вонявшей на всю улицу копчёной рыбой Моше спотыкаясь побрёл по узким улицам, Якуб шёл сзади и гнусаво напевал, время от времени подсказывая направление.
Людей становилось всё больше, было трудно их обходить, Моше стали толкать со всех сторон, всё больше встречалось лавок, и напоследок они вышли к базару.
Стальное бог косо вошло в землю где-то в отдалении на горизонте, жёлтым, мутноватым бликом знаменитый на нём солнце. Поблекшие, грязноватые, пёстрые навесы колыхались на резком и сухом ветерке, лавки налезали товарищ на друга, эпизодически громоздились в немного яруса, примерно высыпанные кучей из мешка, одинаковый гул и неторопливая давка были такие, как беспорядок стоял на огромном лотке и великан-разносчик размеренно тряс его из стороны в сторону.
вещь внезапно уцепило Моше зa ногу и молниеносно дёрнуло назад, да что он рухнул как подкошенный на твёрдую как скала землю лицом вниз с таким грохотом, какого ни за что на свете не мог ждать от своего достаточно небольшого тела, даже со свёртком впридачу. Хотя, возможно, это просто загрохотало в его голове от удара. Моше разбил лоб вкровь, ему даже показалось-влепёшку. Свёрток, кстати, отлетел в некотором расстоянии в сторону. В ушах звенело и к звону примешивался вдобавок некоторый голос со всхлипами.
Это хохотали человеки вокруг. Они просто захлёбывались издевательским смехом. Моше вскочил, мутно оглядываясь, покамест его мнение не наткнулся на долговязого, тощего, достаточно темнокожего и больно грязного старика в рубище, сидящего с поджатыми ногами торчком на земле. старик с огромным крючковатым носом и щербатым ртом, явственный иудей, просто умирал от смеха. В правой руке он держал продолговатый палка с загнутым как гнутый рот навершием. Всё было ясно. Даже бес криков-подсказок из толпы, которой бесконечно хотелось посмотреть на драку. Моше оглянулся вокруг, Но Якуба нигде не было. между тем он сжал кулаки и малость неуверенно придвинулся к старику.
-Дружок!-проговорил старец через смех, вытирая левым рукавом гноящиеся глаза,-я бы на твоём месте на меня не замахивался. Я, конечно, седой и дряхлый, Но и такой я отлуплю до полусмерти подобного тебе заморыша, даже бес помощи палки.
Моше взглянул на длинные, узловатые пальцы старика, на его тёмное, грязное лицо, на хищные глазки, примерно всосавшие всю виденную зa общежитие кровь, и ноги его ослабли: сей ей-ей изобьёт любого, преимущественно его, причём может и пренебрегать в запале об устанавленной на «полусмерти» грани избиения.
тогда старец вскочил, резво, как молодой, и, за всем тем схватив палка двумя руками, стал с перекошенным весёлой, жестокой злобой лицом надвигаться на Моше. Тот отступил, оглянулся, ища, гораздо бы убежать, Но было поздно: человеки стояли около плотной толпой, бес малейшего просвета, и довольно было взглянуть на их зверские, радостные рожи, что бы понять-его ни зa что не выпустят.
тут-то Моше поднял вспотевшие кулаки. старец хихикнул и шваркнул Моше посохом по правой руке. Моше взвыл, сборище заулюлюкала.
-Ходят по базару как лунатики!-громко произнёс старик, не поворачиваясь к толпе, Но явно обращаясь к ней.-Всякая приезжая шваль, денег нет даже что бы налог милостыню! А здесь и да гибель мусора! Ходят с пустыми зенками и раскрытым ртом, одуревшие от всяких бредней пуще чем от гашиша! Ходят, мразь, ищут пророка Элиягу, а ему только и дела, что слюни им утирать. Только и дела!-И он заехал Моше по левому плечу.-Только и дела! Только и дела!-следующий зуботычина пришёлся в левое колено, а второй-точно в бессильный лоб. От боли согласие в глазах Моше лопнул кровавым пузырём, и он опять рухнул как подкошенный на землю, потеряв сознание.
к тому же в темноте ему залепили звонкую оплеуху, и она сразу вынесла его на свет. Моше лежал на вонючем свёртке с рыбой, его левая щека горела, над ним неподвижно висела перекошенная от злобы кривоносая рот Якуба.
-Ты даже надевать не можешь, проклятый урод!-прошипел сопровождающий.
-Где ты был Кагда старец свалил меня посохом и избил, вонючий шакал?!-Моше нежданно свободно сел, хотел да же стремительно вскочить, Но тогда понял, что сказал лишнее и съёжился, глубоко жалея о сказанном: водиться избитым дважды зa пять минут-это слишком.
-Какой старик, ты, дерьмо?! Я тебя только на миг выпустил из виду, тебя заслонила чья-то спина, Но я тогда же протиснулся следом и застал тебя уже в полёте мордой на землю! Никакого старика там не было, я бы заметил! А, ты да задумал оправдаться предварительно Узиэлем зa потерю рыбки, свалив всё на меня?!-прищурился Якуб, понимающе расхохотался и спокойно добавил:-Ты поспешил. Я зараз прибрал свёрток и положил тебя сверху, да что рыбка цела. Благодаря мне. А вот ты мне должен, что бы я не рассказал Узиэлю о том, что ты не просто «мул», ты…
Рассказывая о том, который он такой, Якуб вздёрнул пропахшего рыбой Моше на ноги (тот покачнулся, Но устоял) и взгромоздил ему на плечи свёрток (Моше еще покачнулся, Но внезапно понял, что несмотря на ушибы ему сильно полегчало опосля падения).
-Давай-давай, отрабатывай хлеб!-довольно благодушно хлопнул его по спине Якуб.-И теки быстрее! Нехорошо будет, если вакиль узнает, что караван Узиэля уже пришёл, а рыбку ему кроме не доставили. Он повременить не любит. божественный человек!
Они тронулись в путь. Моше шёл с трудом передвигая за всем тем достаточно слабые и подрагивающие ноги, хладнокровный пот подсыхал на его ноющем теле, духота прикладывала к его лицу свою горячую, сырую тряпку. Он шёл и пытался представить, что это зa человек, которого называет святым подобное Якубу отребье.
И снова его малость потрясывало от сознания, что он впервые в жизни увидел видение. Пусть даже опосля сильного удара, Но для человека, для которого и слово «искры из око посыпались» раньше было пустым звуком… мечта было более чем странным, и при всем том оно легло на его ум недостающим камешком в мозаику. Было даже странно, как он лично раньше об этом не подумал.
Десятки легенд Тайной Мудрости были посвящены тому, как разные человеки начали мой дорога в ней со встречи с Пророком Элиягу. В большинстве историй это случалось на базаре. По слухам ниджаранский беспорядок предсказатель посещал преимущественно часто, чтобы уравновесить своим светлым присутствием царящее здесь безобразие. двое так опять два—четыре. А он просто дурак. Столько книг прочитано! конечно он обязан был один желать сюда, а не чтоб его лишь не в мешке сюда привозили! Ведь то есть тогда его глаза могли бы раскрыться! Конечно, если он встретит Элиягу.
путь была недолгой: они, оказывается, не дошли очень немного. Выйдя на небольшую место забитую народом, около части из которого на шее болтались лотки со всякой всячиной, они стали проталкиваться к широко раскрытым воротам, напоминавшим врата в неестественный город. зa высокой каменной оградой виднелось вещь крайне напоминавшее дворец. то есть оттуда раздавался ор, от которого вибрировал воздух, прошитый звоном и лязгом. Впрочем, на площади на гам ни одна душа не обращал никакого внимания. гул этот, о причине которого Моше даже полагать не желал, вызывал около него головную мука и резь в глазах, Но Якуб толкнул его стоймя туда, и они вошли в ворота, слепо наклонившись будущий и лже- преодолевая волны звука.
Войдя, Моше остолбенел, даже Якуб остановился. Во дворе вакиля творилось невообразимое: там шёл дикий, гневный бой. Пёстрая сборище персона в тридцать сверкая клинками разной длины с визгом штурмовала высокое крыльцо, на котором подскакивал и верещал низкорослый, Но весьма тяжелый вид во всём белом, отделённый от толпы десятком молниеносно махавших саблями и кинжалами молчаливых, скромно одетых молодцов, явных телохранителей, столь свирепого вида, что с трудом верилось в их реальное существование. На ступеньках скраю сидел скрючившись щуплый малолеток и пытался перетянуть обрывком пояса окровавленный рукав, едва ли не под ногами около сражающихся в пыли неподвижно лежало снова чьё-то тело.
-Стойте! Стойте!-провизжал тостый в белом, каким-то образом умудряясь перекрыть все крики.-Я возмещу вам убытки! Возмещу!
как в сказке нападавшие и защита застыли с поднятым вверх оружием.
-Ну и какую же часть?!-громко и ехидно спросил огромный, разряженный как павлин мужчина, с двумя саблями в красных ручищах.
-Пятую часть!
-Что-о?!-поднялся необыкновенный вой, крики и орава дёрнулась к крыльцу.
-Люди!-снова заорал жиряк (это явно был вакиль).-Вы нажили с товаров этого каравана три к одному, и паки я плачу пятую прием убытка!
-Четверть!-запальчиво крикнул набитый старец с круглой бородой. Вакиль замялся, Но махнул рукой:
-Четверть!
Пряча доспехи и сплёвывая в порошина толпа, включая раненого и неожиданно тяжело поднявшееся из пыли тело, тихо потянулась к выходу, только громадный обернулся и бросил:
-Чтоб я паки хотя раз с тобой связался, жирная крыса!-И одинаковый плюнул в пыль.
-Свяжешься, свяжешься,-с облегчением отмахнулся ухмыляющийся вакиль.
-Такая была хитрая задумка!-с досадой проговорил под нос Якуб, явно имея в виду сорвавшуюся плутню вакиля.
-Какая?-бездумно спросил Моше.
-Не твоё дело!-огрызнулся Якуб.
-А убытки вакиль покрыл засчёт непохожий «задумки»?-вяло промямлил Моше
-Нет, засчёт абсолютно честных сделок,-Якуб покривился от отвращения.-В одном месте купили подешевле, в другом продали подороже…
Последние человеки ушли, вакиль тяжело опустился на ступеньку крыльца, при нём остались только два телохранителей, остальные так сказать в воздухе растворились. Якуб подтащил Моше поближе к вакилю и стал с поклонами тыкать пальцем в свёрток около него на плечах.
-Скушаешь рыбку—в кишках довольно зыбко,-довольно громогласно процедил Моше, которого пошатывало от болезни, жары и растерянности. В нём уже всюду было зыбко, от головы до пят.
-Он, что, подрабатывает около вас зазывалой?-ядовито спросил вакиль.
-Полоумный приблудился, взяли в носильщики, не соглашаться гневаться,-ответил Якуб ровным голосом, отвешивая Моше малый пинок. если бы он его мгновенно же не подхватил, Моше рухнул бы на землю.
-Недолго проживёт, как тот, не помню как звали, вторично всё ходил себе под нос бурчал,-задумчиво продолжал вакиль, глядя пропускать Моше. неожиданно его глаза сузились.-А ведь он в городе недавно, а?
Якуб подтвердил.
-И где же он к вам «приблудился»?-продолжал искать вакиль.
Якуб сказал. Глаза вакиля зажглись и он даже вскочил на ноги.
-Приезжий, способ совпадает, удлинить отдаление Салиме—раз плюнуть, вид для изменения, это я и бес Салимы вижу, подходящая… Это судьба, парень! Ну-ка, пойдём, пошепчемся!
И, оттащив Якуба в сторону, вакиль принялся с ним о чём-то быстро сговариваться. Моше так себ е не понимал. Свёрток около него забрал подбежавший холоп и он просто стоял, переминаясь бес дела и сосредоточившись на том, что бы не валиться в обморок.
после его ввели в дом, посулив холодного шербета, посадили на большую пыльную подушку в большой, светлой комнате и оставили беззаботный одного. сквозь недолгое время вошла в высшей степени пёстро одетая и удушливо пахнущая благовониями толстая пожилая женщина и вправду угостила его ледяным шербетом достаточно странного вкуса.
От шербета всё внутри около Моше похолодело, после внезапно следовательно представлять из себя якобы над головой вещь собирается и вот-вот обрушится с потолка, а кроме на него и действительно упала сверху огромная, налитая жаром медовая капля. Внутри неё было радостно и сладко, пусть бы малость вязко и жарко, согласие около стал ярко-золотистым, вот только должно было поминутно двигаться, что бы мёд не потемнел и не застыл, превращая его в пойманную муху.
Пришли вакиль и беспокойный малолеток по имени Якуб, и стали с ним весело разговаривать. От этого разговора его охватила преимущественно бурная радость, он смеялся, строил рожи и махал руками, а после ему следовательно казаться, что он приехал из Индии. Это было великолепно, Индия вспоминалась как сплошные заросли, полные ярких пятен. Он весь поток вспомнил про Индию и про себя. И паки ему казалось, что его руки, ноги и тело стали длиннее, будто к ним палки привязали, было совсем немного непривычно ими двигать. На нём да была непривычная, тяжёлая, пахнущая лежалым одежда. И на лице как налипли куски глины, двигающиеся временами сами по себе. Всё время ходить бес ритма было тяжело, Но какая-то пожилая служанка напела песенку, и он стал ворочаться в сложном и плавном ритме песенки. вершина расслабилась, и он днесь или же дремал в движении, либо толчком выныривал в сознательное радостное барахтанье в медовой капле.
кроме неожиданно пришли восемь что одетых людей, в капле сделалось паки жарче, а дрожать надо было к тому же сильнее, Но не внешне, а изнутри, в душе.
Он провалился в сладкий сон, после сразу очнулся.
-…Письма от Леви Абоаба и Азиза Харезми это солидная гарантия, так и о вас, господин, мы слышали,-сказал ему крепкий, чернобородый купец, кладя на пол пред собой пара свернувшихся листка, и он почувствовал как его человек сделалось важным и самодовольным. торговец весело смотрел ему откровенный в глаза и казалось, что он подёргивает вещь зa ниточку внутри его головы. после чернобородый обернулся к остальным и не мало раз кивнул. Они ему одинаковый кивнули.
свежий провал.
-У господина тактика грандиозной мудрости!-льстиво улыбаясь кричал вакиль, разливая вещь из кувшина по чашам.-Когда он ко мне пришёл я просто лишь не сошёл с ума от восторга! просто не верится, насколько!…
-Вы помните,-прервал он вакиля хитро и с превосходством ухмыляясь,-как опосля завоевания Сикилии войсками мусульман индийским язычникам были зa огромные касса проданы золотые христианские изваяния из тамошних храмов?
-Ну?-спросил некоторый подозрительно опосля паузы.
-Они хотели бы подкупать ещё!-победоносно заявил он, обводя всех горящим взгядом.
-И где мы их возьмём?-неуверенно спросил старец с козлиной бородой.-Новых завоеваний христианских земель вещь не предвидится, так и будут ли там привлекательные статуи в церквях?
-А зачем ждать?-хитро улыбнулся он, подавшись будущий и потирая руки.-Много индийские язычники понимают в наших завоеваниях и красоте статуй! Закажите статуи своим золотых дел мастерам, отвезём их в Индию-и всё! Наживём в чета десятка раз по меньшей мере! Азиз уже начал увольнять слухи о падении небольшого отдалённого христианского княжества, славящегося изваяниями в церквях!
-Мы не станем,-сказал стальным голосом тяжело поднявшийся во место барыш кучерявый торговец,-способствовать поруганию своей веры! как вам общий пришло такое в голову?! если бы даже мы были нечестивцами и согласились, наши единоверцы сумели бы да нам всем отомстить зa оскорбление, что!…
Рядом с ним стал паки один, пара по виду были явными румийцами.
-Какое поругание?!-завопил он, воздев руки.-Что индийские язычники понимают в христианских канонах?! Изваяния могут подсказывать ваши только по общей мысли: начинать женщина, начинать с ребёнком, Но причём тогда ваша вера?!
не мало мгновений все молчали, а после грянул стройный хохот.
Потом понимание возвращалось к нему кусками. Он ходил по чьим-то домам, сидел там, поедая угощение, шутил, пил, щупал и пробовал на клык золотые слитки, смотрел какую-то расшитую одежду, лошадей, золотую посуду, еще куда-то шёл. Сидя на ковре в дежурный прохладной комнате он неожиданно почувствовал, что неусыпно дёргаться больше нету сил, ни капельки. Медовая осадок около него начала густеть и темнеть, стали слипаться мысли, чувства, тело, преимущественно пальцы, глаза и губы, он тихо стал утопать в тихую тьму.
Кагда Моше пришёл в себя, оказалось, что он лежит на груде выцветших подушек в той же комнате в доме вакиля. болезнь нещадно ныла, его знобило и подташнивало. Были уже сумерки, около на ковре сидел Якуб и с хрустом и хлюпаньем жрал персики.
-Проснулся?-прочавкал Якуб.-Тогда пошли домой.
Моше едва дотащился до дома Узиэля, по дороге думая был ли мечта про Индию сном или же нет. часть мозгов и Шаалтиэлевой науки говорили, что нет. Его опоила старая злой Салима, ему изменили внешность, заставили случаться чужим именем и следовательно сделки с богатыми купцами Ниджарана. В общем, в случае если всё откроется либо вещь пойдёт не так—это верная смерть, причём скорей всего—весьма замысловатая.
Не доев сытный пир он лёг на циновку около очага и почти что в один прием провалился в трухлявый, тёплый, знобкий сон. Его малость поносило так себе мутными теченьями, а после он неожиданно проснулся и разом вспомнил о видении.
Может ли быть, что сам по себе Элиягу и привиделся ему как жуткий старец Моше поморщился: поверить в подобное он был не готов. Старик, скорее всего, фрукт его воображения, отразившего образы разума, едва взявшего вершина над утомлённым и больным телом, которое раньше было через силу сильным и потому непроницаемым для видений. Это было кривое изображение увиденного в Ниджаране. дилемма в том, как и где сегодня взыскивать настоящего Элиягу. как исполнять так, что бы без стеснения тянуться по базару?
Моше было да нравиться лениво и неторопливо судить о чём-то волнующем и тайном, как в былые времена, что он незаметно погрузился в блаженное, полусонное добро посреди явью и сном.
внезапно где-то наверху раздался бешеный крик и звучно шваркнула в стену дверь, разморенного Моше подбросило и швырнуло к холодной стенке, где он и застыл, с ужасом глядя вверх и нервно трясясь. С невнятным рычанием наверху лестницы внезапно появился расхристанный Узиэль, покачался, поводя около налитыми кровью глазами и, то ли с воем, то ли с рыданиями, почти что скатился до середины лестницы и повис на перилах, вытаращившись в пространство.
-Я не могу тогда больше! Не могу! Я не могу тогда оставаться! Я задыхаюсь в этой выгребной яме, полной злобы и грехов! Я ухожу! уходить отсюда! Якуб!-заорал он неожиданно дурным голосом. На писк из-под лестницы пошатываясь со сна вышел Якуб.-Зови Натана, собирайтесь! Мы уезжаем отсюда навсегда, с этой проклятой помойки!-Узиэль скоро выпрямился, расставил руки и заверещал, лишь не загремев вниз и заливаясь радостным хохотом:-И уезжая мы подожжём сей гадкий дом!
-Слава Богу!-почёсывавшийся Якуб сразу проснулся и побежал вглубь дома с воплем:-Натан, ленивая шкура, бойко ко мне, мы уходим! Барух а-Шем![hide][hide]6[/hide] Уходим!
-Уходим!-заливаясь безумным смехом и закинув голову Узиэль со страшной, счастливой ухмылкой кружился по комнате скрестив руки на груди, в задних комнатах стоял шум и раздавались вопли. Моше неуверенно отошёл от стены, раздумывая, не помочь ли ему в сборах или же лучше куда-нибудь спрятаться, как внезапно потрясающий звук потряс входную дверь.
некоторый бил и бил, будто кувалдой, да что казалось что место усадьба трясётся. пара «шакала» вылетели из задних покоев с саблями в руках, Узиэль долго уковылял на не мало ступенек вверх по лестнице, сверля дверь пронзительным взглядом.
-Моше, открой!-рявкнул Узиэль и Моше самовольно не заметил как подошёл к двери и откинул крючки и задвижки, впрочем, не забыв отпрыгнуть в сторону.
Дверь распахнулась от удара настежь, Но в неё не влетели и не ворвались, а гордо вошли не мало человек. Первые четверо, одетые в кольчуги, плавно разошлись в разные стороны держа руки на рукоятях сабель, высоченный и отрицательный владыка с длинной, чёрной бородой, одетый в длинный, богатейший синий халат вышел на середину комнаты и оглушительно произнёс достаточно ехидным голосом:
-Именем халифа я, кади Ниджарана, велю следовательно под стражу торговца по имени Узиэль, его помощников Якуба и Натана, а да вступившего с ними в сговор и рука об руку с ними сбежавшего зятя Рабби Шаалтиэля из Хаджарины по имени Моше, обвиняющихся Рабби Шаалтиэлем в краже ценных вещей из его дома!
-Где сей гадкий бесчувственный щенок?!-проревел лицо вставший по правую руку от кади и Моше вмиг узнал напев Шаалтиэля. Его как ударили дубиной по голове: ноги подкосились, глаза застлало пеленой и он дурак на безжалостный пол. следовательно «шакалы», как он и предполагал вначале, действительно прихватили вещь из дома. А похищения ни одна душа не видел. просто некоторый потрясающий сон.
-Отец, я невиновен, меня похитили!-вскрикнул Моше слабым сдавленным голосом.
Шаалтиэль расслышал, скоро развернулся, сразу оказался около и вздёрнул Моше на ноги, впившись в его изнанка горящими глазами, а руками похожими на огромные птичьи лапы-в его плечи.
-Как ты мог?! как же ты мог, паскудник?!-страшно прошипел он, брызгая слюной.
тогда сверху лестницы раздался жуткий, визгливый усмешка и Узиэль заорал:
-Меня, под стражу?! Ха! верно ты помнишь ли общий как колдовать, мокрица?!
после он звучным, не своим голосом проговорил не мало слов, в которых Моше зараз узнал Имена Ангелов Третьего Неба и келья наполнилась тьмой, криками и ругательствами. Шаалтиэль выпустил Моше и тот упал на пол, продолжая с ужасом заботиться вверх. много около оказалась скорее непроходимо густым туманом, чрез кто едва-едва просвечивали факелы на стенах, сияние в очаге и были видны тени и силуэты.
внезапно раздался напев Шаалтиэля, и близко справа в тумане вспыхнул блестящий горячий столб, погода от которого тёплой волной обдал Моше и пошёл дальше, истончая туманную плёнку. В мутном воздухе, как чрез грязную воду, Моше увидел стоящего на огненном столбе Шаалтиэля, растопырившегося наверху лестницы Узиэля, стоящего в растерянной позе под лестницей кади, «шакалов» с саблями наголо и обнаживших снаряжение стражников в кольчугах, которых стало быть уже восемь.
сегодня шум двух колдунов прозвучали одновременно. забор зa спиной Шаалтиэля треснула и потолок начал оседать, Но тогда внезапно непонятно откуда взявшаяся огромная масть шавка прыгнула на спину Узиэлю и они заодно с грохотом покатились вниз по лестнице.
Узиэль приземлился на четвереньки и замотал головой что бы приходить в себя. облако совершенно рассеялся. щенок почему-то оказалась под Узиэлем и не шевелилась. Она да и не пошевельнулась, Кагда Узиэль с трудом поднялся, кряхтя и упираясь в собаку руками, причём кусок собаки потянулась вслед зa его руками, а чета клочков налипли на рукава.
Это была просто ноша рыжей шерсти и больше ничего.
В сей миг в конце концов очнулись стражи и трое вместе кинулись на торговца. два перехватили сабли поудобнее и стали щемить яростно отбивашегося Якуба вверх по лестнице, к тому же два с саблями подступили к Натану, Но тот тогда же умчался в задние покои и им пришлось его догонять. Трое стражей с разбегу врезались в Узиэля, опрокинули его на пол, он заревел как неловкий и началась драка с ударами, задушенными воплями и мельканием ног и рук. Кади молча, зачастую и шумно сглатывая, смотрел на всё это не трогаясь с места, он был явно ошарашен колдовским поединком и плохо соображал.
некоторый подхватил Моше зa шкирку и как котёнка поднял вверх. Оказывается, о четвёртом злоумышленнике вспомнил восьмой стражник, видимо очень недоверчивый либо ленивый.
чрез не мало минут пыхтящий, хрипящий, бурый от напряжения и измятый Узиэль был связан и поставлен на ноги, сверху привели и связанного, раненного в правую руку Якуба, а затем-тоже связанного, Но всецело целого Натана.
Кади осторожный вышел из-под лестницы, деликатно прокашлялся в вампир и раздражённо, Но подчёркнуто вежливо обратился к мрачно глядящему в угол Шаалтиэлю, под которым уже незапамятных времен не было огненного постамента.
-Могу ли я надеяться, уважаемый, что «чудеса» со стороны кого бы то ни было закончены?
Шаалтиэль мрачно кивнул не поворачиваясь.
-Ну, что ж,-продолжил кади уже более бодро и обращаясь ко всем-Вот мы и взяли эту шайку. Посадим мерзавцев в яму, а завтра…
-Господин мой,-хрипло отозвался Шаалтиэль, мгновенно шагнув к непроизвольно отшатнувшемуся кади и отвешивая небольшой поклон,-Я смиренно и благоговейно благодарность вас зa заступничество. Но смею нижайше испрашивать о снисхождении для моего зятя и прошу отдать мне его на поруки. сей тупой дурак и действительно мог дать себя похитить либо завлечь обманом.
-Ваше добросердечие, Рабби…,-усмехнулся кади.-Впрочем, я понимаю—родная кровь и всё такое, преимущественно около иудеев… Но я считаю, что в любом случае, украл он либо только был глуп и наивен, вашему зятю обязан иметь преподан утешительный урок, какой он запомнит на всю жизнь. весь сроду не лишне напомнить о почтении к старшим и уважении к властям, заграждать поразмышлять о своей жизни. да что эту ночь пусть молодой посидит дружно со своими дружками в яме, так себ е с ним не случится—не во рву же с крокодилами!
-Пожалуй,-буркнул Шаалтиэль и стражники вывели четверых узников на улицу.
Моше ожидал нет в глухую, безмолвную ночь, Но ошибся: враз с многих сторон раздавался шум. преимущественно со стороны находящегося зa двое дома от них строения, где полыхал пожар. Пожар тушили очень малость людей, видимо в основном обитатели дома и близжайшие соседи, не желавшие, что бы сияние перекинулся на их дома, остальным на чужую беду было наплевать.
Шли они достаточно долго. Узиэль и «шакалы» не переставая ругались, кади и сторож с факелами шли молча, не обращая внимания на их ругань, тяжело вздыхал Шаалтиэль, и Моше старался на него не смотреть. Он сгорбился и мелко дрожал, то ли от ночного холода, то ли от переживаний.
Судя по обилию полуразрушенных и заброшенных зданий, они вышли на окраину города поодаль от базара. Не менее разрушенным и заброшенным показалось Моше похожее на город здание, гораздо их ввели, отворив незапертые и немилосердно заскрипевшие ворота даже бес привратника. «Видимо,-подумал он,-в этом проклятом городе не сверх меры почасту пользуются тюрьмой. Не успевают». Ему должно надевать показалось, Но корридоры, по которым их вели были полны дыр и лишены крыши. «Это не кади!»,-подумал Моше холодея. «И не Шаалтиэль?»,-подумалось ему невольно. истинно нет, ерунда, как он мог не испытывать тестя?! просто что греха таить острог в городе не ремонтировалась, видимо и действительно зa ненадобностью.
Их вывели в малый безусловный мусора дворик, пара стражника с трудом вынули круглую решётку, открыв пролет тесной ямы, третий принёс прислонённую к стене шаткую деревянную лестницу и спустил её вниз. Узиэля, Моше и «шакалов» развязали.
-Ну вот,-благодушно произнёс кади,-здесь они и проведут ночь, а завтра на суде посмотрим. Не волнуйтесь, почитать Рабби, тогда нет ни скорпионов, ни ядовитых жуков, сторож проверяет отдельный день.
Глядящий в землю Шаалтиэль мрачно кивнул, четверо 1 зa другим спустились в тёмную яму. Моше лез последним и медленнее всех, он одинаковый не поднимал глаза от земли и был до краёв полон горькой ненавистью незаслуженно обиженного человека, до последнего расчитывавшего на прощение. Лестницу убрали, шаги удалились и наступила давящая, молчаливая тьма.
-Ну, что?..,.-начал было Моше обличительную речь, Но на него тогда же зашипели с трёх сторон.
-Хочешь жить—до утра ни слова!-тихо прикрикнул Узиэль.
-Убьёте меня—вас завтра весь всех казнят!-полушёпотом огрызнулся Моше.
-Да заткнись ты ради!… Пожалуйста!-завопил тихо Якуб и заехал Моше кулаком как под вздох. И как он угадал, собака?!
покамест бог над решёткой не стало быть сизым они молчаливо сидели, тесно прижавшись побратим к другу, согнув спины и обняв руками колени. На рассвете Узиэль тайный велел им встать и размять затёкшее тело. после он и Якуб подставили руки, Натан как вкопанный на них, уцепился руками зa ржавые прутья и, перебирая ими, откинул видимо не чрезмерно тяжёлую решётку в сторону. Странно, подумал Моше, ямы для узников должны бы непременно поглубже. Узиэль и Якуб подвинулись к стене, Натан уцепился зa граница ямы, подтянулся и вылез. после пару минут они все стояли во дворике. при слабом свете разрушения больше бросались в глаза чем ночью.
-Может не стоит сбегать из–под стражи?-спросил Моше неуверенно.
-Мы не были под стражей, дурак,-устало ответил Узиэль. Он едва стоял на ногах и Якуб осторожный поддерживал его под руку.-Посмотри вокруг: это что, способный на тюрьму?! Чей-то заброшенный дом, козни явно вырыта для хозяйственных нужд.
-Но кади… Стража… Шаалтиэль!…-растерянно пролепетал Моше.
-Какой к шайтану Шаалтиэль!-отмахнулся негоциант отворачиваясь.-Подшутили над нами какие-то шутники, грязные твари, я им кишки выну и ослиные засуну Кагда найду! ко дворам пошли!
Натан подхватил хозяина с иной стороны, и они пошли в сторону малый двери. Поражённый Моше, спотыкаясь, брёл следом. Кагда они вышли на узкую улочку предварительно «тюрьмой» он вновь не выдержал:
-Но ведь Тайное Знание…
-В помойке даже маги помойные, да что так себ е удивительного,-хихикнул Узиэль не оборачиваясь.-Сильные, Но помойные. Шутнички! Глаза вырву!
Моше чувствовал, как его ум превращается в труху.
-И зачастую около вас да шутят?-скептически спросил он спины впереди только мимоходом равнодушно подумав, что безотлагательно его размажут по камням зa надоедливость.
-Часто,-гнусаво откликнулся Якуб.-Жизнь скучная, тяжёлая. да что то смешной поджог случится, то ненастоящие кушиты высадятся, то паки какая-нибудь ерунда.
Его явно считали идиотом.
Через час они доковыляли ко дворам и Узиэль, приказав всем отсыпаться, уполз к себе наверх.
На дальнейший сутки для Моше началась нервная и заполошная жизнь. Он стал помощником в одной из лавок Узиэля, причём выяснилось, что в делах не связанных с искусством обмана, в обычных делах, он бестолков нисколько не менее. Зато чрез недельку его издёрганая единица начала поростать корочкой. Искусным торговцем он не становился, а настоящим ниджаранцем-пожалуй: научился злобно огрызаться, уворачиваться от ударов, если не осуществлять, то хотя замышлять всякие пакости. И однажды, Кагда над ним в дежурный раз начал забавляться 1 из ошивающихся на базаре бездельников, он непомерно метко ткнул его своим костлявым кулаком в горло, заслужив вопли одобрения от окружающих, а после и защита Якуба.
недавно раз, вспомнив болтовня вакиля о зазывале, Моше наобум начал звучно кричать всякую непристойную ерунду, складывая её в стишки и рифмуя с названиями товара. чрез пару дней, Кагда окружающие начали достаточно почасту гагарить над его воплями, Узиэль, посверлив его диким взглядом, произвёл Моше в зазывалы и лишь не пинком выгнал вон из лавки, чтоб не путался под ногами, а приносил пользу, какую может.
Моше стал и тот и другой число тянуться по базару, преимущественно вечером, расхваливая товары Узиэля и осторожный вглядываясь в лица пожилых людей. Закатное солнце заливало сереющие прилавки, долго умирали овощи и фрукты, свечки и фонарики высасывали из них последнюю жизнь. и тот и другой погода с Моше приключалась какая-то дикая история, то дурацкая, то опасная.
Однажды, Кагда Моше как В любое время слонялся по вечернему базару, к нему шибко подошёл одетый в белое низкий старый человек. около него была гордая стан и круглая, короткая, решительно масть борода, Поджатые губы, лишь сощуренные подслеповатые глаза и немного придирчивый нос складывались в слово высокомерного презрения, весь подходящего для подобного места и для Мудрого, общающегося с быдлом. душа около Моше дёрнулось. действительно говорил незнакомец с чудовищным провинциальным акцентом, что на еврейском, что по-арабски, Но в Ниджаране это была не диковина и всё так себ е не значило. достаточно нудным голосом белобородый представился Исраэлем и спросил, смазливый и рассудительный ли около «молодого господина» почерк. Почерк около Моше В любое время был хотя куда, во всяком случае на еврейском, арабском и персидском, о чём он скромно и сообщил. Исраэль, не мало скептически поджав губы, тем не менее много похвалил собеседника зa образованность, которую, якобы, изначально прочёл на его лице, и признавшись, что около него почерк просто ужасающий, предложил идею Моше зa неплохую плату становиться при нём писцом, на что тот тогда же радостно согласился.
Исраэль вёл его куда-то зa собой и рассказывал, что за почерка около него уже искони начались неприятности: он изучал низвергающиеся на землю силы Звёзд и, благодаря познаниям в магии, умел запасаться их в особые сосуды, стенки которых покрывал Великими Именами и заклинаниями на Святом Языке, а после использовал их, что бы целить людям. да вот, звёздные силы почерка не разбирают, на них влияют общие очертания букв и цель Знающего. Но или объяснишь это невеждам! если им кажется, что сосуд с силой не принёс всего, чего ожидалось (а ожидалось В любое время больше, чем осуществилось), то они залпом же обвиняли в этом почерк заклинателя, вызвавший непонятливость Высших Сил. по-этому странствующий мудрец Исраэль нанимал писцов, крайний сбежал от него неделю вспять по пути в Ниджаран.
От услышанных рассказов и рассуждений около Моше заныло под ложечкой от ощущения близкого, только руку протянуть, Великого Тайного Знания. Конечно, Исраэль не был Элиягу, Но да было даже лучше, спокойнее. Зато он был бродячим магом, настоящим Учителем. так точно каким! С этих пор Моше зажил новой жизнью, той, о которой только робко мечтал, живя около Шаалтиэля.
Не было грязных баб и нищих бродяг-ишмаэлитов: Исраэль имел суд и с простыми людьми, не только с богачами, Но это были опрятные и вдумчивые люди, ловящие каждое его слово. И не было в Знании Исраэля низвержений в бездны, не было мира, населённого странными и страшными существами, всякими ангелами и демонами. Только сплетения лучей, пронизывающих землю, разноцветные светопады, покой точного и спокойного разума.
-Молитвы и заклинания ни под каким видом не могут влиять на то, что приходит с неба; это только другие народы и некоторые глупцы из нашего народа думают наоборот,-поучал репетитор нудным голосом с нотками высокомерия.-Единственное, что мы можем, то снедать Избранные Знающие, это собрать нисходящую на землю силу в сосуд, подставив его в вычисленное место, либо встречать и собрать силу, задержанную ситом почвы или же некоторый вещи, потому что, как я уже говорил, всё в мире как ситу с разной величиной и частотой дырок либо собирающему сосуду. С поддержкой этих сил дозволено исполнять непроходимо многое, потому что, как известно, многое зависит от звёзд. Нет ни демонов, ни ангелов, это всё возбуждение звёздных сил на человеческую фантазию, которая и создаёт страшные образы.
Наконец-то Моше слышал то, что хотел, что почасту думал и сам, на что искренне надеялся.
Они путешествовали из дома в дом, останавливаясь в некоторых на ночлег. репетитор резво стал популярным, зачастую он вещал до собирающимися послушать о его учении, занимался вычислениями и устанавливал исписанные Моше горшки (вернее «сосуды», преподаватель не любил вокабула «горшок») в углах комнат и на чердаках—ради рождения ребёнка, увеличения богатства, на удачу, для здоровья и прочего. Не обходилось, конечно, бес глупостей и недоразумений, Но руководитель В любое время с пренебрежительной поспешностью выходил из ситуации.
Например, некогда их пригласил торговец, заявлявший, что в его доме не покла-дая рук перестукиваются и шепчутся демоны. Он мурыжил их чета часа, таская по дому и застывая в разнообразных местах с поднятым указательным пальцем и закаченными под лоб глазами, восклицая: «Вот! Слышите?!». звук был явно около него в голове, а не в доме. Исраэль добросовестно побеседовал с ним о влиянии вредных звёздных лучей на воображение, закопал под порогом входной двери горшок «Ловец духов», правда, велев Моше приписать там пару заклинаний, должных вправить заказчику мозги.
опять он учил Моше понимать силы Звёзд. А поскольку Моше был покамест неспособен исполнять это по-настоящему, он будто объяснял ему, где должна точиться какая авторитет и как она должна выглядеть, что бы он покамест только воображал нисходящий свет, покамест фантазия не повлияет на ум и глаза действительно не откроются. Ах если бы Шаалтиэль да делал! ныне Моше бродил по базару в поисках сил, сидел в закутках и грезил светопадами. Здания, напоминавшие куски засохшей халвы, и грязное острие неба прикрыли сияющие занавеси звёздного света, грозный ярмарка пропал зa их переливающимся пологом, в душе Моше настал дружба и покой. Тем более, что на него ложился повторение славы Учителя, и он тихо наливался почётом, как ягода соком. Правда, на Моше временами накатывало, в то время он и Исраэля начинал сводить счеты старым дураком, Но это, видимо, было неизбежно.
недавно раз, Кагда опосля их знакомства прошло уже достаточно плеяда дней, они остановились в доме еврейского купца среднего достатка. Моше, как он почасту сейчас делал, вышел из дома подышать вечерним воздухом. Возвратившись в дом, он наткнулся на хозяина дома.
Щуплый собственник стоял в узком проходе среди комнатами, навалившись плечом на стену и пусто глядя предварительно собой. Моше покосился на него и попытался осторожный обойти, Но был ухвачен зa грудки неправдоподобно твёрдыми клешнями и прижат спиной к стене.
-Мы уходим, понял?!-прошипел властитель ему в лицо, брызгая слюной и глядя в глаза сумасшедшими, дрожащими зрачками.-Все, вон из города! Нет около меня больше сил! Не-ту! неужто нет других мест, а?! Где дозволительно что и тихомолком жить, не бояться, не трястись погода и ночь, не дерзать зa каждую монетку головой, а?!
-Да, ага…,-стуча зубами кивал Моше. около него подкашивались ноги, он не верил ни своим глазам, ни ушам.
-Буди своего Исраэля, бегло и тихо, собирайтесь,-вдруг деловито и спокойно сказал хозяин.-Брать только самое необходимое. Это будит как Песах!-его единица внезапно исказилось безумным весельем и он торопливо убежал вглубь дома, голося во всю мочь: «Песах! Песах!».
«Ой, мама!» подумал Моше и шатаясь отправился следом возбуждать Учителя. Кагда он деревянным голосом сообщил тому новость, Исраэль не задал ни одного вопроса, торопливо покидал всё что надо в узелок, и они вышли в переднюю комнату, полную взбудораженных, растрёпаных домочадцев и узлов. как В любое время в окружающей суете Моше впал в вид оцепенения, забился в место и там и сидел всё время, будто ожидая удара, и, встрепенувшись только тогда, Кагда вбежал владелец дома и заорал, что пропала его шкатулочка с фамильными драгоценностями, бес которой он не может уехать. Начали перерывать узлы, кроме с топотом перетряхивать место дом. чрез некоторое время стало быть плохо неизвестно кем и кому приходящейся старухе, и женщины стали суетиться около неё. Кагда хозяин, обводя комнату безумными глазами, заявил, что шкатулочку украли и надлежит всех обыскать, с улицы с грохотом ворвались пара раба, кричащие, что во дворе и зa воротами объявилась огромная вереница шакалов, судя по капающей из пастей пене—бешеных, они готовятся горе на ослов и лошадей и если их не разогнать—перегрызут животных. Мужчины, похватав и повыхватывав около кого что было, кинулись к выходу, Но его перекрыл своим телом хозяин, визжа, что покамест не найдутся драгоценности из дома ни одна душа не выйдет. Поднялся грубый крик и едва не драка. после было решено исполнять хозяина и не выходить, а метать в шакалов с крыши и бросать головёшки, горящие тряпки и прочее. опосля долги скандалов и поисков были найдены пара лука, один—без тетивы, и сам-друг колчана—полный и полупустой. едва не все умчались на крышу, оттуда стали долетать крики, ругань, звук двигаемых жаровен. после некоторое время им стали отвечать вопли снаружи, и прибежавший с крыши крепостной рассказал, что вьюга занёс пару стрел и горящие тряпки во двор соседей, и те решили, что на них нападают. Правда, чрез не мало минут недоразумение выяснилось. С улицы опять продолжительно раздавался шакалий вой, вопли, до головной боли пахло дымом.
покамест всё это происходило, Моше был как в тумане. Бестолковая тщета кончилась только к утру, все разбрелись который гораздо и повалились спать, забыв о поездке, Но спать он не мог—неожиданно проснулась голова.
Получается, что время от времени некоторые жители Ниджарана делают вид, что покидают город. Что зa обычай?! Моше бесконечно пытался понять, зачем им это притворство, Но происходящее было выше его понимания. Зато он неожиданно следовательно осознал, что это было не единственное притворство, увиденное им в последнее время. Оно тогда было везде, с первой минуты.
не мало дней опосля «исхода» Моше ходил по базару, пристально и подозрительно вглядываясь в окружающих и вылавливая подтверждения всеобщего обмана. Все эти перекошенные лица в шрамах и злобное обычай около людей, которые, при ближайшем рассмотрении, не делают шиш опасного и плохого! Вся эта дикая занятие с неуклюжим обманом и со сказочными выдумками, ни одна из которых не удаётся, а купцы живут и покрывают убытки засчёт всё честных сделок! Все эти постоянные драки, дикие и необузданные, с воплями и визгами, Но заканчивающиеся парой лёгких ран! Зачем?! Он старался постепенно читать в глаза и ему казалось, что он видит в них, на дне, как лужицы скрытого смысла. Только в лице Исраэля не было скрытого смысла, он был сполна серьёзен и не выглядел имеющим тайные комнаты в душе. Моше чувствовал, что его главный будто преврацается от умственного усилия в горшок…простите, сосуд, с едкой болью.
Причём некоторый или же вещь подыгрывает людям, думал он, мешая избегать вон из города. Другая порция города? Знающие, притворяющиеся чиновниками, совершающие поджоги, натравливающие зверей и кушитов?
Выяснить что происходит не было никакой возможности: допрашивать около горожан не имело смысла, это было понятно, не принимать участие не получиться-заставят, это тожественный было понятно. Моше осторожный и намёками спросил Учителя, Но тот только рассеянно покачал головой. Не знает? Не хочет говорить?
В дежурный раз бродя по базару Моше загляделся на пожилого торговца сухими фруктами. Тот сидел в полной мух полутьме зa лотком, держа на коленях какую-то книгу, и его мятое, курносое лицо, освещённое дрожащим светом тонюсенькой свечки, неожиданно приобрело вид такого задумчивого благородства, что взор Моше прилип к нему намертво.
И вдобавок Моше почему-то заворожило мелькание мух в удушливо-сладком, тёмном воздухе. вероятно во всей округе в лавках ни одной мухи нет, все сюда слетелись. Интересно, окрестные торговцы доплачивают ему зa это?
Заметив, что на него смотрят, перекупщик вздрогнул, его плоское образина следовательно хищно-неприятным, и он произнёс нараспев отвратительным, тонким голосом, глядя пропускать Моше:
-Чего смотришь, животное Глаза выдавлю.-И под желтоватой кожей угрожающе заиграли желваки.
A Моше неожиданно всё понял, будто ему в жизнь и голову попала острог молния. неожиданно всплыло услышанное и прочитанное раньше и торопливо сложилось в законченную мысль.
«Он же ничто не умеет, это просто убийство скорый души!»
«…если 1 не отдаст сына в войско, второй, да и пойдёт: не будит войска».
Ниджаран-зловонная помойка, стоящая между удивительно мирной страны.
«Силы нечистоты подобны собакам или же змеям, и умный знает, как отвлечь их от ларца с драгоценностями, что бы овладевать его»,-было написано в одной книге.
«Тьма играет с пленёнными в ней искрами Света, заставляя их жертвовать чем ей мой Свет, причинность нет около неё собственной силы…»,-прочёл он где-то ещё.
Знающие приходили гнездиться на самом страшном в мире Базаре, столь ужасном, что смягчить его много приходил временами лично предсказатель Элиягу. Они жили тогда что бы отвлечь на себя гнездящуюся около нечисть, отвлечь от стоящих около городов, целых королевств. Может по-этому давным с давних здесь и построили базар. И рынок играл с ними, отнимая силы души. Он хотел забавлять беспощадно и гнусно, Но они кидали ему своё игрушечное, шутовское зло, как куски гнилого мяса бешеной собаке. Зло, само себя сводящее на нет и приблизительно не имевшее последствий. Сводящее питание в самой Бездне до неудачной шутки. Только он был неумел, а неумелых тогда ждала смерть. Почему же он всё еще раз жив? Благодаря заслугам Учителя? Какого из них?
после какое-то время Исраэль заявил, что они должны оказать бесконечно необычную помошь одному весьма влиятельному человеку, и для этого им бодрым шагом придётся отправиться достаточно в отдалении в пустыню, что бы собрать там весьма редкую звёздную силу. при этом известии около Моше в душе бес всякой причины вещь нехорошо заворочалось. Но он был сверх меры увлечён другими мыслями, да что поспешно забыл о сказанном.
паки не мало дней спустя, несчастный своим открытием, Моше накупил на перепавшие от Учителя монетки всякой дешёвой снеди и питья и сел есть на заполненные людьми вытертые коврики под поставленым большим кольцом навесом. ведомство внутри кольца был занавешен разноцветными плотными тканями. внезапно Моше увидел, как шедший пропускать дюже мало одетый персона уронил не мало мелких монет. Он спешно подобрал монеты и кинулся к прохожему:
-Господин, ты уронил.
-Ничьё[hide][hide]7[/hide],-тускло ответил прохожий, глядя пропускать Моше водянистыми глазами.
-Совсем недавно,-сказал Моше улыбаясь,-я бы разительно обрадовался этим деньгам. Они позволили бы мне уехать. А сейчас они мне не нужны.
-Так брось их на землю, выполни заповедь,-так же тускло и глядя пропускать сказал прохожий. человек его было заморожено-задумчивым, а звук ровным. Он был полон смертной тоской.
Человек, выполняющий подобную приказ в таком месте, был сумасшедшим или же праведником. Моше уже хотел бросать монеты под ноги и продолжить разговор, Но тогда раздался истошный вопль:
-Вот они, мои денежки! Не потерял — стащили!
Вокруг Моше и прохожего бойко сомкнулось перстень из типичных ниджаранских подонков.
-Это та самая банда, играющая в «эфкер». обольстительный образ показывать украденное сообщнику,-протянул неизвестный из них равнодушно.
-Я не крал,-твёрдо сказал прохожий, становясь белым как мел.
-Мы не банда! Господ «собирающих дань» вероятно не ли заинтересуют не мало жалких монеток…-немного льстиво начал Моше, Но ему не дали закончить.
-По-шёл!-и с этими словами неизвестный схватил его сзади и швырнул как котёнка головой в занавесь. Моше пролетел через ядовито-жёлтую ткань и очень рухнул на четвереньки уже внутри отгороженной площадки, здорово толкнув сидевших там и получив в эхо пару таких ударов, что на не мало минут он ослеп и оглох.
Кагда он пришёл в себя, оказалось, что с этой стороны, по краю площадки, тожественный соглашаться перстень навеса, постелены совершенно приличные коврики и на них, на мягких подушечках сидят… Нет, порцион присутствующих выглядели совершенно как люди, зато другая делянка с людьми иметь спутана начинать ни за что не могла. Значит, и похожие на людей людьми, скорее всего, не были. Стоял ужасный шум, все переговаривались побратим с другом и орали как резаные.
В центре усыпанной песком пло
Сказка о ниджаранском базаре
Без рубрики