Нашествие снеговиков

война снеговиковВ лесу осадок порошил, сеял, падал, осыпался с прогибающихся под его тяжестью веток, а в нива – летел, кружил, взвивался вихрем. И через него шли, шли и шли снеговики. ряд зa шеренгой.
У кромки леса, на краю поля стоял муж и не мог понять – зa что ему такое эпитимия Он поначалу решил, что наткнулся на боевые учения какого-нибудь десантного подразделения. Масштабные учения, большого подразделения, и страшно боеспособного. как нешумно они двигались, эти безмолвные белые воины, как сразу и необъяснимо возникали, как бы из-под земли.
«Ну вот, Ксюша, — мысленно обратился к жене человек, — сходил твой Ванюша зa ёлочкой. Кагда вернётся, в настоящее время не спрашивай. Пожалуй, встречай недавний год бес меня».
Можно было, конечно, рисковать прикинуться своим, мнимый наружность позволял – снегом Иван Лапушкин был покрыт с головы до пят. ей-ей вот ростом не вышел, и вооружён был как только пилой-ножовкой в дерматиновом чехольчике.В лесу осадок порошил, сеял, падал, осыпался с прогибающихся под его тяжестью веток, а в поляна – летел, кружил, взвивался вихрем. И через него шли, шли и шли снеговики. ряд зa шеренгой.
У кромки леса, на краю поля стоял особа и не мог понять – зa что ему такое эпитимия Он поначалу решил, что наткнулся на боевые учения какого-нибудь десантного подразделения. Масштабные учения, большого подразделения, и чрезвычайно боеспособного. как нешумно они двигались, эти безмолвные белые воины, как быстро и необъяснимо возникали, как бы из-под земли.
«Ну вот, Ксюша, — мысленно обратился к жене человек, — сходил твой Ванюша зa ёлочкой. Кагда вернётся, днесь не спрашивай. Пожалуй, встречай другой год бес меня».
Можно было, конечно, рисковать прикинуться своим, мнимый тип позволял – снегом Иван Лапушкин был покрыт с головы до пят. так точно вот ростом не вышел, и вооружён был как только пилой-ножовкой в дерматиновом чехольчике. А двухметровая сосёнка, аккуратно спеленатая с поддержкой бельевой верёвки, на дополнительную маскировку ни за какие благополучия не походила. Короче, как ни глянь – зарубежный между чужих.
— Не наш, — констатировал зa спиной около Ивана тихий хрипловатый голос, — стоит бес толку.
— И теплом дышит. – Добавил визг позвонче.
Лапушкин начал долго оборачиваться. Придал лицу в обмен досадливого виноватое выражение, и даже заготовил шутливую фразу о согласии оставаться «языком». Но не пригодилось ни то, ни другое. так точно заготовь он хотя третье и четвёртое, или же пусть даже пятое-десятое, и то не пригодилось бы. Ну, с каким таким лицом и что такого весёлого может говорить личность между ночи около кромки зимнего леса на краю заснеженного поля двум большущим снеговикам. А то есть они, а никакие не десантники в белом камуфляже стояли зa спиной Ивана. Живые снеговики.
«Замерзаю, — подумал Иван, — нет, уже замёрз, и вижу заключительный сон. Тот самый, беспробудный, как там, в «Белом безмолвии» Джека Лондона?»
Снеговики затишье держать не собирались
— Вот тебе и запевало человек, — ткнул в Ивана мягкой ручищей хозяин хрипловатого голоса. Вылеплен он был великолепно, не какая-то там снежная баба, скатанная шаловливой ребятнёй, а закоренелый богатырь под случаться античным скульптурам, только не из мрамора, а из снега. Весь, выключая носа, что заменяла крепкая острая сосулька. Его звонкоголосый товарищ одинаковый был хорош, Но не да могуч и с морковным носиком.
«Девушка», — точный определил второго Лапушкин.
— Не такой быстро он и жалкий, — оценила человека снежная дева.
— Одет тепло, — объяснил атлет, — Но это не проблема.
— А я-то думал, вы десант, что около вас учения. – Не сумел скрыть своих первых впечатлений Иван.
— Нет, мы – снеговики! – с апломбом объявила дева.
— И около нас нашествие! – добавил атлет.
— Мы два – первые. Самолепные. – Продолжала с нескрываемой гордостью дева. – Мы слепили вторых. Они сейчас лепят третьих, а те вылепят четвёртых…
— И пойдём, пойдём, — подхватил свою линию атлет, — по полям, по лесам, по горам и городам…
— А зачем? – искренне удивился Иван. Он недавно неожиданно и следовательно понял, что всё происходящее не сон, а явь, и если скороговоркой это очень прекратить обычным пробуждением, то требуется хотя какая-нибудь светлость и ясность в столь необычной ситуации.
— Будем везде вдыхать горячий воздух, а выдыхать холодный, — прозвенело из-под морковного носа.
— А после вдыхать холодный, а выдыхать ледяной, — глухо донеслось из-под носа-сосульки.
— И так, покамест не наступит ледниковый период! – Закончили снеговики стройным дуэтом, будто исполняли причинность отрепетированную литературно-музыкальную композицию, в качестве музыкального сопровождения выступала уже не на шутку разгудевшаяся метель.
— Ледниковый промежуток – два, — пробормотал Иван смущённо, — а я думал, что да только мультфильмы могут называться…
— Ты о чём это, особа – Насторожился атлет.
— Это я о детях. Вам причинность – вы вторых и третьих вмиг большими лепите, а около человеков вторые бывают прежде маленькими, и, посмотрев «Ледниковый промежуток – 2», вмиг просят третью серию…
— Мы тебя не понимаем, — посуровела снежная дева.
— Я вас тоже, — признался Иван, — зачем вам следующий ледниковый период?
— Не второй, а окончательный, — облегчённо пояснил нос-сосулька. – Это — что бы снеговикам ни в жизнь не таять!
— не двигаться вечно! – Подхватила сразу повеселевшая нос-морковка. – Ты только представь себе, человек! Каково?
— Сугробы между торосов, — бес труда представил Иван, и почувствовал скуку невероятную, какую скрыть нельзя. желание и не приходится было скрывать.
Дальнейшие события выявили, что важнейшей из наук в деле спасения человечества от второго ледникового периода оказались не ядерная физика, не органическая химия и даже не кибернетика с генетикой, а бесхитростное природоведение.
— Уважаемые снеговики, — начал Лапушкин, положа руку на грудь и стараясь ни на секунду не запинаться, — вы не должны побаиваться растаять! Ведь вы по сути своей вода, которая единственное, что было опять до сотворения мира. Вот, послушайте возникновение всех начал – исследование присутствие стихи лучший и второй: «Вначале сотворил Всевышний бог и землю. грунт же была безвидна и пуста, и много над бездною, и зловоние Божий носился над водою». Представляете? Понимаете? Всё едва начиналось, а вода уже была! И она помнит это. – Не умолкая, Иван растопил в ладонях комочек снега и капнул по капельке на нос-сосульку и на нос-морковку. – И вы не могли забыть, Но почему-то забыли, как, растаяв, сливаетесь в 1 ручеёк и течёте по полю, по дну овражка пропускать ракит и ольшаника, через краснотал и ракитник до самой реки. после вливаетесь в реку и полноводным потоком катите к синему морю. А там, под ярким жарким солнцем воспаряете в бескрайний духовный простор, собираясь в облака и тучи, клубитесь и летите над полями, над горами, гораздо только пожелаете, что бы пролиться дождём в тёплых краях, либо просыпаться снегом в холодных. Какое же это удача – слиться с любимыми в 1 ручеёк, заклубиться в одно облачко… Течь-звенеть, парить-греметь… Обниму, бывает, Ксюшку крепко-крепко и да хочу быть весь-весь-весь внутри неё… верно только мы, увы, не вода, мы стих 26: «И сказал Бог: сотворим человека…». да сказать, напослед…
Тугой, палящий кусок невыразимых, тех, что зa пределами болтовня чувств подкатил от сердца к горлу Ивана и заставил умолкнуть.
Молчали и снеговики. И не шевелились. Капельки влаги на их носах висели не замерзая, и на морковке, и на сосульке. после одновременно сорвались и упали – атлету на грудь, деве на живот. Только опосля этого Лапушкин заметил, что снеговики не только не шевелятся, Но и не дышат.
Снег вдруг прекратился. Улёгся вместе ветер. совершенно следовательно тихо-тихо, светло от свежевыпавшего снега и… забавно от множества снеговиков вылепленных невесть кем с поразительным искусством и расставленных в самых неожиданных позах по всему широкому полю посреди Лапушкинским лесом и селом Верхние Лапушки. До села было только полтора километра, а до Нового возраст целых сам-друг часа. да что руководитель черчения и рисования Иван Герасимович Лапушкин мог позволить себе снова минут пять-шесть никуда не торопиться. просто постоять, потихоньку вдыхая стужа и выдыхая тепло.