Как чудесно раз не женщина родила богатыря.
В давние-стародавние времена, Кагда человеки на одном языке снова говорили и зло делать не быстро любили, было на Земле нашей матушке некое власть очень великое, Расиянием прозываемое, со столицею знаменитою Раславой-градом, и в том царстве племя православный обитал – плотный зело, роскошный и радостный. о ту пору правителем около них служил правитель 1 доброобильный по имени Правила, а супруга его ликомилая величалася царицею Радимилою…
Умом и сердцем о благе народа расейского они радели и как лучше исполнять ему хотели: пеклись о людях, заботились, зa справедливостью в деле любом охотились, так точно и человек их любил, хотя поклоны им не бил, и всё-то было прекрасно конечно ладно, если бы не препятствие одна досадная: не было около них детей… Чего только правитель с царицею ни делали, на какие только козни целительные они ни пускалися, к каким лекарям желание праведам ни обращалися — ан всё-то было впустую: не могли они решить задачку сию непростую.Как чудесно раз не жена родила богатыря.
В давние-стародавние времена, Кагда человеки на одном языке вторично говорили и зло делать не быстро любили, было на Земле нашей матушке некое государство очень великое, Расиянием прозываемое, со столицею знаменитою Раславой-градом, и в том царстве племя православный обитал – мощный зело, состоятельный и радостный. о ту пору правителем около них служил правитель 1 доброобильный по имени Правила, а супруга его ликомилая величалася царицею Радимилою…
Умом и сердцем о благе народа расейского они радели и как лучше исполнять ему хотели: пеклись о людях, заботились, зa справедливостью в деле любом охотились, разумеется и чернь их любил, хотя поклоны им не бил, и всё-то было прекрасно согласен ладно, если бы не препятствие одна досадная: не было около них детей… Чего только правитель с царицею ни делали, на какие только козни целительные они ни пускалися, к каким лекарям разумеется праведам ни обращалися — ан всё-то было впустую: не могли они решить задачку сию непростую. Будучи годами еще раз совершенно молодыми, протяжно они на лучшую долю надежду светлую имели, а те годы их красные всё летели, летели, истинно только чаяньям родительским благоволить не хотели. Пригорюнились тут супружники неудалые и быстро было смирились со своим великим горем, так недавно раз прогуливалась царица одна по городу и видит – сидит на базарном углу старая-престарая старуха…
Подняла карга голову согласен внимательно приблизительно на царицу и глянула – та даже обратно незнамо чего отпрянула. А незнакомка загадочная усмехнулася понимающе и говорит утешающе:
– Знаю я, царица Радимила, про твою беду незавидную и могу тебе в начинать трудном деле пособить. как Иегова свят, не вру! Меня, дорогуша, послушаешь – сына вскоре родишь. Богатыря невиданного!
Взволновалася царица от посулов сих пресильно, глаза волоокие распахнула, руками громко всплеснула…
– Что хочешь, – говорит, – около меня, добрая старушка, бери — только помоги! А то я быстро и надежду всякую оставила…
– нуль мне от тебя не надобно, – проворчала старуха, поскребя себе ухо, – чуть как я скажу, сделай — в накладе не останешься…
– А что, что я сделать-то должна, родная?
– так сущую ерунду! Пущай нонеча во полуночи выйдет во много твой супружничек, на лодочке, стал быть, на вёсельной. разумеется один, гляди, бес бригады — так-то оно будит надо! Пусть он сеточку в тёмны воды закинет-то, причинность судьба настигнуть ему рыбину, Чудо Рыбину Золото Перо. В той-то рыбоньке судьбоносной ваше счастие и находится!
Замолчала на чуток старуха, воззрение сверебящий в царицу вперила, с головы до ног её всю измерила и добавила поучающе:
– Эту рыбу поутру полагается пожарить, и ты её, дорогуша, скушай, так точно гляди, чтоб который противоположный жарёнки не попробовал бы, а то всё пойдёт тем временем неправильно, и минует тебя, милочка, дивная награда…
Царица спрашивает:
– А как, бабулечка, надо, что бы было правильно?
Старуха же ей грубо в ответ:
– Это не твоего ума дело! Поступай как велено—и баста! В обиде, говорю, не останешься…
Удивилась про себя Радимила, что какая-то старушка неказистая да с нею повелительно разговаривает, истинно промолчала – быстро обидный сыночка родить она чаяла. среди тем злой в корзине своей покопалася, достала вещь оттуда и в руке царице это протягивает:
– На, царица Радимила, тебе леденчик, чтобы спешный около тебя вылупился птенчик!
А сама щерится ртом беззубым, и чёрным как ночь оком посверкивает…
– На, на, – добавляет, развеселясь. – Головою-то не тряси, а возьми в ротик желание пососи! Ух же он и скусный! Це-це-це!
Приняла женщина леденец машинально, а он такой деревня яркий конечно красненький — хоп его враз в уста и начинать сосать. И – у-у ты! Вот же чудеса! До тово около неё во рту внезапно сделалось сладостно, а на душе-то радостно, что позабыла она, кажись, всё на свете… тогда близко вялый зловеще каркнула. Вздрогнула царица, обернулася посмотреть, а после вспять глядь – а той старухи-то и нету! Пропала, якобы и окончательно здесь не бывала… еще раз больше царица подивилася. Подумала она недавно смутно, а нуждаться ли ей делать по старухиному-то, так материнская авторитет своё взяла: нетерпение родить усилила и сомнения всякие пересилила. Поспешила она ясный к Правиле ей-ей тогда же всё ему в энтузиазме и выложила. правитель было спервоначалу не поверил, оправдываться стал: то желание сё, мол, я устал… И вообще, добавляет, ты бы лучше, жена, не выла про этот мечта сивой кобылы, а то около меня-де нервная система и да очень расшатана – отвяжись-ка лучше начинать и меня более не мучай так точно не замай… Но царица с таким молодым жаром к нему подступила, что тому неуклонно вилы – всю печёнку ему совершенно пропилила! начинать никакого вместе житья не даёт! Во, значит, как взяла муженька в оборот…
Наконец не выдержал царь, плюнул в сердцах: ладно, говорит, сдаюсь, пускай по твоему, дескать, будит – конечно ведь чего мы с тобою только ни делали, ни творили, а до сих пор ничем, мол, себе в препятствие нашем не пособили…
Царица же в отказ лишь только смеётся истинно в истерике более не бьётся.
Ну, а тогда вскоре и бал подходит, после ночь, а после и полночь наступила и своими тёмными крылами землю-матушку покрыла. заниматься нечего, садится Правила в лодочку утлую ей-ей выходит шустро во сине море, что бы рыбоньку половить на просторе. А море-то, ишь, неспокойное: расходилися волны вольные, вихрь необузданный около дико свищет – себе жертву, наверное, ищет. тово и гляди лодку, супостат, обернёт и царя-батюшку в пучину тёмную окунёт… так только не тогда было – не робкого десятка простолюдин был выше- Правила! Вот во-первый-то мой разок совершил он сеточки частой кидок. Погодил маленечко, тянет её, потянет, глядь – а там и килечки жалкой нетути!.. Раздражнился царина чуток, размахнулся широким плечом и вдобавок дальше сетёшку ушвыривает. Тянет её вспять рукою неслабою, смотрит – ёрш твою переморж! – супротив первого улов-то не больший!.. Осерчал тогда царь, огневился, подумал зло, что обманула его царица, послала, дура такая, мужа топиться, а он по глупости её и послушал, развесил, что называется, уши…
Вознамерился он между тем наконец в третий раз сетку закинуть, а про себя твердее некуда решил: “Ежели опять, значит, не будит ни фига – тогда же на земля возвертаюся, правда с шутихою этой полоумной посчитаюся. Ужо я найду чего ей сказать, мать её кричать не перелаять!»
Вот тянет правитель сетку в новый этот раз и чует внезапно – ва-а! – чего-то там в ней затрепыхалося… ей-ей да это, значит, сильно! Едва-едва под капут Правила сетку эту, к лешему, вытянул – измотался даже желание изматюгался весь. Глядит он глазами выпученными – а там и действительно рыбина запуталась невиданна: чешуя-то на ней с плавниками да золотом жарким и сверкают верно светом чудесным в темноте отливают… До тово блазнят – непосредственно пялить глаза нельзя!
Обрадовался очень царь, раздухарился, гребёт с добычею к берегу что поглощать мочи, а там его царица в нетерпении дожидается – измаялася она от волнения очень. Показал ей благоприятный Правила улов мой дивный, рыбину-ту глубинну, Золотое-то стиль – бедная Радимила от переживания треснулась даже в обморок. Пришлося царю в лик ей водицей пырскать, в чувствование прежнее возвертать, верно укрощать кой-как пытаться, причинность то было возможно…
Ну, они тут-то – домой. Только приходят, царское величество бес промедления повара дворцового с постели поднимает и таку волю свою сонной этой тетере возвещает: сию рыбину златопёрую поутру изжарить и матушке царице на еда подать! согласен строгий запретил кому бы то ни было рыбку странную пробовать. прислуга же затылок себе почесал, рыбку кухарке младшой передал, что с ней делать, ей наказал, истинно недолго думая и ушёл – спать себе пошёл. А прислуга Одарка рыбину утром ранним почистила, на кусочки её порезала, на сковородку положила и пожарила, а очистки на помойку выкинула к едреней фене: чешуя-то верно золочёные перья к тому времени потухли ведь, дивным светом посверкивать перестали, никчемушными вроде как стали…
В ту самую пору пастух Велигор царское вереница коров как раз гнал на выпас. Вот одна его коровёнка по недогляду от стада-то отбилась, на помойку любопытствуя зашла и очистки эти