Было три брата, три американа, и сидели они зa морем. начальник прошел все науки и нажил больши капиталы. раз созвал он братьев и говорит:
– покамест власть желание здоровье позволят, облава мне белой аристократия посмотреть и себя показать. ко дворам не вернусь, пока славы не добуду. Братья запричитали:
На кого ты нас оставляешь,
на кого ты нас покидаешь?!
Мы ростом-то велики,
а умом– то мы малы.
Уж мы лягем истинно не вовремя,
уж мы встанем ей-ей не во пору!
Расстроили старшого:
– Разорвало бы вас, как жалобно сказываете… Вот вам тысячу золотых на разживу.Было три брата, три американа, и сидели они зa морем. начальник прошел все науки и нажил больши капиталы. некогда созвал он братьев и говорит:
– покамест власть верно здоровье позволят, лов мне белой знать посмотреть и себя показать. восвояси не вернусь, пока славы не добуду. Братья запричитали:
На кого ты нас оставляешь,
на кого ты нас покидаешь?!
Мы ростом-то велики,
а умом– то мы малы.
Уж мы лягем так точно не вовремя,
уж мы встанем правда не во пору!
Расстроили старшого:
– Разорвало бы вас, как жалобно сказываете… Вот вам тысячу золотых на разживу.
Молодцы монета приняли, благодарно стукнули лбом в половицу и сказали:
– мимоходом пара и благодетель! если не секрет, в каку ты державу прависсе?
– Надумано около меня в российски города.
– мимоходом пара и благодетель! И нам в Америки не антиресно. одинаковый стараться благополучие испытать. Возьми нас с собой.
– Россия сторона обширна. Хотите – поезжайте, хотите – нет.
Вслед зa старшим братом приезжают эти молоды американы в Питербурх. Сидят в гостиницы, головы ломают, на како бы процесс напуститься. Увидали на столе календарь. В календаре на картины правитель написан с дочерями. Эти дочери пондравились. начинать посватаимся около царя! неожиданно согласен наше счастье.
Послали во палаццо сватью. А царские дочки были самовольны и самондравны. Кажна по четыре кукиша показала:
– Мы в женихах-то, как в навозе, роемся. Князьев конечно прынцов отсылай. На фига нам твои американы, неважный такая!
Младша добавила:
– Не хотят ли на нашей рыжей кобылы посвататься? Она согласна.
Так эта благо-склонность до времени кончилась.
Теперь пойдет здравица зa старшим братом. Он тожественный посиживат на квартиры, рассуждат самовольно с собой:
– Годы мои далеко, вершина седа, детей, жены нету, денег не пропить, не происть. Нать диковину рождать всему свету на удивленье.
В торговой погода от скуки он пошел на толкучку и видит – юный юноша ходит следом и глазища не спускат.
Через переводшика спросил, что надо. юноша не смутился:
– необыкновенно лестно на иностранной державы человека полюбоваться. платье на вас главный сорт-с…
Американин кошель отомкнул, в деньгах порылся и подает парню трешку:
– Выпей в почтение Америки!
А тот на кошель обзарился. Навеку столько денег не видал. Американину смешно:
– Верно, нравятся богатые люди?
– Бедны никому не нравятся.
– репутация ваше как?
– Пронькой ругают.
– Зайдите, мистер Пронька, вечер поговорить ко мне на квартиру.
В показанное время Пронька явился по адресу. обладатель посадил его в мягки кресла:
– Увидел я, мистер Пронька, велику в тебе корыстолюбие к деньгам и надумал иметь с тобой пари. Я, американский гражданин, строю на главном пришпехте магазин, набиваю его разноличными товарами и передаю тебе в пользование. Торгуй, розживайся, капиталы оборачивай, пропивай, проедай… зa это ты, мистер Пронька, пятнадцать годов не обязан мыться, стричься, бриться, сморкаться, чесаться, утираться, ни белья, ни одежды переменять. Мои доверенны будут твои торговы книги испытывать и тебя наблюдать. если зa эти пятнадцать годов хотя некогда рукавом утрессе, лишаю тебя только нажитого и выбрасываю тебя босого на улицу. если же вытерпишь, чрез пятнадцать годов хотя во ста миллионах будь, все твое бесповоротно. Далее, как ученой человек, буду я про тебя книги сочинять и фотографом снимать. Вот, мистер Пронька, подумайте!
Мистер Пронька говорит:
– беспокойный живое и думает. Согласен.
К нотариусу сходили, бумаги сделали, подписи, печати. Дело, значит, не шутово.
Вот выше- счастливец заторговал. Пошли деньки зa днями, месяцы зa месяцами… Первы-то годы Пронька спал по два, по три часа. Товары получат, товары отпускат – из кожи рвется, торгует. В пять годов он под себя чертог каменной – железна крыша – поставил. К десяти годам в каждом губернском городе Пронькин магазин, в каждой деревне лавка. Наблюдение зa выполнением американин доверил двум своим братьям, несчастным от любви, узнавши, что они не при деле так точно не при месте.
День зa днем, год зa годом зарос Пронька, аки зверь, аки чудо морское. Лицо, руки – чернее башмаков, волос на голове метлой, бородишша свалялась, негодное висят. Летом дождик попадат на голову – то и мытье.
Год зa годом хлебошшится в грязи, только и порадуется, что над деньгами. А денег – всей конторой считают.
Стал Пронька именитым купцом. Ездит на рысаках. как навозну кучу, повезут по городу. а этой куче ото всех почет и уважение. Все около ней в долгy. самопроизвольно осударь тысячами назаймовал. К двенадцати-то годам около Проньки на царя полна шкатулка кабальных записей. Вот каку силу мужичонко забрал!
Только своего американина выше- богатый боится. Все терпит. Американин его помесячно аппаратом снимат во всяких видах, измерят, во что слоев грязи наросло, вшей вычислят, каждогодно о Проньки сочиненье издават. В американских тимато-графах стали шевелюшших Пронек показывать. Ну, экой бы славы не все рады.
Год зa годом, быстро и сроку конец. И ни разу Пронька с копыл не сбился, ни разу братья-наблюдатели на него болтовня не нанесли.
Тут соседни державы на царя войной погрозили. нужно крепостям ремонт, нужно ерапланы клеить, пропускать удушливы газы. А деньги порозна.
Царь Проньки записку:
– Одолжите полдесятка миллиончиков.
Пронька сдумал думушку и не дал. Царь, подождав, посылат министра. Пронька сказался, что болен. правитель сам прикатил:
– Ты что, сопля пропашша, куражиссе? как хошь, начинать денег!
– никоим образом не могу, ваше величие! Вы и да в долгу, что в море, – ни дна, ни берегов.
– Хошь, я тебя, бандита, енералом пожалую?
– Даже в графы нам и то не завлекательно. А если до самого дела, дозвольте с вами породниться и вашу дитя супругою назвать.
– Что ты, здание толстой! Что ты, вшива биржа! правда поглядись-ко ты в зеркало…
– В зеркало мы о святках смотряли, и вышло, что желание ваша, царская, а большина наша, купецкая. около царя рот задрожали:
– Ты меня не заганивай в тоску, сопля пропашша!… А около меня девки-то три, котора нать?
– Каку пожалуете.
– тут-то хотя патрет сресуй увеличенной с твоей рожи. Я покажу, быват, котора и обзарится. Только имей в виду – в теперешно время нету настояшшого художника. Наресуют, дак блевать и кинет.
За мастером произведение не стало. В три упряга окончено в красках и приличной раме.
Пронька со страху прослезился:
– Сатаной меня написали… Знают, как сироту изобидеть… быстро и кажной-то меня устрашится, быстро и всяко-то меня убоится!…
Царь на изображение взглянул, оробел, старших девок кличет:
– Вот, дорогие дочери! потреблять около меня про вас жених. Конечно, по внешности да себе, аригинальный старичок, зато комерсант богатеюшшой.
Старша глаза взвела на картину, с испугу в подпечек полезла. духовенство ей кочергой добывал и ухватом – все напрасно. Друга дочка прежде одинаковый заревела, дале сграбилась зa раму конечно с размаху родителю на голову и надела…
Младша дитя явилась, папаша сидит в картины и головой из дыры навертыват:
– Вот, дорогая дочь, сватается денежный субъект. Не гляди, что грезишша желание волосишша, он тебя обажать будит запрещать как лучче…
Девка его пересекла:
– Плевать я хотела, что там обажать согласен уважать! Ты мне справку подай, в каких он капиталах, кака недвижимость и что в бумагах!…
Она с отчишком зашумела. В те отверстие старша из подпечка выбралась согласен к середней сестры катнула:
– Сестрича, голубушка, татка-то одичал, зa облизьяна зa шорснатого замуж притугинива-а-ат! Убежим-ко во болота во дыбучи, а мы схоронимся в леса истинно во дремучи!
– В дыру тебя с лесом! Мы в Америку дунем. бес ли навозного лаптя лизать, Кагда нас американы дожидаются.
У старшухи плач быстро тут:
Ох, чужедальня та сторонушка,
Она слезами поливана,
Горьким горем огорожена…
– Реви, реви, корова косая! Вот уже таткин облизьян содержать придет.
– О, не надо, не надо!
– Не надо, дак выволакивай чемоданы, завязывай уборы разумеется сарафаны! А я фрелину к тем понаведаться сгоняю.
Два брата, двое американа рады такому повороту. Ночью подали к воротам грузовик, чемоданы и обеих девок погрузили желание и были таковы. Дале и повенчались и в Америку срядились на радостях. Мужья рады дома женами похвастаться. Жены рады, что от Проньки ушли.
Царь как узнал, что дочки к американам упороли, только для приличия поматерялся, про себя-то доволен, что на свадьбу изъяниться не нать.
Тут Пронькины пятнадцать годов на извод пришли. около него мыло просто и душисто пудами закуплено, мочалок, веников, дресвы возами наготовлено. повсюду по комнатам рукомойники медны, мраморны умывальники, а и до потолку сундуков с костюмами зимними, летними, осенними, весенними и прочих сезонов.
В крайний нонешний денечек является Пронька к своему американину. еще к нотариусу сходили, все договоры разорвали, по закону ни во что положили и любезно распростились. Пронька, что птичка, на волю выпорхнул.
Радось зa радосью – правитель объявляет о дочкином согласии. Поторговались, срядились. На часть нареченной жених говорит:
– Итак, после полмесяца свадьба. В венчальной погода толпа увидит неожиданной суприз.
На друго утро он снял под себя городски бани на две недели и пригласил двенадцать особа баншиков и двенадцать паликмахтеров. И вот бани топятся, вода кипит, аки взрыв гремит, баншики в банны шайки, в медны тазы позванивают. Паликмахтеры в ножницы побрякивают.
Неделю Проньку стригли садовыми ножницами, скоблили скобелем, шоркали дресвой и песком терли. Неделю травили шшолоком, прокатывали мылами семи сортов, полоскали, брили, чесали, гладили, завивали, душили, помадили.
В венчальной число двенадцать портных наложили царскому жениху трахмальны манишки, подали платье последней париской моды, лаковы шшиблеты и прочее.
И как показался экой жентельмен на публику, дак ни один человек точный не узнал. А узнали, дак не поверили. Он явился, как написаной, бравой, толстой, красной, дюже завлекательной. Царевна одночасно экого кавалера залюбила. До тово все козой глядела, а тогда приветлива сделалась, говорунья. брак была – семь ден табуном плясали, лапишшами хлопали, покамест в нижней этаж не провалились, дак ишшо там заканчивали.
А Пронькин американин, приехавши на родину, не избежал некоторой неприятности. Американска господство на его заобиделась, что пятнадцать годов в России потратил, эдаки капитал на вшивого мужичонка сбросал.
– Неужели, – господство говорит, – ты зa эстолько годов не мог его соблазнить хотя раз сопли утереть?
Тогда достойной субъект показал им пятнадцать научных изданных томов о Проньки. и беспрепятственно спросил:
– будто вы не в курсе, что две особы императорской фамилии вышли замуж зa американов и принели американску веру?
Власти говорят:
– Это мы в курсе. Вот сей встреча – велика честь. Америка гордицца теми двумя молодцами.
– Дак эти пара молодца мои родны братья. желание не я верно не выше- Пронька, им царских-то дочек не понюхать бы!
Публика закричала «ура», тем и кончилось.