Показал чертям Говяда как танцевать на танцах надо.
Добрался Яван вскорости до своей гостювальни, а там, оказывается, его друзья только что с прогулочки ознакомительной возверталися. Ихнюю гоп-компанию в отсутствие, значит, Ванино ни один человек другой как Ужавл по городу огромному повозил, примечательности всякие-разные им показывая верно о чертячьем житье-бытье попутно рассказывая. Впечатлений около всех было – во! – полным-полно. Начали они о том так точно о начинать увиденном Явахе говорить и принялися наперебой всяк своё рассказывать, лопотать ей-ей трещать… Не все, правда, Сильван с Давгуром, естественно, наречие зa зубами держали, зато Делиборз и Упой с Ужором те с явным вдохновением, в лицах, рассказанное изображали…
Так вот, оказалося, что в будние деньки черти тутошние отнюдь не бездельничали в массе своей, а в поте лица, дозволено сказать, трудились. Сидя по палатам, они в большинстве высчитываниями какими-то занимались, подсчётами, научными загадочными изысканиями и малопонятными некими испытаниями. В основном в место их усиленного внимания утехника находилася колдовская: различные таинственные агрегаты, аппараты и чисто волшебные приспособления, вызывавшие около наших зевак немалое изумление… В результате этого руками из чертей вроде бы ни одна душа и не работал. Только головой.Показал чертям Говяда как танцевать на танцах надо.
Добрался Яван вскорости до своей гостювальни, а там, оказывается, его друзья только что с прогулочки ознакомительной возверталися. Ихнюю гоп-компанию в отсутствие, значит, Ванино ни один человек другой как Ужавл по городу огромному повозил, примечательности всякие-разные им показывая ей-ей о чертячьем житье-бытье попутно рассказывая. Впечатлений около всех было – во! – полным-полно. Начали они о том конечно о начинать увиденном Явахе говорить и принялися наперебой всяк своё рассказывать, лепетать так трещать… Не все, правда, Сильван с Давгуром, естественно, народ зa зубами держали, зато Делиборз и Упой с Ужором те с явным вдохновением, в лицах, рассказанное изображали…
Так вот, оказалося, что в будние деньки черти тутошние отнюдь не бездельничали в массе своей, а в поте лица, дозволительно сказать, трудились. Сидя по палатам, они в большинстве высчитываниями какими-то занимались, подсчётами, научными загадочными изысканиями и малопонятными некими испытаниями. В основном в пашня их усиленного внимания утехника находилася колдовская: различные таинственные агрегаты, аппараты и чисто волшебные приспособления, вызывавшие около наших зевак немалое изумление… В результате этого руками из чертей вроде бы ни одна душа и не работал. Только головой. Даже кирпичи и различные фигурные блоки, из коих дома здешние строились, и те неведомою силою с земли были поднимаемы и строителями преловко управляемы. дословно сами собою эти предметы по воздуху перемещались и гораздо было надобно, туда точный укладывались.
Чудно это всё было…
А еще раз местные умельцы разные породы или же разновидности растений и животных выводили, и вроде как не наяву, а в каком-то навном невещественном варианте. Пробовали ушлые ведьмаки сии породы да и эдак комбинировать, изменяя на разные лады жизненные их условия, средные и погодные, и определяли таким образом, какие им подойдут, а каковые окажутся негодными. Были там и такие животные, в виде сгущённых теней творимые, которых на Земле ни один человек опять и не видывал. как объяснял Ужавл, они их как бы впрок экстраполировали, Но в реальности покамест не выводили.
И это виденное было чудно не менее…
В основном же черти людьми занимались азартно. Показал Ужавл корешам Ваниным маленькие такие залы, в которых по нескольку чертей сидели и над какими-то вычислениями сложнейшими усердный корпели. А это они души людские, оказалося, на мой дружба подправляли, а по нашему, значит, портили. На стенах плоских то и мастерство земные цель с гигантский натуральностью появлялися: дворцы, в основном, ей-ей дворец и прочие дома богатые, пусть бы случалися хибары согласен хаты, Но таковых было, торчмя сказать, маловато… начинать и там разные сцены возникали с участием всяких знатных людей, сановников преважных верно прегордых царей, и те человеки то одну сценку в полном беззвучии разыграют, то внезапно с самого начала другую прокрутят, и не раз, а в различных вариациях. А черти внешность навный на стене погасят и браниться наперсник с другом принимаются, едва ли в драку даже не кидаются, а после следовательно на одно вещь соглашаются и по новому картину кажут. Глядь, кого-то из этой знати правитель велит и покарати: кого на виселицу волокут, кого на плаху, а с кого сорвут рубаху так точно кнутами засекут.
Хотя урывками и царю приходит капут: кинжал там, яд… А черти, гады, этому только рады…
Сиё спектакль нашей ораве отнюдь не пришлося по нраву. Начали они чертей на чём аристократия стоит бесславить желание костерить и хотели было даже в залы те вломиться, ей-ей туда мочь было пробиться, причинность перегородки в них оказались прочными, толстостенными, а стёкла в окнах непробиваемыми были ей-ей толстенными. Пришлося им в то время оказавшегося под рукою Ужавла чуток придираться конечно тумаков ему сердитый надавать, пока он всю шатию-братию не догадался увесть оттуль к едреней матери, а то бы сильно ему досталося, если бы они вдобавок там осталися…
И повёз он их посмотреть на некую игру молодецкую, поскольку спор уже было к вечеру и заниматься отдельно было нечего. Всё развлечное действо происходило на немалой очень арене, со всех сторон высокими трибунами окружённой, которые оптом были зрителями запружённые. На той арене две команды охочих до забав чертей, одна в чёрные вооружение облачённая, а другая в золочёные, достаточно тяжёлым с виду мячом играли, по большей части в руках его, бежмя конечно прыжмя, таская и своим сотоварищам по мере необходимости передавая… Этот-то мячище нуждаться было на горку соперников, в конце площади расположенной, доставить и на белом круге его оставить, начинать а соперники обратно – всеми мерами должны были этого не допустить и старались, овладев мячом, на горку врагов его унести… Ух, и неистовые же там разгорелися страсти! Игроки своих соперников не жалели ничуточки: около державшего мяч грудились, всячески его защищали и били чужаков не только руками и ногами, Но опять и шлемастыми еще головами. начинать а те, вестимо, в долгу не оставалися: во всю способствовать махалися разумеется лягалися и ухватившую мяч команду по чему ни попадя колотили, дубасили, квасили, с ног их валили верно завоёванный в бою мячик гораздо им не мешает пропихнуть норовили. Не помогали и оружие прочные, да что для некоторых игроков забава уже была кончена, и их в беспамятстве с поля сражения уносили и на промежуток выбывших свежие силы вводили…
Под точка этой чертомахии чёрная общество вроде как 1 мяч около золотых выиграла, Но сторонники побеждённых, сим исходом очень огорчённые, с таким неудовлетворительным для себя результатом категорически не согласилися и стойком на трибуне со зрителями, болевшими зa победителей, яро сцепилися. А пока подразделения биторванов дерущихся не разделили и чин не навели, рьяные и пьяные черти натурально как скоты там себя вели, и такую свару знатную заварили, что многих и многих зрителей, буйных сих зрелищ любителей, чувствительно поприбили.
Тут быстро Ужавл не подкачал. Быстренько он подопечных своих из бойкого сего места вывел и от лиха подальше оттуда увёл. Извините, им говорит, небольшое, мол, вышло недоразумение: в оценке результата получилося расхождение… Короче, слишком яро предпочитают черти эти играть, а так-то ведь дозволено и в шкатулка случайно сыграть… Наши около провожатого спросили: отчего, дескать, такие злые мордобития допускаются? А он в возражение усмехается: надо, говорит, иногда около народа пар выпущать, а следовательно желание рядовых чертей к таковским жестоким зрелищам всеми правдами и неправдами пристращать, причинность лучше они тогда подерутся разумеется вдоволь поорут, чем на сила предержащих с накопленной злобой согласен раздражением попрут. племя ведь, добавил он, тёмен зело, зол и туп, и ему то пряник надобен, то кнут…
И в надежде успокоить недавно нервишки, Ужавл людей на культурное мера определил: музыку чертячью им в его присутствии послушать пришлось. В некоем большом роскошном зале высокие рангом черти кучно собрались, где в свои неблагозвучные ритмы всею душою они погружались… Людям, по правде сказать, в сих «консерваториях» очень даже не понравилось, потому что искусство около местных аборигенов по большей части была резкая, непомерно шумовая, всяческими бряцаньями преисполненная и какая-то в общем простая, безыскусная, не душевная… Наоборот, от прослушивания такого какофонного звучания делались черти грубыми чрезвычайно, явно они от музыки этот раздражались и нехорошими чувствами переполнялись. Короче, музицирование около здешних жителей не искусством, гармонию ищущим, было, а этаким ремеслом, кое, по справедливости если заметить, изрядным оказалося барахлом. А вихлявшиеся на подмостках музыканты, быстро адски со странными инструментами управлявшиеся и энту нелепость с упоением чрезмерным игравшие, безделица помимо сожаления и стыда своим жалким видом не вызывали. Плохо, плохо они играли…
Увидел Ужавл, что от шумов музыки чертячьей около его подопечных настроения снизился тон, и повёл он их в то время незамедлительно в отличный палаты «Навитон». И быстро это-то магическое строй произвело на них чувство пребольшое, и вот отчего… В большущем этаком куполообразном зале уселись наши зеваки в специальные такие кресла, где по указке Ужавла на их головы шлёмы странные надели и… они в урочное время в числе многих про