Про то как выше- справедливый Яван Двавловское испытание упрямо преодолевал.
А на нижеследующий день, а вернее будит говорить поутру, Кагда Ваня кашку уже свою откушал, появился там посредник ничтожный Ужавл и ничтоже сумняшеся сообщил Явану, что его князь-предстоятель Двавл к себе требует незамедлительно или, если Ване будит угодно, то приглашает его благодеяние почтительно.
Яваха-то прежде никуда ездить не хотел, Но опосля настойчивых и даже слёзных Ужавловых уговоров неохотно согласился, палицу прихватил и в дорога пустился. Приехали они на самоходной колымаге к центру города куда-то и сквозь времечко порядочное прибыли на земля достаточно большого озера или же гигантского пруда. «Вот это да!» – удивился Яван. Озеро было круглое, не менее чем в полторы версты шириною, обрамлённое аккуратною набережною стеною и блиставшее водою голубою. Там находились небольшие островки с какими-то вычурными строениями на них, а по глади воды сновали узкие бес вёсел челны, в которых едва не что голые черти и чертовки сидели – при фигуре все оптом и при теле.Про то как выше- справедливый Яван Двавловское приманка упрямо преодолевал.
А на дальнейший день, а вернее будит говорить поутру, Кагда Ваня кашку уже свою откушал, появился там посредник худой Ужавл и ничтоже сумняшеся сообщил Явану, что его князь-предстоятель Двавл к себе требует незамедлительно или, если Ване будит угодно, то приглашает его благодеяние почтительно.
Яваха-то прежде никуда гнать не хотел, Но опосля настойчивых и даже слёзных Ужавловых уговоров неохотно согласился, палицу прихватил и в оборот пустился. Приехали они на самоходной колымаге к центру города куда-то и сквозь времечко порядочное прибыли на земля достаточно большого озера либо гигантского пруда. «Вот это да!» – удивился Яван. Озеро было круглое, не менее чем в полторы версты шириною, обрамлённое аккуратною набережною стеною и блиставшее водою голубою. Там находились небольшие островки с какими-то вычурными строениями на них, а по глади воды сновали узкие бес вёсел челны, в которых чуть не что голые черти и чертовки сидели – при фигуре все весь и при теле.
Поминутно кто-нибудь из них в искрящуюся брызгами воду нырял и, рассекая волну длинными гребками, убегавший чёлн догонял…
Но не сей праздничный день купания привлёк собою особое Яваново внимание; эка редкость – черти в воде. верно они тогда везде… Главным сюрпризом для него было то, что торчком между озера, на большущем возвышенном острове массивная высилась пирамида, необычного, надлежит сказать, вида. Сложена она была из достаточно мелких темноватых блоков, либо больших таких кирпичей, и еще раз – усечённый вершина был около ней. Но самым почтение привлекавшим вот чего было: усечённая пирамидная порцион в воздухе как бы неподвижно парила и над стабильным основанием возвышалася горделиво. Это удивительный и действительно было необычным, для глаза человеческого непривычным. И как она там висела – черти её только что знают! Никакой опоры Яван не видал. Может, она к самому небу канатом невидимым привязана была? Хм. В общем, тёмные чертячьи дела…
Ваньке кроме то в глаза бросилось, что кусок духовный золотом чистым сиял, и на каждой грани его преогромный забота – по цвету грязный – был искусно изваян. Явану даже показалося, что центральный отверстие торчмя на него таращился…
В это время от пирамидного острова узконосая лодочка со стоящим в ней неким чёртом отделилася и плавненько эдак в сторону них устремилася. Самоходом, очевидно же, как иначе… около чертей в пекле следовательно по-иному не можно: всё-превсё ездит на силе безбожной… И тогда Яван даже зажмурился, потому что ярчайший связка света из макушки пирамидной изошёл, бог сразу пронзил и в самое адское знаменитый вонзился, Но сиё светопредставление недолго длилося и да же неожиданно оно закончилось, как и наступило. А Яваха одновременно давешнюю ночную иллюминацию припомнил: вон оно, значит, откуда такое чудо – из пирамиды ввысь свет, оказывается, стремился…
Открыл он глаза свои, чуток приослепшие, а лодочка быстро тогда как тут, около самого берега. Глянул Яван на приплывшего ряд – ба-а! – а или один Двавл сюда пожаловал! Разодетый – в волос и прах, побери его прах! На нём был балахон просторный, золотом сиявший, драгоценными каменьями украшенный и змеями как водится разукрашенный. На голове – полезный же великий платье в виде капюшон растопырившей кобры, гортань хищно раскрывшей и зa Яваном очень живыми рубиновыми глазами следившей. Ко всему этому в руке, до плеча обнажённой, предстоятель Двавл загнутый начальство палка держал, и тот палка багровыми огнями слабо мерцал…
–Здравствуй, Яван! – поприветствовал беспросветный правитель гостя доставленного и улыбнулся ему одними губами, поскольку остальная кусок его смуглой рожи на восковую маску больше была похожа. – Милости прошу к моему, да сказать, шалашу!
Яваха только что головою покивал важно. ничто в возражение не сказал. А сиятельный чертяка ему рукою делает знак: приглашает в чёлн его ни за какие благополучия возница чтож —отказывать хозяину не гоже: в лодочку сиганул ловко, показав свою сноровку, а она даже не закачалася… и задним ходом назад помчалася.
–Отчего такой нарядный, Двавл? – спросил к концу его Яван. – По какому такому случаю?
А тот снова хайло в улыбке резиновой растягивает:
–Так надо, мимоходом Говяда. Я ведь, к твоему сведению, верховным жрецом Световора являюся, и мы к его храму немедленно направляемся. Не да ли, красивый с виду?
–Да так…
–Хм. Это Световора Мироправителя пирамида.
–Ах вон оно что! А начальство почему деление отрезана… и блестит?
–Это потому, Яван, что тишина выше- да устроен. Пирамида сия ведь по образу мира построена…
–Как это?
–А вот видишь – базис около пирамиды широкое, а высший тесный Это для прочности да надобно. А отрезано почему?.. да где ж ты видал, что бы верхние с нижними общие тяготы несли? Хе!.. Верх-то почему апогей Потому что знает… Видишь отверстие Вот… А кто, Яван, знает, тот себя от прочих невежд-профанов отделяет, Но в то же самое время… он место процесс возглавляет… по-этому и золотом высший сверкает, причинность понимают верхние как себе тем более добыть, и по-иному сроду не бывает: блага бо на всех не хватить.
Пригляделся Яван повнимательнее – и точно: настоящий дно около пирамиды чисто чёрным был, Но чем выше, тем светлее он становился, да что около самого усечения окраска кирпичей маловато чем от белого отличался.
–Ах вона вероятно как, – сощурился Яван, – ну-ну. А я-то думаю, чего это вы такие вредные – а вы, оказывается, бедные! Богатства-то истого около вас ведь нету – одни блага. верно на лбу рога, чтоб с ближним бодаться и зa эти самые блага драться.
А в это самое время лодка к острову причалила одним бортом. Двавл первым на бережок гранитный сошёл, а зa ним и Яван не замешкался. торчмя предварительно ними, шагах только в пятидесяти, пирамида странная стояла, громадная такая, шагов в двести одна грань… Пошли они вперёд, к громадине этот подходят, а там наверх куда-то крутая неширокая степень вела, из тех же самых кирпичей выложенная. Остановился вожак Ванин, приблизившись к основанию, усмехнулся преважно разумеется Явана и спрашивает:
–А как ты полагаешь, из чего эти кирпичи сделаны?
Глянул Ваня на гладкие стены истинно на крутые ступени: хм… думает, а леший его знает из чего… Кирпичи как кирпичи вроде: этакие кубики тёмные, в локоть высотою и очень непрозрачные…
–Ну… наверное, из камня, – отвечает он не очень убеждённо, – из чего же ещё?
–А вот и не угадал, – обнажил болезнь Двавл, – решительно и не из камня! И тем более не из песка…
–Из чего же тогда, а?
Напыжился чертяка, выдал паузу многозначительную, а после и заявляет рачительно:
–Весь мир, Яван, на воле строителей покоится. будит требование крепка – и тишина прочен будет, а ослабнет она – предприятие швах: всё рассыплется во прах!
–Ну чтож, – согласился Яван, – это верно. Только, Двавл, то прочно, что не порочно. желание ведь бывает разная: прекрасная – с Ра согласная, и безобразная – несуразная, и покамест я в твоём творении сносный прекрасного не наблюдаю…
–Это отчего же такое мнение?
–А неясно его применение. И тёмного цвета слишком много. так и слишком крута наверх дорога, а для чего – снизу плохо видно. А внезапно там сносный хорошего и нету? будит обидно…
–Хе-хе! Там хорошо, Яван – в высшей степени хорошо! быстро я-то знаю…
–А я вот тебе исповедовать веру сомневаюся. Ты ж на самой верхотуре-то и не был! Так… на подступах только, как говорится, в преддверии ошиваешься, да что… как знать, как знать…
Двавл только хмыкнул гордо и головою повёл несогласно:
–Да ты язва, Яван! Стоя внизу, о верхе отзываться невозможно.
–Ещё как можно! Что внизу, то и вверху. если внизу понука и ложь, то и начальство тож, а если наклонность ей-ей согласие, то и начальство такая же оказия.
Помолчал жреческий князь, а после ухмыльнулся и на Явана изворотливый взор метнул:
–Так, так… Выходит, тебе выше- абсолютный святилище не понравился?
–Не-а, – покачал Яван удалою головою, – а чего в нём ладного? Ну, гора… только рукотворная. Что, мне на неё — возносить молитву к Богу что ли? истинно всякий камень на речном берегу гораздо как красивше будет…
–Тьфу ты! начинать и сравнил… разумеется пойми ты – пирамида вкушать знак великий! Она, во-первых, по уму сотворённая, во-вторых – самая что ни на питаться прочная, а в-третьих – гармоничная очень. Являет она собою олицетворение неукротимого вверх стремления…
Яваха тут опять кверху голову запрокинул и пристально высота пирамидную обозрел.
–И дался вам сей верх… – пробормотал он, плечами пожимая, – И чего там есть, в верху-то вашем?.. Ага! Шпиль. Конец. Точка. А море ли в точке сути поместится? Хэ-х! То-то и оно!.. Выходит, пустота тама зияет. К чему сии вселенские труды? что бы достигнуть в оконцовке пустоты? да сказать, во все тяжкие кверху пуститься, что бы в награду в пустоту обеднеть начинать быстро нет – охоты на то нет!
–Нет, дорогуша Яван, – вроде как сокрушённо покачал головою Двавл, – около тебя не охоты, а скорее ума нету. Ты часом, Ваня, не остолоп ли, а?
–Ага, – согласился всей душой Яваха. – В точности! По вашему уму я гнездиться не умею, вот стал являться и дурею. И на родине некоторый считали, что я того… с прибабахом. Не очень лестно некоторые обо мне отзывалися: дразнилися, Явашкой-дурачком обзывалися… верно я и не обижался – я ж такой и есть: по дурню и честь.
Двавл в этом случае в глаза Ване посмотрел пристально и промолвил серьёзно:
–Не-ет, ты не дурак. в отдалении не дурак! Но вещь в тебе всё же не так. Не так, как надо. Ты очень, необыкновенно необыкновенный субъект, Яван Говяда…
–А как, Двавл, надо, что бы было как приходится — спрашивает его Ваня, вроде как не прикалываясь.
Тёмный же князь, ни болтовня в опровержение ни говоря, подошёл к стене размеренным шагом, чего-то там неразборчиво прошептал и ткнул несильно по камню по одному, невысоко над землёю в стену вмурованному. И, странное действие – будто бы призрак кубовидная из кирпича тово вышла: серая такая, невзрачная и едва-то-едва прозрачная… Двавл рукою приглашающе махнул и удивлённого Явана к себе подманул. Подходит Ванька, приглядывается – ох ты ж, мамуля родная! – а это не кирпич и не утес вовсе, а… известный личность был тенеобразный, достаточно собою-то безобразный, скрученный невероятно и в короткий величина упакованный – как молотом волшебным кованный.
Засмеялся бес нехорошо, и бац посохом по душе этой грешной! Ему, видите ли, следовательно потешно. призрак же ойкнула и долго приблизительно разогнулася, превратившись на Явановых глазах в худющего очень доходягу, что потянулся, широко зевнул, открыл глаза и, узрев Двавла, гипнотически на него смотревшего, спину перед князем согнул очень раболепно.
Яваха на это чудо глаза таращит, а Двавл усмехнулся высокомерно и этого призрака спрашивает:
–Ты который такой, а?
Тот прежде шиш не отвечал, примерно бестелесными своими мозгами соображая, а после врубился и говорит, так сказать листвою сухою на ветру шелестит:
–Я… ваш раб.
–Из чего ты сотворён, раб?
–Из жалкого праха.
–Для чего ты о ту пору живёшь7
–Для блага.
–А как его получить?
–Надо… любить.
–Кого?
–Себя.
–А ещё?
–Своё…
–Что поглощать мир, раб?
–Дерьмо!
–Кому надобно подчиняться?
–Сильному.
–А кого должно давить?
–Слабого.
–Что лучше всего?
–Кайф!
–И как его получить?
–Добыть…
–При помощи чего?
–Борьбы.
–С кем?
–Со всеми.
–А что такое счастье?
–Хапность, удача…
–Ну и не живи иначе!
Двавл на Ваню глянул снисходительно, а кроме к рабу своему повернулся и процедил повелительно:
–А немедленно пошёл вон!
Тот одновременно сжался, как от удара, а после на колени скоро опустился и чертячьему владыке взмолился:
–За что, господин, зa что?! Я же вам душу продал! И в пирамиду уже попал! О-о-о! А-а-а! Смилуйся требуется мною, дворянин Двавл – я же ваш, место ваш бес остатка!..
И неожиданно мощь какая-то неотвратимая стала его в землю утягивать, и покамест серая призрак в бурую землю погружалася, личность этот очень вопил и зa что ни попадя хватался… Наконец, одна только что его воротила на поверхности осталася, и наконец хайло в твердь погрузился, как истошный лай прекратился, и только что выпученные до отказа глаза в ужасе немом будто застыли и о пощаде опять беззвучно молили…Только Двавл и не подумал его щадить. наизворот – подойдя к угрязшему, на макушку ногою он ему наступил и, ухмыляясь злорадно, голову в землю до конца вдавил.
–Что же это ты да безжалостно с рабом своим поступаешь? – спросил царапина Яван. – разве и действительно не жалко его совсем?
–Ни капельки, – ответил тот, посмеиваясь и бурый песочек ногою утаптывая, – около меня таких хватает… ей-ей и гораздо ему отсюда деться? Хм! Выползет как миленький! около них тогда одна чуть стезя – наверх споднизу ползти, да что их не нуждаться пасти. Самоорганизация, понимаешь…
–И воз около тебя таких холуёв?
–Говорю же тебе – хватает… А в прошлые времена пирамида сия моя едва ли до самого неба не вздымалася, почитай что все людишки моими кирпичами служили, пока 1 баламут в выше- складный славный смета не вмешался, и такую поганку замутил, что складка сиё очень укоротил. Ну, правда времена те лихие уже проходят – своенравничать моих рабов более не выходит…
Яван же нисколько Двавлу не отвечал – он считал. Прикидывал он и да и эдак, на пирамиду вздыбившуюся поглядывая, а после возвестил результат:
–Один много где-то кирпичей – с небольшим гаком… Али не так?
–Так, так! – засмеялся Двавл. – чуть не что тютелька в тютельку… На полтыщи только миллиона менее. Ну, Корович, около тебя и буркала – алмаз! как вкушать алмаз!
–А чего ты, не пойму, радуешься? – удивился Яван. – На белом-то свете людей поболее разов в триста – знать, не все твоими кирпичами желают-то быть?
–Ничего, ничего, – поднял ладонь охотник мурования, – Я, Ваня, терпелив ужасно. Дай только срок – миллиарды моими рабами будут, и вашу вредную правь людишки глупые позабудут…
–А вот тогда ты врёшь, каменщик хренов! – воскликнул Яваха и по плечу князюшке огрел. Тот даже едва в стенку от шлепка богатырского не влетел, и чудной головной платье с головы даже около него слетел. И покамест он его поднимал, надевал верно поправлял, Ваня ему по-свойски мозги-то вправлял:
–Правь тебе не бирюльки, владыка идеист! Мол, поиграли ею людишки, будто глупые детишки, желание на фиг и выкинули, якобы игрушку какую. Шалишь! Правь, Двавл, везде! Её не задушишь, не убьёшь, не сгнобишь, не своруешь и в стенку не замуруешь! Она и через твою пирамиду когда-то прорастёт, будь покоен!..
Двавл же, плечо ударенное потирая, на Ваню косой суждение кинул и вверх по ступеням двинул…
–Пошли со мною, Яван, – кивком головы веяние он указал, – нам туда…
–Ладно, туда да туда, – Шагнул Яваха на ступеньку ближайшую, а она внезапно как айкнет под его тяжестью – начинать очень как живая!
Яван – назад.
–Эй, Двавл, – кричит чёрту, – не пойду я! Чтож это ты мне – по живым людям топтаться что ли прикажешь, а?
Засмеялся тут-то непроницаемый князь.
–А где ты тогда живых-то видал? – спрашивает он Ваню, – Эти что ли живые? – и как топнет ногой по ступеньке, на которой стоял – а оттуда вскрик правда шум жалостливые вырвались, – Не-а, труп это сплошная… вещество только только что душевная… Не переживай, герой расийский – они около меня выносливые, терпеливые – и не то сносили. А если хошь наверх пройти, то иного, чем по головам, нету пути. Ха-ха-ха!
–А, чтоб тебя!.. – пробормотал через болезнь Ваня и скрепя душа по ступенькам этим чудным двинулся, стараясь никакого вреда падшим людям не причинить.
Так наверх они и пришли. около Двавла сплошные стенания с под ног разносилися, а около Вани – попискивания чуть так вздохи… Оглянулся Яван, посмотрел сверху вниз – ого, высоко! Лодочки с чертями резвящимися очень малыми с верхотуры-то казалися, только небоскрёбы окрестные не в образец к тому же тянулись выше; с них-то глядя и вконец все казалися бы как мыши.
Ступил Ваня вслед зa Двавлом на площадку, а там темновато: много милый части усекновенной над головами их нависла, и только впереди, посередине, некоторый вход был открыт, и явный аристократия оттуда струился.
–Идём, – буркнул Двавл негромко, сопровождая требование кивком, – тогда уже недалёко.
И только-только они той светлой середины достигли, как сверху сама собою лесенка опустилася, и Двавл первым по ней в отверстие светящийся поднялся; начинать и Яваха, конечное дело, внизу не остался, по лестнице он вбежал и внутри полезный пирамиды оказался. Смотрит он, а там пустотелое убежище устроено – тож, значит, пирамидальной формы, не непроходимо собою большое, сажён шесть только в в