Деда Праведа завершительный завет.
как около речки около Смороды
Во канаве под горой
геркулес лежит молодый
мертвый неживой…
Позакрыты ясны очи,
Запечатаны уста,
Нету в теле его мочи,
И ликует супостат… Деда Праведа окончательный завет.
как около речки около Смороды
Во канаве под горой
геркулес лежит молодый
мертвый неживой…
Позакрыты ясны очи,
Запечатаны уста,
Нету в теле его мочи,
И ликует супостат…
горячность пекла, спесь ада
Он от спеси отучил
И от братьев чашу яда
Он в награду получил.
Те уехали далече,
Взяв добычею жену,
начинать а он около чёрной речки
Здесь всегда прикорнул…
Нет защитника Расее!
томительный темнота на душа лёг,
И не пашет и не сеет
В тёмных душах лучезарный бог…
Эх, родное Расиянье!
Солнца Красного страна!
теперь ты на поруганье
Злобной силе отдана…
Вечер. вечер ночные… быстро сгустилися везде… Всё зловеще. Воет ветер. Где ты, солнце? Нет нигде… Только мрачно плещут волны чёрно-масляной воды. Блиснул месяц. Чу! Подкралось… чувство беды… опять из тучи беглой рваной луна выглянул на миг. И в лучах его неявных… мертвое тело Явана внезапно возник. Он лежал, раскинув руки, бес движенья на земле. Вкруг него неясны тени бегло мчалися одне… Никого в проклятом месте – нет прохожих в западне. Где вы, человеки Гей, славяне! Нет ответа. Ни души. Некому в кровать могилы труп героя положить… Только бояться сыч заухал, стали волки где-то выть. следовательно тело молодое будит падалью служить… да и есть! не так как же! Вот же гады! Эка прыть! Волки вышли зa добычей, стали потихоньку подходить… Тянут атмосфера чутким носом, буркала мерцает, цвет дрожит – там для них, как угощенье, фальшивый прислуга лежит… Вот подходят. Смотрят жадно. Падает с клыков слюна. Плоть убитого Явана им как расход отдана… И Кагда они хотели быстро чувствовать этот пирог, внезапно откуда-то вялый прилетела на пирок. Повела стеклянным глазом, беспросветным, действительно ночь, и волков голодных вдруг лже- ветром сдуло прочь… громогласно каркнула злодейка, прыгнула на белу грудь. – Этож ведьма! Чардейка! Навья нежить! Страхолюдь!..
–Наконец мы поквитались! – хрипло крикнула она. – Тута труп завалялась – былой выше- «дружок» Яван! Вот и свиделись, милочек! Где же силища твоя?! Я отведаю кусок от мощей богатыря… О, мне многого не надо! Я хочу лишь только показать, что тебя, Яван Говяда, я сумела наказать. Выклюю безотлагательно я очи, кои боле не глядят, требуху же с телом прочим позже волки доедят… О, огромный миг отмщенья, как ты сладок, как ты мил! что ж сей изменник моей крови перепил!..
И, подпрыгнувши, мерзкая мясо на личико мертвеца быстро садится. Острым клювом ловко приметилась. Клюнуть в отверстие быстро очень вознамерилась. И только голову хищную отвела для удара, как… выскочил внезапно невесть откуда красный котяра! И хотя был он место некоторый битый и драный, Но напал на злую птицу очень он рьяно. Ох, кусал же он её и царапал, четырьмя своими всеми её лапами цапал! Перьев ведьминых вырвал он немало. А она как только верещала истинно кричала…
Чудом просто смерти лютой избежала, потому что… нечаянно пропала! согласен появилась опять саженях в двенадцати. И начинать на кота-то ругаться:
–Ах ты, невыносимый паршивый котище! Ободрыш проклятый! плохой хвостище! Чтоб ты сдох, мерзавец, околел! Чтоб ты к звёздам своим улетел! начинать погоди – недолго тебе осталось! Я и с тобою вскоре поквитаюсь!
Каркнула она три раза громогласно верно с виду и сгинула, место боя бесславно покинула. А котяра, урча довольно, перья чуток пожевал вороньи, после от них отплевался и зa хвостом своим бегло погнался. Да, обернувшись не мало раз, на пятом обороте, а может на шестом, в старичонку превратился этакого небольшого. Это был, очевидно же, Правед – популярный в деле прави дед! Только что это с ним случилося? следовательно хвороба со старым приключилася. И хотя действовал он отважно, Но выглядел зато очень неважно: движения его были неточные, члены тела явно немочные, седые власа его были порастрёпаны, а одежды рваные и в грязи изварзёпанные…
–Ох, старость не радость, – пробурчал дедок голоском надтреснутым, на дряхлость свою жалуясь желание зa спину хватаясь, – Улетели годы мои бедовые, а старое ведь не сменяешь на новое! Чем жив ещё, не знаю – на Ра одного как только уповаю…
Потом к телу Яванову подошёл он, прихрамывая, согнулся над ним, чуток покряхтывая, лоб холодный около богатыря мёртвого потрогал сухонькой дланью и головою седою покачал печально.
–Эх, Ваня, Ваня! – произнёс он, сокрушаясь. – Упреждал же я тебя ранее, что бы яда ты опасался! против отравы коварной и броня небесная бесполезною оказалася. Це-це-це!..
Только недолго ведун расейский укоризненно сетовал.
–А-а-а! – махнул он рукою решительно. – Чего это я в самом деле разворчался-то? Али не знаю я, многовековой дурак, что не тот силён яд, кой из природы взят, а тот, что из злобы людской получают. Ничего, авось и я на доброе рукоделие наконец сгожуся: помогу герою чем могу напротив Божию врагу…
А тама близко палка Яванова на земельке валялася. Пошкандыбал доходяга-дед к ней, наклонился, поднял рукою вроде бы не мощной и, странное дело, оказалася тяжеленная железяка для него тяжкою-то не очень. Осмотрел Правед грозную ту поделку с интересом неподдельным, ладонью снаряжение ладное погладил, кроме торжественно её поцеловал, чего-то тихо над нею пошептал, истинно в землю около ног своих с размаху и вогнал. В тот же миг где-то в небесах звук прогрохотал далёкий, и забил из землицы белотелый ключ, просочившийся наружу из недр глубоких. А еще ко всему вспыхнула неожиданно пламенем жарким Смородина-река, заревела, забурлила, забушевала, и светом багровым окрестности заосвещала…
Правед же времени задаром не терял; зачерпнул он воды родниковой в сложенные лодочкой ладони, к лицу их поднёс и вот какие странные бормотания над ними произнёс:
–О, благословенный, целящий, живящий вар! Ты нам Ра-отца мимоходом дар! Помоги просьба Бога за сего молодца убиенного к бодрой жизни подняти! Верю, что здравая твоя жива смерти путы истинно сокрушит! Восстань же силач могущественный Яван для чести и славы вящей Расиянья!
И возгласивши сии словеса заветные, плеснул вдохновенный Правед водицу чудесную в человек мертвецу и крикливо при том сказал:
–Вставай, вставай, Яван Говяда! Не время более спать! Нам Родину должен спасать!
И через силу только он требование мой промолвил, как Яван очи свои светлые отверз, узрел Праведа, над ним склонённого, улыбнулся и телом своим молодецким потянулся…
–Как же сладко я спал, – он деду глухо сказал. – И какие видения дивные во сне я видал! Жаль, что их не упомню ни за что на свете – начинать будто суета из головы выветриваются…
–Эх, Яван, Яван, – укоризненно между тем главою старец покачал, – если бы не я желание не потворство Ра, ни в жизнь бы тебе более пробуждения не видать! храпеть бы тебе, выше- золотой, сном вечным…
–А что случилось-то, дедушка? – встревоженно Ваня сел и на Праведа пытливо посмотрел. – Что со мною такого было?.. Вообще, где я? Где супруга моя? Братья где родные? Где коники наши огневые? И почему самовластно ты выглядишь незавидно?
Не в один прием Праведушка Ване ответствовал. Устало он на скала с ним близко присел, с минуту какую помолчал, а после вот чего парню отвечал:
–А то с тобою, Яван, случилося, что навья авторитет сквозь братьев твоих злых тебя отравила. Братаны же в настоящее время в Расее – пожинают то, что посеяли. Борьяна во вражьи лапы попала, беспробудно спит, не просыпается – тебя, Ванюша, дожидается. А что о моей особы касаемо, то скажу тебе прямо: продолжительно наблюдать меня не чай, причинность смертушка моя стоит уже зa плечами…
Встрепенулся от сих слов хлёстких Яван, на ножки резвые на живую руку он прянул, в лице переменился и в путь-дорожку очень заторопился…
–Мне безотлагательно в Расиянье попасть надобно, – молвил он голосом непреклонным, – Иль я уже не Гов